Найти в Дзене

Мам, не пей из этого стакана, новый папа туда что-то подсыпал.

Светлана вплыла на кухню на волне какой-то совершенно детской, давно забытой радости. Вечер пятницы, за окном лениво сыпал снег, укрывая серый город пушистым белым одеялом, а дома пахло уютом, яблочным пирогом и еще чем-то неуловимо мужским – терпким ароматом одеколона Глеба. Он стоял у плиты, в ее дурацком переднике с надписью «Главный по тарелочкам», и помешивал что-то в кастрюльке. Широкая спина, уверенные движения – в нем все дышало спокойствием и надежностью. Тем самым, по которому она так истосковалась за шесть лет одиночества. – Ух ты, а что это у нас тут? – Света обняла его со спины, прижалась щекой к теплой клетчатой рубашке. – Я же пирог испекла, думала, хватит. Глеб обернулся, вытирая руки о полотенце. Его глаза, серо-голубые, как зимнее небо, улыбнулись ей раньше, чем губы.
– Это глинтвейн. Безалкогольный, конечно. Для моих любимых дам и кавалеров. Тебе с корицей и апельсином, а Кирюше – с яблоком и медом. Погода располагает. Он был таким. Внимательным до мелочей. За те чет

Светлана вплыла на кухню на волне какой-то совершенно детской, давно забытой радости. Вечер пятницы, за окном лениво сыпал снег, укрывая серый город пушистым белым одеялом, а дома пахло уютом, яблочным пирогом и еще чем-то неуловимо мужским – терпким ароматом одеколона Глеба. Он стоял у плиты, в ее дурацком переднике с надписью «Главный по тарелочкам», и помешивал что-то в кастрюльке. Широкая спина, уверенные движения – в нем все дышало спокойствием и надежностью. Тем самым, по которому она так истосковалась за шесть лет одиночества.

– Ух ты, а что это у нас тут? – Света обняла его со спины, прижалась щекой к теплой клетчатой рубашке. – Я же пирог испекла, думала, хватит.

Глеб обернулся, вытирая руки о полотенце. Его глаза, серо-голубые, как зимнее небо, улыбнулись ей раньше, чем губы.
– Это глинтвейн. Безалкогольный, конечно. Для моих любимых дам и кавалеров. Тебе с корицей и апельсином, а Кирюше – с яблоком и медом. Погода располагает.

Он был таким. Внимательным до мелочей. За те четыре месяца, что они были вместе, он запомнил все: что она пьет кофе без сахара, но любит сладкие духи, что Кирилл терпеть не может вареный лук, а по воскресеньям они оба любят валяться в кровати до обеда и смотреть старые мультики. Он не просто вошел в их маленькую семью, он как-то незаметно и органично встроился в нее, заполнив собой все пустоты и острые углы. Даже Кирилл, ее семилетний сын, ее строгий маленький мужчина, который поначалу смотрел на Глеба с колючим недоверием, кажется, оттаял. Последнюю неделю они вместе собирали какой-то сложный конструктор, и с той стороны двери доносился то тихий мужской разговор, то взрывы хохота.

Сердце Светланы таяло. Неужели это оно? То самое женское счастье, о котором пишут в книжках и показывают в кино? После развода с отцом Кирилла, который просто в один день собрал вещи и уехал в другой город строить новую жизнь без них, Света поставила на себе крест. Вся ее жизнь сосредоточилась на сыне и работе в аптеке. Смены, таблицы, рецепты, вечно больные и недовольные люди. А потом в ее аптеку зашел он. Просто за средством от простуды. Слово за слово, улыбка, комплимент… Она и сама не заметила, как оставила ему номер телефона.

– Земля вызывает Свету! – рассмеялся Глеб, помахав у нее перед лицом ладонью. – Ты о чем так задумалась, родная?

– О том, как мне с тобой повезло, – честно ответила она и поцеловала его в колючую щеку.

– Это мне повезло, – серьезно ответил он. – Ну-ка, садитесь за стол, господа, напиток готов.

Он разлил горячую ароматную жидкость по большим стеклянным стаканам. Один, с долькой яблока, поставил перед Кириллом, который как раз выскочил из комнаты. Второй, с кружочком апельсина и палочкой корицы, подвинул к ней.

– Пей, пока горячий, согреешься.

Светлана взяла в руки теплый стакан, вдохнула пряный аромат и уже поднесла его к губам, как вдруг почувствовала легкий толчок под столом. Она опустила глаза. Кирилл сидел на своем стуле, съежившись, и смотрел на нее огромными, полными ужаса глазами. Он едва заметно покачал головой и одними губами, почти беззвучно, прошептал:
– Мам, не пей из этого стакана. Новый папа туда что-то подсыпал.

Светлана ошалела. Мир качнулся, аромат корицы и апельсина вдруг стал удушливым, а уютная кухня показалась враждебной и чужой. Что? Что он такое говорит? Детская ревность? Фантазии? Она посмотрела на Глеба. Тот с улыбкой отрезал себе кусок пирога, абсолютно спокойный и расслабленный. Потом посмотрела на сына. Он не врал. Она знала своего ребенка. Таким испуганным она видела его лишь однажды, когда он потерялся в торговом центре.

Руки задрожали. Стакан грозил выскользнуть.
– Ой! – вскрикнула она, как можно натуральнее изображая неловкость, и резко дернула рукой, опрокидывая стакан на стол. Темно-красная жидкость растеклась по клеенке, заливая салфетки и тарелку с пирогом. – Вот же я неуклюжая! Прости, Глеб, я сейчас все уберу.

– Да ничего страшного, с кем не бывает, – он тут же подскочил, схватил тряпку. – Главное, что ты не облилась. Я тебе сейчас новый налью.

– Нет-нет, не надо, – поспешно отказалась Света, а сердце колотилось где-то в горле. – Я что-то уже и расхотела. Наверное, просто чаю выпью. Зеленого.

Она суетилась, вытирала лужу, гремела посудой, а в голове стучала одна-единственная мысль: «Что происходит?». Она старалась не смотреть ни на Глеба, ни на Кирилла. Она чувствовала на себе их взгляды: один – недоумевающий и заботливый, другой – испуганный и умоляющий. Весь остаток вечера прошел как в тумане. Света сослалась на головную боль от усталости и рано ушла в комнату. Уложив Кирилла спать, она долго сидела на его кровати, гладя его по волосам.

– Кирюш, – прошептала она, когда убедилась, что Глеб в ванной и не может их услышать. – Расскажи маме. Что ты видел? Только честно.

Мальчик сел на кровати, его маленькое личико было серьезным и взрослым.
– Я вышел из комнаты попить воды, а вы на кухне разговаривали. Дверь была не до конца закрыта. Он спиной ко мне стоял, думал, что я не вижу. Он достал из кошелька маленький бумажный пакетик, как от сахара в кафе, и высыпал тебе в стакан. А потом размешал. А в свой и в мой не сыпал. Мам, он плохой?

Светлана крепко обняла сына.
– Я не знаю, солнышко. Я не знаю. Но спасибо, что сказал мне. Ты мой самый лучший защитник. Теперь спи, а я во всем разберусь. Обещаю.

Но уснуть она не смогла. Она лежала рядом с Глебом, который спал глубоким, ровным сном, и смотрела в потолок. Его рука лежала у нее на талии, и то, что еще утром казалось ей символом защиты, теперь ощущалось как тяжелая цепь. Что это могло быть? Какое-то лекарство? Снотворное? Зачем? Чтобы она крепче спала? Бред. Мысли путались, одна страшнее другой. А может, Кирилл все выдумал? Может, ему показалось? Дети – большие фантазеры. Но тот ужас в его глазах… он не был выдуманным.

Утром она проснулась с тяжелой головой, но с четким планом действий. Она должна все проверить. Незаметно.
– Глеб, милый, ты не мог бы сходить в магазин? – попросила она за завтраком, улыбаясь так широко, как только могла. – Что-то молока нет, а я хотела сырники сделать. И творога захвати, пожалуйста.

– Конечно, родная, без проблем, – он с готовностью чмокнул ее в щеку. – Вам со сметаной или со сгущенкой?

– И с тем, и с другим, – пропела она.

Как только за ним закрылась дверь, она бросилась к его куртке, висевшей в прихожей. Сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно на лестничной клетке. Она нашарила в кармане кошелек. Дрожащими пальцами открыла его. Деньги, карточки, визитки… И вот оно. В потайном отделении, за водительскими правами, она нащупала его. Маленький, сложенный в несколько раз бумажный пакетик без опознавательных знаков. Она осторожно развернула уголок. Внутри был мелкий белый порошок, похожий на растолченную таблетку. Она отсыпала буквально несколько крупинок на ладонь, завернула их в крошечный кусочек фольги и сунула в карман своего халата. Пакетик она аккуратно сложила и положила на место.

Вся эта шпионская операция заняла не больше минуты, но Света чувствовала себя так, будто разгрузила вагон с углем. Она успела как раз вовремя. Вернулся Глеб, улыбающийся, с полным пакетом продуктов.
– Вот, принимай хозяйство. Я там еще твой любимый йогурт взял.

Он был само очарование. И от этого становилось еще страшнее.

В понедельник на работе она не находила себе места. Работа в аптеке давала ей некоторые возможности. У них была небольшая лаборатория, где провизоры иногда готовили лекарства по рецептам. Светлана дождалась обеденного перерыва, когда ее напарница, Ольга Петровна, женщина в возрасте, но с острым умом и добрым сердцем, ушла обедать. Света достала свою драгоценную фольгу. Она не была химиком, но знала базовые реакции. Она развела крупинку порошка в воде и капнула туда реактив из аптечки. Она не знала точно, что ищет, но надеялась на хоть какую-то реакцию. Ничего. Порошок просто растворился.

– Светочка, ты чего такая бледная сегодня? Случилось что? – Ольга Петровна вернулась с обеда раньше обычного.

Света вздрогнула и чуть не выронила пробирку. Она хотела отмахнуться, сказать, что все в порядке, но внезапно поняла, что больше не может держать это в себе. Ей нужен был совет, взгляд со стороны.
– Ольга Петровна, я… я не знаю, как сказать. Вы подумаете, что я сумасшедшая.

И она рассказала. Все. Про слова Кирилла, про пакетик в кошельке, про свой страх. Ольга Петровна слушала молча, не перебивая, только ее тонкие губы сжались в строгую линию.
– Так, – сказала она, когда Света закончила. – Сумасшедшая – это та, что отмахивается от слов собственного ребенка. Дети, они как животные, нутром фальшь чуют. Порошок говоришь? Белый? Без запаха?

– Да, – кивнула Света.

– Это может быть что угодно. От безобидной аскорбинки до… чего похуже. Просто так в лаборатории мы ничего не определим. Но у меня есть знакомый один, эксперт-криминалист, на пенсии уже, но голова светлая и оборудование кое-какое дома осталось. Давай-ка ты мне этот свой порошочек. Постараюсь узнать, что за дрянь. А ты пока делай вот что. Будь с ним как обычно. Ласковая, заботливая. Ни тени подозрения. Наблюдай. Слушай. Запоминай. Мужики, когда уверены в своей безнаказанности, очень болтливы бывают. Особенно про деньги и про планы.

Совет Ольги Петровны был как спасательный круг. Теперь у Светы снова был план, а это было лучше, чем просто сидеть и бояться. Она стала внимательнее. И очень скоро начала замечать то, на что раньше не обращала внимания, ослепленная влюбленностью.

Он часто говорил по телефону, выходя в другую комнату или на лестничную клетку. Если она входила, он тут же сворачивал разговор фразой: «Ладно, давай, я перезвоню». Раньше она думала, что это по работе. Теперь это казалось подозрительным.
Однажды она услышала обрывок фразы: «Да не торопи ты меня, все идет по плану… Скоро эта курица сама все подпишет…». Света замерла за дверью, похолодев. Курица? Это он о ней?

Он стал все чаще заводить разговоры о ее однокомнатной квартире.
– Светлан, а тебе не тесно тут с Кириллом? – как-то невзначай спросил он вечером, когда они смотрели телевизор. – Однушка, все-таки. Мальчик растет, ему скоро своя комната понадобится.
– Тесновато, конечно, – согласилась она. – Но на что-то большее у нас денег нет. Эта от бабушки осталась, и слава богу.
– А если продать эту и взять ипотеку? Я бы помог, у меня есть кое-какие сбережения. Купили бы хорошую двушку в новом районе. Представляешь, у Кирюхи своя комната, у нас – своя спальня.
Раньше Света растаяла бы от таких слов. «У нас», «наша спальня»… Он говорил о совместном будущем. Теперь же за этими словами ей виделась холодная расчетливость. Он прощупывал почву.

Он стал интересоваться ее работой, зарплатой, спрашивал, есть ли у нее какие-то накопления. Все под соусом заботы, конечно. «Ты так много работаешь, может, тебе стоит откладывать на отпуск? Давай я помогу тебе с этим, у меня друг в инвестициях работает, может подсказать, куда выгодно вложить».

Самым страшным было продолжать играть роль счастливой и любящей женщины. Приходилось улыбаться, когда хотелось кричать. Обнимать человека, которого ты начинаешь бояться и ненавидеть. Целовать его, чувствуя вкус лжи на его губах. Она делала это ради Кирилла. И ради того, чтобы узнать правду.

Через несколько дней позвонила Ольга Петровна.
– Светочка, есть новости, – ее голос был тихим и серьезным. – Приезжай после работы ко мне, поговорим. Только не по телефону.

Сердце у Светы ухнуло куда-то вниз. Она отпросилась с работы пораньше, оставила Кирилла у соседки, которой доверяла, и помчалась на другой конец города. Ольга Петровна встретила ее на пороге своей уютной квартиры, пахнущей валокордином и пирогами.
– Проходи, садись. Чай будешь?
– Не надо, не мучайте, говорите, – взмолилась Света.

Ольга Петровна тяжело вздохнула и положила перед ней на стол небольшой листок бумаги.
– Мой знакомый сделал анализ. Это не яд. И не наркотик в прямом смысле слова. Это сильнодействующий нейролептик. В микродозах он вызывает сонливость, апатию, заторможенность. Человек становится вялым, ему все безразлично, воля подавляется. Если принимать его регулярно, могут начаться провалы в памяти, спутанность сознания. Со стороны будет казаться, что у человека тихая депрессия или раннее слабоумие. Такими препаратами в некоторых нечистоплотных интернатах усмиряют буйных стариков. И самое главное – в аптеке его можно купить только по строжайшему рецепту, на номерном бланке. Твой Глеб где-то его достает нелегально.

Света смотрела на листок и не могла поверить своим глазам. Значит, он хотел не убить ее. Он хотел превратить ее в овоща. В послушную куклу, которая подпишет любой документ, не задавая вопросов. Продаст квартиру, отдаст все деньги. А потом… что потом? Он бы просто исчез, оставив ее, больную и опустошенную, без жилья и средств к существованию. А может, и вовсе сдал бы в какой-нибудь психоневрологический диспансер, из которого она бы уже не выбралась. От этой мысли по спине пробежал ледяной холод.

– Что… что мне делать? – прошептала она, поднимая на Ольгу Петровну глаза, полные слез.

– В полицию идти. Это покушение на мошенничество в особо крупном размере, плюс причинение вреда здоровью.
– У меня нет доказательств! Только ваши слова и этот листок! А он скажет, что Кирилл все выдумал, а я сумасшедшая! И ведь все поверят ему, он такой… такой правильный!

Ольга Петровна задумалась.
– Да, ты права. С голыми руками идти нельзя. Нужна улика. Что-то, что свяжет его с этим порошком. Или с его планами. Ты должна его спровоцировать. Заставить его проговориться. И записать это.

Вечером Света вернулась домой, чувствуя себя героиней дешевого детектива. Внутри все сжималось от страха, но отступать было некуда. Теперь она боролась не только за квартиру, но и за свою жизнь и рассудок.

Она решила действовать. На следующий день, когда Глеб был в душе, она быстро заглянула в его сумку, с которой он ходил якобы на работу в какую-то «консалтинговую фирму». Среди бумаг она нашла то, что искала. Копия ее паспорта, копия свидетельства о собственности на квартиру. А еще – чистый бланк генеральной доверенности на распоряжение всем ее имуществом. У нее перехватило дыхание. Он уже все подготовил. Оставалось только получить ее подпись.

План родился сам собой. Отчаянный и рискованный.
Вечером она накрыла праздничный ужин. Достала красивые бокалы, зажгла свечи.
– У нас какой-то праздник? – удивился Глеб, выйдя из комнаты.
– Да, – улыбнулась Света. – Я сегодня много думала. О нас, о нашем будущем. Ты прав, нам нужна квартира побольше. И я готова к этому. Я тебе доверяю.

Она видела, как в его глазах вспыхнул хищный огонек, который он тут же постарался скрыть за маской любви и заботы.
– Родная, я так рад это слышать! Ты не представляешь!
– Я даже больше скажу. Я так замотана на работе, все эти юридические тонкости, риелторы… Я ничего в этом не понимаю. Может, ты займешься продажей нашей квартиры и покупкой новой? Я выпишу на тебя доверенность.

Она произнесла это и затаила дыхание. На ее телефоне, который лежал на столе экраном вниз, уже был включен диктофон. Глеб просиял. Он попался.
– Светочка, конечно! Конечно, я все сделаю! Для тебя – что угодно! Я найду лучших риелторов, выберу для нас самое лучшее гнездышко! Тебе вообще не придется ни о чем беспокоиться.
– Я знаю, – тихо сказала она. – Ты ведь обо мне так заботишься. Даже специальные витамины мне в чай подсыпаешь, чтобы я не уставала, да?

Улыбка сползла с его лица. Он напрягся, глядя на нее в упор.
– Что? О чем ты говоришь? Какие еще витамины?
– Ну, беленькие такие. В бумажном пакетике. Ты мне их в глинтвейн подсыпал на той неделе. Чтобы я была спокойнее, наверное. Чтобы легче соглашалась на все твои предложения.

Его лицо изменилось. Ушла вся мягкость, вся забота. Перед ней сидел чужой, холодный и злой человек.
– Ты рылась в моих вещах? – прошипел он.
– А ты собирался превратить меня в безвольную дуру и отобрать у меня все, что есть, – спокойно парировала она. Диктофон писал. Это было главное.

– Ах ты, дрянь! – он вскочил, опрокинув стул. – Думала, самая умная? Да я таких, как ты, десятками разводил! Влюбленные дуры, готовые отдать все за пару красивых слов!

– И где они все теперь? В диспансерах? На улице?
– Не твое дело! – рявкнул он и шагнул к ней. – Отдай телефон!

Но Света была готова. Она схватила телефон и отскочила к двери. В этот момент из комнаты выбежал Кирилл. Он, видимо, все слышал. В руке у него была тяжелая металлическая машинка.
– Не трогай мою маму! – крикнул он и со всего размаху запустил эту машинку Глебу в ногу.

Тот взвыл от боли и неожиданности, схватившись за голень. Этой секунды Свете хватило. Она распахнула входную дверь, вытолкала в проем Кирилла, выскочила сама и, захлопнув дверь, начала судорожно поворачивать ключ в замке. Глеб с той стороны уже пришел в себя и теперь с силой дергал ручку.

– Открой, стерва! Ты об этом пожалеешь!

Света, не слушая его криков, схватила плачущего сына за руку, и они бросились вниз по лестнице, на улицу, в холодную и спасительную темноту.

Первым делом она позвонила Ольге Петровне. Та, не задавая лишних вопросов, сказала им немедленно ехать к ней. Всю ночь Света просидела на кухне у своей спасительницы, слушая, как за стенкой спит ее сын, и прокручивая в голове диктофонную запись. Голос Глеба, полный злобы и самодовольства, звучал как приговор. Ему.

На следующий день они с Ольгой Петровной пошли в полицию. Молодой следователь сначала слушал ее с недоверием, но диктофонная запись все изменила. Когда он услышал чистосердечное признание мошенника, его лицо стало жестким. Заявление приняли.

Возвращаться в свою квартиру было страшно. Но когда Света с нарядом полиции подошла к двери, там уже никого не было. Глеб исчез. Он забрал свои вещи и испарился так же внезапно, как и появился в ее жизни. Наверное, понял, что игра проиграна. На столе в кухне лежал ее дурацкий передник с надписью «Главный по тарелочкам», как насмешливое напоминание о ее слепоте.

Его объявили в розыск. Следователь сказал, что по его базе данных проходит несколько похожих нераскрытых дел в других городах. Обманутые женщины, потерявшие квартиры и рассудок. Теперь у них появился шанс его найти.

Жизнь медленно входила в свою колею. Света сменила все замки. Она еще долго вздрагивала от каждого звонка в дверь и шарахалась от мужчин, похожих на Глеба. Но страх постепенно уходил, уступая место холодной ярости и странной, горькой благодарности. Она была благодарна судьбе за то, что у нее есть Кирилл. Ее маленький, но такой взрослый и мудрый сын. Ее спаситель.

Однажды вечером, спустя пару месяцев, они сидели на кухне и пили чай. Тот самый, зеленый.
– Мам, а мы больше не будем нового папу искать? – вдруг спросил Кирилл, серьезно глядя на нее.
Светлана отставила чашку и посмотрела на своего мальчика.
– Знаешь, сынок, я думаю, нам и вдвоем неплохо. Мы с тобой – самая лучшая команда.

Она обняла его и поняла, что это чистая правда. Ей не нужно было придуманное счастье из женских романов. Ее настоящее, неподдельное счастье сидело сейчас рядом с ней, пахло молоком и печеньем и доверчиво прижималось к ее плечу. И это счастье она больше никому не позволит у нее отнять.

Читайте также: