Суббота обещала быть тихой и ленивой. Антон уехал на дачу к другу помочь с баней, вернется только завтра к вечеру. Соня же, выпив утренний кофе и бесцельно полистав ленту в телефоне, почувствовала прилив деятельной энергии. «Генеральная уборка!» — решила она и, вооружившись тряпками и ведрами, принялась за дело. Она любила их небольшую, но уютную однушку, которую они с Антоном купили в ипотеку сразу после свадьбы и вот уже два года как выплатили последний взнос. Каждый уголок здесь был обустроен с любовью, каждая полочка и вазочка была на своем, годами выверенном месте.
Когда дело дошло до антресолей в коридоре, Соня недовольно вздохнула. Там, в царстве пыли и забвения, хранились старые коробки с обувью, остатки обоев от последнего ремонта и всякий хлам, который жалко было выбросить. Встав на шаткую табуретку, она принялась одну за другой стаскивать коробки вниз. В самой дальней, заваленной какими-то свертками, она нащупала твердую папку для документов. «Странно, — подумала Соня, — я думала, все важные бумаги у нас в комоде».
Любопытство взяло верх. Спустившись на пол, она сдула с папки толстый слой пыли и открыла ее. Внутри лежало несколько листов. Первое, что бросилось в глаза — заголовок, набранный строгими печатными буквами: «Завещание». Сердце пропустило удар. Зачем Антону завещание? Ему всего сорок два, он пышет здоровьем. Она пробежала глазами по строчкам, и сначала даже не поняла смысла прочитанного. «Я, Сидоров Антон Павлович… находясь в здравом уме и твердой памяти… все мое имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, в том числе долю в праве общей совместной собственности на квартиру по адресу… я завещаю Орловой Марине Викторовне…»
Соня перечитала последнюю строчку еще раз. И еще. Орловой Марине Викторовне. Но ведь она — Софья Андреевна Сидорова. Ее девичья фамилия была Петрова. Кто такая Марина Викторовна Орлова? Может, это ошибка? Опечатка? Она посмотрела на дату составления документа. Два года назад. Подпись Антона, заверенная нотариусом. Все настоящее.
Воздух вмиг стал густым и тяжелым, дышать стало нечем. Табуретка, на которой она сидела, показалась вершиной шаткой скалы. Соня опустилась прямо на пол, прислонившись спиной к стене. В ушах звенело. Марина Викторовна Орлова. Имя вертелось на языке, чужое, колкое, как осколок стекла. Она перебирала в памяти всех их общих знакомых, коллег мужа, дальних родственниц. Ни одной Марины Викторовны. Это был совершенно незнакомый человек. Человек, которому ее муж, ее любимый Антон, с которым они прожили пятнадцать лет душа в душу, завещал их общую квартиру. Их гнездышко. Их крепость.
Ведра и тряпки были забыты. Соня сидела на полу посреди коридора, сжимая в руках проклятую папку, и мир вокруг нее рушился, рассыпался на миллионы мелких, звенящих осколков. Она всегда считала их брак идеальным. Да, без бурных страстей, но тихий, надежный, как гавань в шторм. Антон был заботливым, внимательным. Всегда дарил цветы на годовщину, помнил день их знакомства, приносил ей круассаны по воскресеньям. Они вместе мечтали о пенсии, о домике у реки, о внуках, которых им, увы, бог не дал. И все это оказалось ложью? Весь ее мир, вся ее жизнь — огромный, тщательно выстроенный обман?
Слезы текли по щекам, но она их не замечала. В голове билась только одна мысль: «Кто она?». Холод пробирал до костей, хотя в квартире было тепло. Она машинально встала, прошла в комнату и села на диван, на котором они вчера вечером в обнимку смотрели старую комедию. Он гладил ее по волосам и говорил, как сильно любит. Лгал? Или это какая-то чудовищная ошибка, недоразумение, которое он сейчас приедет и с легкостью объяснит?
Соня посмотрела на их свадебную фотографию в рамке на комоде. Двадцать пять лет, совсем еще дети, счастливые, смотрящие в будущее с такой надеждой. Она взяла телефон. Руки дрожали так, что она с трудом попала пальцем по иконке вызова. Набрать его номер? И что она скажет? «Привет, дорогой, я тут убиралась и случайно нашла твое завещание на чужую женщину»?
Нет. Она не будет устраивать истерику по телефону. Она дождется его. Посмотрит ему в глаза. Она положила папку на журнальный столик, на самое видное место. И стала ждать. Часы на стене тикали невыносимо громко, отсчитывая минуты ее разрушенной жизни. Каждая минута казалась вечностью. Она не могла ни есть, ни пить, только ходила из угла в угол, как загнанный зверек в клетке.
Вечер сменился ночью, а ночь — утром. Соня не сомкнула глаз. Она сидела в кресле, укутавшись в плед, и смотрела на дверь. Когда в замке наконец заскрежетал ключ, ее сердце рухнуло куда-то в пропасть.
Антон вошел в квартиру уставший, но довольный.
– Сонюшка, привет! А я замерз, как собака. Баня у Михалыча что надо, но дорога обратно… Ты чего не спишь, родная? Бледная какая-то.
Он шагнул к ней, чтобы обнять, но замер на полпути, заметив ее взгляд, устремленный на журнальный столик. Он проследил за ее взглядом, и его лицо изменилось. Улыбка сползла, плечи опустились. Он все понял.
– Сонь… — начал он, но голос его прозвучал неуверенно.
Молчание в комнате стало почти осязаемым, тяжелым, как могильная плита. Соня смотрела на него не мигая. Все те вопросы, которые роились у нее в голове, слились в один.
– Кто такая Марина Викторовна Орлова? — ее голос был тихим, безжизненным, но в этой тишине он прозвучал, как выстрел.
Антон отвел глаза. Он снял куртку, повесил ее на вешалку, долго возился со шнурками ботинок. Тянул время.
– Сонь, давай ты сначала успокоишься, — наконец сказал он, не глядя на нее. — Это все не то, что ты думаешь.
– А что я думаю, Антон? — она медленно поднялась с кресла. — Я думаю, что мой муж, с которым я прожила пятнадцать лет, написал завещание на постороннюю женщину. Я думаю, что вся моя жизнь — это ложь. Я неправильно думаю? Тогда объясни мне. Помоги мне понять.
Он прошел в комнату, сел на диван и потер лицо руками. Вид у него был раздавленный.
– Это… это сложно, Сонь.
– Я постараюсь, — в ее голосе звенел металл. — У меня теперь много времени, чтобы слушать.
– Это дочка маминой подруги, — выдавил он. — Тетя Зина тебе про нее рассказывала, ты не помнишь? У нее очень тяжелая ситуация. Муж бросил, осталась одна с ребенком, ребенок больной. Живут на съемной квартире, еле концы с концами сводят.
Соня смотрела на него, пытаясь уловить хоть тень лжи. Но он говорил так убедительно.
– Маминой подруги? Тетя Зина умерла пять лет назад, Антон. И я не помню, чтобы она рассказывала про какую-то Марину с больным ребенком.
– Ну… значит, не рассказывала. Мало ли, — он заерзал на диване. — Я ее встретил случайно пару лет назад. Узнал, как она живет, ну и… стало жалко. Решил помочь.
– Помочь? — Соня горько усмехнулась. — Помочь — это завещать нашу квартиру? Единственное, что у нас есть? А как же я, Антон? Обо мне ты подумал, когда писал это? Что со мной будет, если с тобой, не дай бог, что-то случится? Я окажусь на улице?
– Соня, перестань! — он вскочил. — Ничего со мной не случится! Это просто… формальность! Бумажка! Я хотел ее морально поддержать, показать, что она не одна! Я бы потом все переписал!
– Ах, формальность! — она засмеялась, но смех был похож на рыдания. — Значит, поход к нотариусу, официальный документ — это формальность? А наша с тобой жизнь, наши пятнадцать лет — это что тогда? Тоже формальность?
– Ты все усложняешь! Я просто хотел сделать доброе дело! Ты же знаешь меня, я не могу пройти мимо чужой беды!
Он пытался подойти, взять ее за руки, но она отшатнулась, как от огня.
– Не трогай меня! — выкрикнула она. — Я тебе не верю! Ни единому твоему слову! Дочка маминой подруги… Какая же нелепая ложь!
Она видела, как в его глазах мелькнул страх. Он понял, что этот номер не пройдет.
– Хорошо, — он тяжело вздохнул, снова опускаясь на диван. — Это не дочка маминой подруги. Это… моя коллега с бывшей работы.
Соня замерла. Бывшая работа. Он уволился оттуда три года назад.
– Коллега? — переспросила она. — И что же это за коллега такая, которой ты решил отписать все наше имущество?
– Ее зовут Марина, — он говорил тихо, глядя в пол. — Мы… мы дружили. Она очень хороший человек. И у нее действительно сложная жизнь. Я просто… хотел быть уверен, что если со мной что-то произойдет, о ней и о ее сыне позаботятся.
– О ее сыне? — повторила Соня, и ледяное предчувствие сжало ее сердце. — У нее есть сын?
– Да… Павлик. Ему семь лет.
– Семь лет… — прошептала Соня. Цифры заметались в ее голове. Семь лет… Он уволился три года назад. Завещание написано два года назад. Значит, эта связь длится уже очень давно.
– Антон… — она подошла к нему вплотную и заставила посмотреть на себя. Она заглянула ему прямо в зрачки, пытаясь увидеть там правду. — Этот Павлик… он…
Он не выдержал ее взгляда. Он опустил голову и закрыл лицо руками. И это было красноречивее любого ответа.
– Да, — прошептал он в ладони. — Он мой сын.
Мир окончательно раскололся. Соня пошатнулась и схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть. Сын. У него есть сын. Семь лет. Все эти годы он жил двойной жизнью. Все эти годы он приходил домой, целовал ее, обнимал, а в это время где-то рос его ребенок от другой женщины. А она… она все эти годы корила себя за то, что не смогла подарить ему наследника. Ходила по врачам, пила гормоны, плакала в подушку после каждого отрицательного теста. А он… он просто завел себе другую семью.
– Как… — прохрипела она. — Как ты мог?
– Сонь, прости меня, — он поднял на нее глаза, полные слез. — Я сам не знаю, как так вышло. Это была ошибка. Один раз… на корпоративе. А потом она сказала, что беременна. Я не мог ее бросить. Не мог отказаться от ребенка. Я клянусь, я хотел тебе все рассказать! Каждый день хотел! Но я боялся… Боялся тебя потерять. Я люблю тебя, Сонь, только тебя!
– Любишь? — ее голос сорвался на крик. — Ты называешь это любовью?! Ты врал мне каждый день на протяжении восьми лет! Ты отдал другой женщине то, о чем я мечтала всю жизнь! Ты лишил меня всего! Моих надежд, моего будущего, моего прошлого! Все оказалось ложью!
Она металась по комнате, не находя себе места. Боль была такой сильной, физической, будто ей в грудь вонзили раскаленный нож. Она хватала с полок их общие фотографии, сувениры из отпуска, его подарки — все символы их фальшивого счастья — и швыряла их на пол.
– Вон! — закричала она, указывая на дверь. — Убирайся! Убирайся к своей Марине и своему сыну! И чтобы я тебя больше никогда не видела!
– Сонечка, умоляю, не надо! — он пытался ее остановить, поймать ее руки. — Дай мне шанс все исправить! Я все для тебя сделаю! Я порву с ней, я перестану с ними общаться, только не выгоняй меня!
– Исправить? — она остановилась и посмотрела на него с такой ненавистью, что он отступил. — Ты ничего уже не исправишь, Антон. Ты не сотрешь эти восемь лет лжи. Ты не заберешь у нее своего сына. Между нами все кончено. Уходи.
Он стоял посреди комнаты, раздавленный и жалкий. Он что-то говорил про прощение, про второй шанс, но Соня его уже не слышала. Она подошла к шкафу, рывком распахнула дверцы и начала вышвыривать его вещи прямо в коридор. Рубашки, брюки, свитера, которые она сама ему выбирала и с любовью гладила.
– Уходи, я сказала! Или я вызову полицию!
Поняв, что мольбы бесполезны, он стал молча собирать свои вещи в дорожную сумку. Когда он, уже одетый, стоял на пороге, он обернулся.
– Я поживу пока у Михалыча, — сказал он тихо. — Сонь… я правда очень сожалею.
Она ничего не ответила. Просто смотрела на него пустыми глазами. Когда за ним закрылась дверь, она рухнула на пол и зарыдала. Неистово, в голос, выплескивая всю ту боль, предательство и отчаяние, что накопились в ней.
Она не знала, сколько просидела так на полу, среди разбросанных вещей и осколков их прошлой жизни. Когда слезы иссякли, осталась только звенящая пустота. Она медленно поднялась, подошла к окну. На улице шел дождь, смывая краски с унылого городского пейзажа. Ей хотелось что-то сделать, что-то предпринять, чтобы заглушить эту пустоту. И вдруг она поняла, что должна ее увидеть. Эту Марину. Она должна посмотреть в глаза женщине, которая украла ее мужа и ее жизнь.
Это было безумием, но мысль эта прочно засела в голове. Она должна была увидеть ее и ее ребенка. Своего несостоявшегося ребенка.
Найти ее было несложно. В папке с завещанием лежал листок с ее паспортными данными и адресом прописки. Видимо, для нотариуса. Соня посмотрела на адрес. Окраина города, старая панельная девятиэтажка.
Она оделась, как в тумане, вызвала такси. Всю дорогу она репетировала в голове, что скажет. Будет кричать? Обвинять? Устроит скандал? Но чем ближе машина подъезжала к нужному дому, тем больше решимости в ней таяло, уступая место какому-то болезненному любопытству.
Вот и нужный подъезд. Обшарпанный, с запахом сырости и кошек. Соня поднялась на седьмой этаж. Дверь в нужную квартиру была обита старым дерматином. Она несколько секунд стояла, не решаясь нажать на кнопку звонка. Наконец, сделав глубокий вдох, она нажала.
Дверь открыла женщина лет тридцати пяти. Уставшая, с темными кругами под глазами, в простом домашнем халате. Соня сразу ее узнала — на рабочем столе Антона в старом фотоальбоме была групповая фотография его отдела. Марина. Она ничуть не изменилась.
– Здравствуйте, — Марина посмотрела на Соню вопросительно. — Вы к кому?
– Я к вам, Марина Викторовна, — голос Сони прозвучал на удивление ровно.
– А вы…? — в глазах женщины промелькнуло узнавание и тут же сменилось испугом. Она, видимо, тоже видела фотографии Сони.
– Я — Софья. Жена Антона.
Марина побледнела и отступила на шаг.
– Я… я не ждала…
– Я тоже многого не ждала в этой жизни, — криво усмехнулась Соня. — Можно войти? Не думаю, что нам стоит обсуждать это на лестничной клетке.
Марина молча посторонилась, пропуская ее в скромную прихожую. Квартира была съемная, это чувствовалось сразу. Старая мебель, выцветшие обои. Чисто, но очень бедно. Из комнаты доносился звук работающего телевизора.
– Мама, кто там? — раздался детский голос.
Сердце Сони снова сжалось. Она заглянула в комнату. На диване, укрытый пледом, сидел мальчик и смотрел мультики. Светловолосый, с большими серыми глазами Антона. Копия. Никаких сомнений быть не могло.
– Это ко мне, Павлуша, посмотри пока мультики, — сказала Марина, прикрывая дверь в комнату.
Они прошли на крохотную кухню. Марина засуетилась, хотела поставить чайник, но Соня ее остановила.
– Не нужно. Я не за чаем пришла. Я хочу, чтобы вы мне рассказали. Все.
Марина села на табуретку и опустила голову.
– Что вы хотите знать?
– Все. Как давно? Как это все произошло? Он вам обещал уйти от меня?
– Ничего он мне не обещал, — тихо ответила Марина. — Я никогда его об этом не просила. Я знала, что он женат. Знала, что он вас никогда не бросит. Он говорил, что вы для него — самый близкий человек.
– Близкий человек, которому он врал восемь лет? — язвительно спросила Соня.
– Он не врал… он просто молчал, — Марина подняла на нее свои уставшие глаза. — У нас все случилось… по глупоosti. Один раз. Я думала, на этом все и закончится. А потом я узнала, что жду ребенка. Я ему ничего не сказала, не хотела рушить его семью. Уволилась, хотела растить одна. Но он сам меня нашел. Увидел Павлика… и все понял. С тех пор он нам помогает. Продукты привозит, за квартиру платит, лекарства для сына покупает. У Павлика астма, ему постоянно нужны дорогие ингаляторы. Без Антона я бы не справилась.
Соня слушала и не верила своим ушам. Значит, Антон не просто завел любовницу. Он был благодетелем. Спасителем. А она, законная жена, стояла на пути этого благородного порыва.
– А завещание? — спросила Соня. — Завещание — это тоже просто помощь?
Марина вздрогнула.
– Я не знала… То есть, я знала, что он что-то такое сделал. Он сказал, что это просто для моего спокойствия. Чтобы я не боялась, что если с ним что-то случится, мы с Павликом останемся на улице без копейки. Я его отговаривала! Честное слово! Мне не нужно чужого! Но он настоял. Сказал, что это его долг перед сыном.
Они помолчали. Из комнаты доносился смех мальчика, смотрящего мультфильм.
– Вы его любите? — вдруг спросила Соня.
Марина долго молчала, глядя в окно.
– Я ему благодарна, — наконец ответила она. — Он хороший, добрый человек. Он не бросил нас в беде. А любовь… Любовь, наверное, осталась там, в прошлой жизни. Сейчас у меня есть только сын и заботы о нем.
Соня встала. Она увидела все, что хотела. Увидела эту женщину — не коварную разлучницу, а просто уставшую, замученную жизнью мать-одиночку. Увидела его сына, который был ни в чем не виноват. И она поняла, что ненависти к ним у нее нет. Есть только огромная, черная дыра на месте сердца и всепоглощающее чувство предательства по отношению к одному единственному человеку — ее мужу.
– Простите, что побеспокоила, — сказала она и пошла к выходу.
– Софья, подождите! — окликнула ее Марина. — Я… мне очень жаль. Правда. Я никогда не хотела причинять вам боль.
Соня обернулась на пороге.
– Боль причинил не тот, кто родил ребенка. А тот, кто восемь лет не мог набраться смелости, чтобы сказать правду.
Вернувшись домой, она почувствовала странное облегчение. Теперь все было ясно, все точки над «и» были расставлены. Не было больше мучительных сомнений и догадок. Была только горькая правда.
Она собрала все вещи Антона, которые пропустила в первом порыве гнева, аккуратно сложила их в коробки и выставила в подъезд, рядом с дверью. Потом взяла их свадебную фотографию, вынула из рамки, порвала на мелкие кусочки и выбросила в мусорное ведро.
Вечером позвонил Антон.
– Сонь, я все понимаю. Я виноват. Но может, мы можем…
– Не можем, Антон, — прервала его Соня спокойным, ровным голосом. — Ничего не можем. Я выставила твои оставшиеся вещи в подъезд. Забери их. И подавай на развод. Квартиру будем делить. Я найму адвоката.
– Соня! Постой! — кричал он в трубку, но она нажала отбой.
И впервые за двое суток она почувствовала не боль, а покой. Тяжелый, выстраданный, но покой. Она заварила себе крепкий чай с мятой, села в свое любимое кресло, взяла с полки книгу, которую давно хотела прочитать. Да, ее мир рухнул. Но на его обломках можно будет построить новый. Свой собственный. И в этом новом мире не будет места лжи и предательству.
Читайте также: