Дверца шкафа хлопнула с таким звуком, будто хотела оторваться. Я стояла на коленях перед открытым чемоданом, держа в руках пару легких сарафанов. Море. Солнце. Шум прибоя вместо гудения машин за окном. Всего две недели, но они светились впереди как спасительный маяк после бесконечного квартального отчета и вечного ремонта в нашей однушке. Я уже мысленно чувствовала теплый песок под босыми ногами, представляла, как Слава наконец-то расслабится, отложит этот вечный телефон…
– Забудь про море, – его голос прозвучал из дверного проема неожиданно резко.
Я обернулась, не понимая. Слава стоял, прислонившись к косяку, в руке смартфон – его вечный спутник. Лицо было обычным, чуть усталым, но в глазах читалось что-то... решительное. Непредвиденное.
– Что? – выдохнула я, сарафаны бессильно опустились на ковер.
– Катя приедет, – объявил он, как будто сообщал прогноз погоды. – На даче отдохнем. Все равно там воздух лучше всякого моря. И дешевле в разы.
«Забудь про море». Эти слова повисли в воздухе тяжелым, неподъемным грузом. Катя. Его сестра. Вечная Катя с ее вечными проблемами, вечным недовольством и умением превратить любой отдых в ад для всех окружающих. Особенно для меня.
– Слава... – я попыталась встать, но ноги вдруг стали ватными. – Мы же все спланировали! Билеты... хоть и дешевые, но куплены! Пансионат... Я столько времени искала что-то приемлемое! Ты сам говорил, что тебя там море ждет, что устал!
Он махнул рукой, отмахиваясь от моих слов, как от назойливой мухи.
– Билеты сдадим, пансионат отменим. Убытки минимальные. Кате сейчас тяжело, с Мишкой опять разборки, работа не клеится. Ей надо сменить обстановку. А на море с ней? Ты сама знаешь, как она на пляже: то солнце слишком яркое, то вода холодная, то люди вокруг не те. На даче спокойнее. И нам разгрузка. Подышим воздухом, шашлыки сделаем.
«Нам разгрузка». От его слов во рту стало горько. Катина «разгрузка» всегда ложилась на мои плечи. Приготовить, убрать, развлечь, выслушать бесконечные жалобы, сглаживать углы, когда она начинала цепляться к Славе, а он в ответ раздражался. Дача... Наша маленькая, неказистая дачка в садоводстве, где летом – комары и пыль, а удобства – во дворе. Вместо лазурного моря – ржавая вода из колонки.
– Но... но ты же обещал! – голос мой предательски задрожал. – Мы год этого ждали! Хоть какой-то отпуск! Я так устала, Слав...
Он нахмурился, его терпение явно лопалось.
– Олень, не капризничай. Делов-то. Море никуда не денется, съездим в другой раз. Катя – сестра. Родная кровь. Не бросишь же ее в трудную минуту? Она рассчитывает. Уже билеты на электричку смотрит.
«Не капризничай». Эти слова обожгли сильнее, чем могла бы обжечь южная жара. Мои мечты, моя усталость, мое ожидание – все это превращалось в каприз. А Катина «трудная минута» (которая длилась, по моим ощущениям, всю ее сознательную жизнь) становилась непререкаемым приоритетом.
– А я? – прошептала я, глядя ему прямо в глаза. – Моя трудная минута? Моя усталость? Разве я не рассчитывала на этот отдых? Хоть на чуть-чуть сбежать от этой... этой коробки? – Я махнула рукой вокруг нашей тесной однушки, где диван был и гостиной, и спальней, а кухонный стол – офисом.
Слава вздохнул, раздраженно прошелся по комнате, задев плечом дверцу того самого шкафа.
– Ну вот, опять драма! Дача – тоже отдых! Воздух! Зелень! От компа отдохнешь. А Кате просто нужно внимание, поддержка. Ты же не бездушная, в конце концов? Мы недельку потерпим, и все. Решено.
Он произнес это с такой безапелляционностью, как будто обсуждал не наш общий отпуск, а смену поставщика канцтоваров в его офисе. «Решено». Без обсуждения. Без учета моих чувств. Как всегда, когда дело касалось Кати.
Я молча опустилась на пол рядом с чемоданом. Слезы подступили к горлу, но я сжала губы. Плакать бесполезно. Он этого не понимал. Для него это была «слабость», «истерика». Я стала механически складывать обратно сарафаны. Яркие, легкие, пахнущие ожиданием лета – теперь они казались ненужным, почти постыдным напоминанием о моих глупых надеждах.
Дача встретила нас духотой и запахом пыли. Домик, небольшой, из силикатного кирпича, стоял посреди такого же небольшого, запущенного участка. Трава местами по пояс, кусты смородины и крыжовника давно нуждались в обрезке, а старая яблоня роняла на землю мелкие, червивые плоды. Воздух действительно был свежее городского, но его тут же перебивал запах туалета из соседнего участка и дымок от чьей-то мангальной жаровни.
Катя приехала на час раньше нас. Уже расхаживала по крохотному двору, критически оглядывая заросли.
– Ну и дыра! – были ее первые слова, когда мы вылезли из такси. – Слава, ты хоть косой обзавелся? Или Оля опять все пустила на самотек? – Она бросила на меня неодобрительный взгляд.
Катя. Все та же: чуть полнее, чем в прошлый раз, с ярко-рыжими волосами (явно не ее натуральный цвет) и перманентным выражением легкой обиды на весь мир. Одета была в кричаще розовый спортивный костюм и белые кроссовки, которые уже успели покрыться дорожной пылью.
– Здравствуй, Катя, – попыталась я вставить хоть каплю вежливости.
– Здрасьте, – буркнула она в ответ, даже не взглянув. – Славочка, помоги чемоданы занести! Ой, что это у тебя за машина? Совсем развалюха! Ты же вроде прибавку получил? – Она уже атаковала брата.
Слава, нагруженный сумками, только крякнул:
– Машина как машина, Кать. Ездит. Не до понтов сейчас. Заносим вещи?
Внутри было не лучше. Застоявшийся, спертый воздух. Пыль лежала толстым слоем на стареньком диване, на столе, на подоконниках. Паутина в углах. Я внутренне содрогнулась. Предстояло вымыть все это.
– Фу-у-у, – скривилась Катя, заходя следом. – Пахнет сыростью. И пылища! Оля, ты что, весной не приезжала проветрить? Хозяйка, называется.
Я сжала зубы. Приезжала. Один раз, в мае. Потратила выходной, чтобы открыть дом после зимы, смахнуть основную пыль. Но убраться капитально не было ни времени, ни сил после работы и домашних хлопот. Слава тогда был «на проекте», «горит срок».
– Приезжала, Катя, – ответила я ровным тоном. – Но одной за всем не уследить. Сейчас приберемся.
– Ну да, конечно, – фыркнула она и плюхнулась на единственное относительно чистое кресло. – Я умираю с дороги. Чайку бы. Крепкого, с лимончиком. И сахару две ложечки.
Слава уже тащил ее огромный чемодан в маленькую спальню (всего их было две: одна крошечная, другая чуть больше).
– Сейчас, сестренка, сейчас Оля растопит чайник, – бодро отозвался он, явно стараясь сгладить напряжение. – Помочь разобрать вещи?
Я молча пошла на кухню. Миниатюрная, с древней газовой плитой и холодильником, гудящим как трактор. Достала припасенный чай «Беседа», лимон, сахар. Включила кран – вода долго шла ржавая. Стояла и слушала, как в соседней комнате Катя командует Славе, куда поставить чемодан, как развесить ее бесчисленные кофточки, жалуясь на тесноту и отсутствие зеркала во весь рост.
«Забудь про море». Слова эхом отдавались в такт стуку чайника, который я поставила на конфорку. Яркие сарафаны в нашей однушке казались теперь глупым сном. Вместо них – старые джинсы и растянутая футболка. Вместо моря – дачная пыль и вечные претензии Кати.
Чайник засвистел. Я разлила чай по кружкам, стараясь не расплескать. Руки немного дрожали. От усталости? От обиды? От бессилия?
– Чай готов, – позвала я, вынося кружки в основную комнату, служившую и гостиной, и столовой.
Катя недовольно ковыряла ложкой в своей кружке.
– Ой, лимон-то старый, наверное? Кожура уже мягкая. И сахару маловато, я же просила две ложечки! – Она подняла на меня укоризненный взгляд. – И кружки какие-то... не первой свежести. Мыть надо было перед использованием, Оль. Микробы же!
Слава, устроившийся на диване, оторвался от телефона.
– Кать, ну что ты придираешься? Чай как чай. Спасибо Оле, что хоть так. Мы только приехали.
– Я не придираюсь, я за гигиену! – возмутилась Катя. – И потом, Славочка, ты посмотри, как тут грязно! Я аллергик, у меня от пыли сразу насморк начинается! Как я тут жить буду?
Я поставила свою кружку на стол с чуть большим усилием, чем планировала.
– Сейчас начну уборку, Катя. Ты пока отдыхай. Слава, поможешь воды принести? Ведра стоят в сенях.
Слава неохотно оторвался от экрана.
– Да, да, конечно. Сейчас.
Уборка растянулась на полдня. Я выметала пыль и паутину, отдраивала мыльным раствором липкие поверхности, мыла полы. Слава принес несколько ведер воды из колонки (жалуясь на тяжесть и неудобство), потом исчез «проверить связь» за домом. Катя сидела в кресле, пила чай (я досыпала ей сахару, как она просила), комментируя мои действия:
– Ой, ты вот этот угол совсем не протерла! Там же паутина! А пол под столом? Там крошки, наверняка! И шторы бы постирать не мешало, они желтые какие-то. Фу.
К обеду я была покрыта слоем пыли и липкого пота, руки ныли. Слава, наконец, появился, сообщив, что нашел угли и разожжет мангал для шашлыка. Катя оживилась.
– О, отлично! Я мясо купила, маринованное, в вакууме. Дорогое, австралийское. Только смотри, Слав, не пережарь! И салатик бы... Оля, сделай что-нибудь легкое. Овощное. Без майонеза, я на диете.
Я молча пошла на кухню резать привезенные с собой помидоры и огурцы. Мысли путались. Австралийское мясо... А я в магазине у дома полчаса выбирала куриные бедрышки подешевле. «На диете»... Катя с аппетитом умяла три куска жирной баранины, причмокивая и хваля брата: «Вот Славочка умеет жарить! Не то что некоторые, кто только суп из пакетика сварить может!»
После обеда Катя объявила, что ей «требуется тихий час», и удалилась в спальню. Слава тут же улегся на диван с телефоном. Я осталась одна на кухне с горой грязной посуды. Жара накалялась, мухи назойливо жужжали над остатками еды. Я стояла у раковины, грязная, усталая, и смотрела в окно на заросший участок. Вместо морского бриза – запах шашлычного дыма и туалета. Вместо отдыха – кабала.
Вечером напряжение только наросло. Катя, выспавшись, потребовала чай и «чего-нибудь сладенького». Печенья, привезенного мной, оказалось недостаточно «свежим» и «вкусным». Она снова начала жаловаться на пыль, на неудобную кровать, на комаров, которые якобы проникли через щель в москитной сетке (которую я сама же и натягивала днем).
– Ну что за жизнь! – вздыхала она, развалившись в кресле. – Вечно все не так! И работа – сплошное свинство, начальник – козел, коллеги – подлизы. И Мишка... этот бездельник! Совсем на шею сел! Требует, чтобы я ему квартиру купила! Представляешь? На что? Я сама в ипотеке по уши!
Слава вяло поддакивал, уткнувшись в планшет. Я пыталась читать, но ее нытье и постоянные замечания в мой адрес («Оля, а у тебя что, пледов теплых нет? Я мерзну!», «Оля, телевизор тут есть? Что-то тихо очень...») не давали сосредоточиться.
– Ты хоть слушаешь меня, Слава? – Катя обиженно надула губы. – Мне же выговориться надо! Ты же брат!
– Слушаю, слушаю, Кать, – буркнул он, не отрываясь от экрана. – Ну, Мишка и дурак, чего с него взять. Найди другого.
– Легко сказать! – вспыхнула Катя. – Где я таких найду? Все нынче только деньги считать умеют! Ни души, ни романтики! Не то что раньше... – Она бросила многозначительный взгляд в мою сторону. – Вот у Оли-то ты, Славочка, золото! Терпеливая какая! Сидит, как мышь. Хоть бы слово пикнула за весь день. Не то что моя бывшая невестка, стерва, вечно на дыбы вставала!
Мне стало физически плохо. Я встала.
– Я пойду проветрюсь, – сказала глухо и вышла во двор.
Темнело. Воздух был чуть свежее. Я села на скрипучую садовую скамейку, обхватив руками колени. Комары тут же облепили ноги. В доме доносился голос Кати, теперь уже что-то требовавшая у Славы. Слезы наконец потекли по моим грязным щекам. Тихие, горькие. Не от комаров. От полной, абсолютной беспросветности. От осознания, что мой отпуск, моя маленькая мечта, растоптаны. И растоптаны человеком, который должен был меня защищать. «Решено». Как приговор.
Дни сливались в одно тягучее, серое пятно. Однообразие нарушалось только вспышками Катиного недовольства и Славиной раздражительностью. Я превратилась в бесплатную прислугу: готовила, убирала, мыла посуду, ходила в единственный магазин в садоводстве за продуктами (где выбор был скудным, а цены завышенными). Катя критиковала каждое блюдо («Слишком солено!», «Макароны разварились!», «Мясо жесткое!»), требовала постоянного внимания, жаловалась на все подряд и настраивала Славу против меня мелкими колкостями и намеками.
– Оля, а ты почему так мрачно ходишь? – спрашивала она за завтраком, смакуя свой кофе. – Мужа надо радовать, а не киснуть. Славочка устает, ему дома отдых нужен, а не угрюмая рожа.
– Я не мрачная, Катя, – отвечала я, стараясь держать себя в руках. – Просто устала.
– Ой, от чего устала-то? – фыркала она. – Дома сидишь, по магазинам ходишь? Вот я на работе пашу как лошадь! Вот где усталость! А ты бы хоть улыбалась иногда. Слав, правда, она вечно такая насупленная?
Слава обычно отмалчивался или бросал: «Оставь, Кать», не отрываясь от телефона или планшета. Его собственное раздражение копилось. Он огрызался на Катю, когда ее нытье становилось невыносимым, но чаще срывался на мне: за медлительность, за недостаточно горячий чай, за то, что забыла купить его любимые чипсы. Его обещание «разгрузки» на даче превратилось в его собственное бегство от реальности в виртуальный мир и в постоянное напряжение от присутствия сестры.
Однажды вечером случился взрыв. Я мыла посуду после ужина. Катя, сидя в комнате, смотрела какую-то мелодраму на своем ноутбуке на полной громкости. Слава пытался сосредоточиться на работе – у него «срочно возникли косяки по проекту».
– Кать, убавь звук! – крикнул он через раз. – Не слышно ничего!
– Что? – крикнула она в ответ, не отрываясь от экрана. – Не слышу! Фильм интересный!
– УБАВЬ ЗВУК! – рявкнул Слава, вставая. – Я РАБОТАТЬ пытаюсь!
– Ой, ну что ты кричишь! – обиделась Катя, но звук немного прикрутила. – Настроение испортил! Иди работай в другую комнату, если мешаю!
Другой комнаты, кроме спальни, не было. А в спальне стоял жар и пахло Катиным парфюмом.
– Да где я там сяду?! – заорал Слава. – На кровати? Спиной к стенке? У меня ноутбук, мне нормально сидеть надо! Ты могла бы в наушниках смотреть!
– В наушниках уши болят! – огрызнулась Катя. – И вообще, я в гостях! Мне должно быть комфортно! А ты орешь как потерпевший! Оля! – завопила она вдруг на кухню. – Сделай что-нибудь! Успокой своего мужа! Совсем от рук отбился!
Я вытерла руки и вышла. Оба сидели красные, злые. Воздух гудел от напряжения.
– Слава, ну успокойся, – сказала я тихо. – Катя, может, правда в наушниках? Или позже досмотришь? Он же правда работает...
– Ага, конечно! – закатила глаза Катя. – Объединились против меня! Я тут одна несчастная, а вы двое... Хороши! Славе лишь бы в игрушки свои играть, а ты... ты вообще всегда была против меня! Завидуешь, наверное, что у меня с братом близкие отношения!
Это было уже слишком. Годами накопленная усталость, обида, унижение – все это клокотало во мне, требуя выхода.
– Какая зависть, Катя? – спросила я, и мой голос прозвучал неожиданно громко и четко. – Завидовать тому, как ты отравляешь всем жизнь? Ты с самого приезда только и делаешь, что критикуешь, жалуешься и ставишь себя в центр вселенной! Ты хоть раз сказала спасибо? За еду? За уборку? За то, что мы вместо моря сидим здесь, в этой пыли, слушая твое нытье? За то, что Слава бросил свой отпуск, чтобы тебе «сменить обстановку»?
Воцарилась тишина. Катя открыла рот, как рыба на берегу, не в силах выдавить ни звука. Слава смотрел на меня с шоком, смешанным с раздражением.
– Оля! Что ты несешь? – наконец выдохнул он.
– Правду, Слава! – повернулась я к нему. – Правду, которую ты не хочешь видеть! Твоя сестра – эгоистичная, неблагодарная особа! А ты... ты предал меня! Ты поставил меня перед фактом! Ты променял наш отдых, мои мечты, мое здоровье – на ее вечные капризы! «Забудь про море»! Помнишь? Легко так сказать! А жить с этим? Жить с ней? Ты думал хоть минуту о том, что чувствую я? Нет! Только «Кате трудно», «Кате надо»! А мне? Мне не трудно? Я не устала до смерти? Я не имею права хоть на две недели покоя и счастья?!
Голос сорвался. Я задыхалась. Катя нашла дар речи:
– Вот видишь, Слава! Видишь, какая она! Злюка! Я же говорила! Хорошо, что море отменили! С такой – только мучиться! Я сейчас же... я сейчас же уеду! Плевала я на вас! – Она вскочила и бросилась в спальню собирать вещи.
Слава встал, лицо его было багровым от гнева.
– Довольна?! – прошипел он, подходя ко мне. – Довела! Теперь она уезжает! Ты счастлива? Устроила скандал! Из-за твоей истерики!
– Из-за МОЕЙ истерики? – я засмеялась, и смех прозвучал дико и горько. – Ты серьезно? Ты не видишь, что этот скандал – результат ТВОЕГО решения? Твоей слепоты? Твоего эгоизма? Да пусть уезжает! Пусть хоть сейчас! Мне надоело быть твоей прислугой и мишенью для ее выходок!
– Ты совсем охр... с ума сошла! – Он чуть не задохнулся от злости. – Какая прислуга?! Ты моя жена! Ты должна...
– ДОЛЖНА? – перебила я его. – Я должна терпеть? Молчать? Забывать о своих желаниях? Растворяться в твоих «надо» и Катиных капризах? Нет, Слава. Больше – нет. Я не должна. Я устала.
Катя выскочила из спальни с чемоданом.
– Всё! Я уезжаю! Живите с этой... с этой мегерой! – Она бросила на меня ненавидящий взгляд. – Слава, вези меня на станцию! Немедленно! Я не желаю здесь больше ни минуты!
Слава метнулся между нами, как загнанный зверь. Его лицо выражало растерянность, злость и... страх. Страх перед Катиным гневом, перед ее истерикой. Он всегда боялся ее разозлить по-настоящему.
– Кать, успокойся! – начал он. – Не надо уезжать! Оля просто устала, она не хотела...
– Вези! – закричала Катя. – Или я пешком пойду! И больше никогда ко мне не приезжай! Запомни!
Она швырнула чемодан в его сторону. Он инстинктивно поймал его.
– Хорошо, хорошо, поехали, – сдался он, бросая на меня взгляд, полный немого укора. «Вот чего ты добилась», – словно говорил он. – Оля... мы... мы скоро вернемся. Поговорим.
Я не ответила. Я стояла посреди комнаты, дрожа всем телом, но внутри вдруг стало пусто и тихо. Пустота после бури. Они ушли, хлопнув входной дверью. Я слышала, как завелась машина, как она фыркнула и тронулась, увозя Катю и Славу.
Я осталась одна. В пыльном, тихом доме. Спустя несколько минут я подошла к окну. Участок погрузился в темноту. Где-то вдалеке лаяла собака. Я опустилась на скрипучий диван и закрыла глаза. Не было ни облегчения, ни радости. Была только эта оглушительная пустота и ледяное спокойствие. «Забудь про море». Я забыла. Я забыла многое. И, кажется, начала вспоминать себя.
Читайте также: