Часть 9. Глава 10
Доктор Гранин проходил по хирургическому отделению, куда заглядывал, чтобы решить с заведующей Горчаковой некоторые вопросы. Внезапно его внимание привлекло резкое движение: из одной палаты пулей выскочила медсестра, с лицом, побледневшим от испуга. Она захлопнула за собой дверь и несколько секунд стояла, прижимаясь к ней, держа ручку и откинувшись немного назад, словно опасалась, что её вот-вот вытащат обратно. Никита подошёл к ней и, стараясь говорить спокойно, спросил, что происходит.
– Здравствуйте, Никита Михайлович, – узнала его медсестра, хотя голос её всё ещё дрожал. – Там... пациент от наркоза отходит. Господи, он такой страшный! Глаза открыл, на меня глянул и говорит серьезно так: «Развалю на части». Я так испугалась, что едва ноги унесла и выскочила.
– Разрешите, посмотрю, – сказал доктор Гранин, протягивая руку к двери.
– Не надо вам туда… – испуганно прошептала медсестра, прижимаясь к стене, словно и впрямь боясь того, что происходит внутри.
– Позвольте мне самому решать, – настоятельно повторил заведующий клиникой.
Девушка, которую заметно потряхивало, послушно отпустила ручку. Никита взялся за нее, стал приоткрывать дверь, но тут же захлопнул обратно: изнутри об нее что-то грохнуло так, что пластик мелко задрожал, а ручка больно ударила по пальцам.
– Чем это он? – взволнованно спросил доктор Гранин, потирая ушибленную руку.
– Табуреткой, кажется, – почему-то прошептала медсестра, её глаза округлились от ужаса.
Никита, подумав, сказал:
– Значит, так. Вызывайте охрану. Пусть идут туда и займутся этим… пациентом. Ступайте, я пока здесь постою, покараулю.
– Хорошо, Никита Михайлович, – проговорила подчинённая и поспешно побежала к стойке администратора, быстро перебирая обутыми в кроксы стройными ногами.
Гранин, пока ее не было, решил на всякий случай снова заглянуть в палату: хотя бы посмотреть, кто это там швыряется табуретками и насколько он может быть опасен. Доктор осторожно приоткрыл дверь на узкую щёлку, чтобы не дать ему возможности поранить себя, глянул и тут же закрыл обратно. Больной оказался комплекции известного борца Александра Карелина, то есть около двух метров ростом и весом под 130 килограммов. Никите стало понятно, отчего довольно увесистая металлическая табуретка полетела, словно игрушечная, и с какой силой она ударилась о дверь. «А если он в кого-то ей попадёт? – подумал врач, и на лице его появилось озабоченное выражение. – Травмы будут очень серьёзные, вплоть до летального исхода».
Пока он рассуждал, к ним подошла завотделением Горчакова и, глядя на побледневшую медсестру, которая мгновенно вернулась обратно, поинтересовалась, что происходит. Гранин кратко рассказал, без лишних эмоций, а Нина Геннадьевна только головой покачала:
– Я так и знала, что с этим громилой будут проблемы. Он и до операции был чрезвычайно агрессивен, а теперь, оказывается, стало еще хуже. Послеоперационный бред.
– Чем он занимался до поступления к нам? – поинтересовался Никита.
– Бывший военный. Служил в спецназе, к нам поступил по поводу язвы желудка. Только прооперировали, и вот…
– Странно, а почему тогда не в военном госпитале?
– Потому что из армии его турнули за какой-то неблаговидный поступок. Точно не знаю, но слышала, он по пьяной лавочке избил какого-то высокопоставленного офицера, – ответила Горчакова. Она на мгновение задумалась и добавила: – Вы уже вызвали охрану?
– Да, вот жду.
Они втроём продолжали нерешительно стоять в коридоре, не зная, что делать дальше, когда к палате, наконец, прибежали двое запыхавшихся охранников. Но стоило Гранину лишь на них взглянуть, как он недовольно покачал головой: эти люди вовсе не были, как из мультика, «двое из ларца одинаковых с лица», то есть крупными и румяными. Наоборот: перед ним стояли два щуплых возрастных дядечки, на которых форма сидела мешком, а на лицах читалась усталость и отсутствие энтузиазма. «Видимо, самых лучших Элли заставила отправить к себе в отделение, а эти – всё, что осталось от бравого воинства», – саркастично подумал он.
– Ну, и как вы собрались его усмирять? – спросил он охранников, глядя на их экипировку. – Там двухметровый мужик, бывший спецназовец.
Те переглянулись, будто пытаясь решить, кто из них будет отвечать.
– У нас только вот, – один показал маленький шокер. – Только он не работает, батарейка села.
– И всё?! – недоверчиво воскликнул Гранин, с трудом сдерживая раздражение.
– Ну, есть еще пластиковые стяжки, буйных заковывать, – добавил второй, показывая связку пластиковых хомутов.
– Вы видели вообще, какой там внутри Кинг Конг? – поинтересовался Гранин, обводя их взглядом.
Двое не из ларца отрицательно мотнули головами.
– Как говорится, ты не видишь суслика, а он там есть, – вздохнул завклиникой, переводя взгляд на дверь палаты. – В общем, я вас туда не пущу. Возвращайтесь по рабочим местам, пока не попали под раздачу.
– Да, но начальник службы безопасности… – начал было один из них.
– Передайте Аристарху Всеволодовичу, – резко перебил его Никита, – что я, заведующий клиникой, приказал. Всё, свободны.
Охранники, видимо, и не собирались спорить, и, понуро кивнув, быстро ретировались. Когда они ушли, Нина Геннадьевна, которая до этого молча наблюдала, заметила:
– Зря вы их отпустили. Может, у них получилось бы с ним справиться?
Гранин глянул на нее скептически:
– Спецназовец их разметает, как соломинки, и нам же придётся потом их по частям собирать. А кто будет в итоге виноват? Мы с вами. Так что нет, большое спасибо. У нас и так хлопот хватает.
Горчакова обернулась: рядом столпились врачи, медсёстры и санитарки, – почти половина персонала отделения. Нина Геннадьевна нахмурилась и заявила, повысив голос:
– Коллеги! Все по рабочим местам! Здесь вам не цирк!
Они, послушные воле начальницы, слывшей человеком жёстким, но справедливым (в отличие от прежнего завотделением Вежновца, который прославился своими истериками, хоть и был хирургом от Бога), разошлись по своим кабинетам и постам, и коридор опустел. В этот момент из палаты донеслось могучее и неожиданно красивое пение:
– Окрасился месяц багрянцем,
Где волны бушуют у скал.
Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал.
Стоящие в коридоре двое врачей и медсестра заслушались. Голос у буяна оказался глубоким, красивым баритоном.
– Ему бы в Мариинском театре выступать, а не ломать людей, – произнес Гранин, удивлённый таким контрастом.
– Я еду с тобою охотно,
Я волны морские люблю.
Дай парусу полную волю,
Сама же я сяду к рулю, – продолжил больной, и его голос звучал всё так же сильно и чисто.
Медики стояли и слушали, пока Горчакова не предложила, оторвавшись от песни:
– Надо бы ему мощную дозу успокоительного вколоть. Пусть расслабится, а потом прикуём к койке. Ремнями из операционной. Уж их-то даже такой громовержец порвать не сможет.
– Согласен, – кивнул Никита, понимая, что это единственный выход.
– Но кто будет делать укол? – спросила она, и в её голосе проскочила нотка сомнения.
– Я сделаю, – решительно произнёс Гранин, отведя взгляд от двери.
– Вы? – изумилась Нина Геннадьевна, глядя на него с непониманием. – Не нужно, Никита Михайлович. Давайте пошлём кого-то другого. Вы же всё-таки…
– Знаю, заведующий клиникой, – мягко перебил ее Гранин, глядя прямо ей в глаза. – Но не забывайте: я прежде всего мужчина, к тому же доктор, а значит, обязан сделать всё для нашего пациента. Несите седативное средство, – обратился он к медсестре, назвав препарат и точную дозировку.
– Не многовато ли? – Горчакова оценила объём, в её голосе звучала профессиональная обеспокоенность.
– На такого слона в самый раз будет, – улыбнулся Никита, хотя и не чувствовал себя радостным. Если бы еще полгода назад он угодил в такую ситуацию, то ни за что бы не стал собой рисковать. Чего ради? Пусть бы этим занимались те двое ледащих охранника, и ему было бы глубоко наплевать на то, что с ними произведёт. У них работа связана с риском, в конце концов, и когда они подписывали трудовой договор, там есть об этом упоминание. Так что, как говорится, без обид.
Но теперь доктор Гранин ощущал в себе прилив какой-то отчаянной смелости. Словно мальчишка, готов был кинуться в драку и сражаться до последнего. «Это Лариса на меня так влияет», – подумал он и улыбнулся, вспомнив, что они сегодня договорились сходить в японский ресторан.
Медсестра вернулась с наполненным шприцом. Гранин взял его и замер перед дверью, продумывая варианты действий. Но сколько ни гадай, сколько ни пытайся предвидеть, а что толку, если внутри неадекватный громила? Никита решительно нагнул ручку и, раскрыв дверь, вошёл внутрь. Горчакова с медсестрой замерли.
Больной, когда услышал, что кто-то стоит напротив, открыл глаза и уставился на незнакомца удивлённо.
– Ты кто? – спросил, медленно поднимаясь и усаживаясь на койке, которая жалобно скрипнула под весом его могучей фигуры.
– Архангел Михаил, – ответил Гранин, ничуть не смутившись и продолжая двигаться на пациента.
– Да ладно, – глаза мужчины стали большими. Его лицо вдруг стало багроветь, на скулах заходили желваки, а ладони стиснулись в два огромных кулака, размеров с голову трёхлетнего ребёнка каждый. Гранин продолжил неторопливое размеренное движение. «Только бы не сломаться! Не дать слабину!» – лихорадочно думал он, стараясь выглядеть абсолютно уверенным. При виде опасности таких размеров это давалось с трудом. Гранин подошёл к пациенту, положил ему руку на плечо и прошептал:
– Господи, Боже Великий, Царю безначальный, пошли Архангела Твоего Михаила на помощь рабу твоему… зовут как?
– Игорь, – глядя доктору прямо в глаза, произнёс тихим голосом громила.
– Игорю. Защити, Архангеле, нас от всяких врагов, видимых и невидимых, – добавил Гранин и вручил мужчине смоченную антисептическим раствором ватку. – Приложи ко лбу двумя руками и держи.
Тот послушно выполнил всё сказанное, и пока его ладони были заняты, Никита ловко уколол его в плечо. Больной даже не заметил.
– А теперь ложись и отдыхай, раб Божий Игорь. И смотри у меня! – Гранин погрозил ему пальцем. – Иначе нашлю на тебя небесное воинство, оно тебе… все ребра пересчитает!
Пока Никита говорил, заметил, как веки громилы отяжелели, стали закрываться. Он медленно опустил голову на подушку и заснул. После этого завотделением вздохнул с облегчением и вышел наружу. Горчакова встретила его краткими аплодисментами и улыбкой, как и медсестра.
– Браво, Никита Михайлович. Вот у ж воистину талантов у вас много. Откуда вы ту молитву знаете?
Гранин с улыбкой пожал плечами.
– Не помню, если честно. Слышал где-то самое ее начало, вот и запомнилось.
– А с чего вы решили, что такой подход подействует? – робко поинтересовалась медсестра, глядя на завклиникой с искренним восхищением.
– Не решал даже, всё как-то само собой получилось, – и он отдал ей пустой шприц. – Всё, коллеги, – он посмотрел на часы. – Мне пора возвращаться к своим обязанностям. Да, Нина Геннадьевна, и не забудьте привязать буяна, а то кто знает, в каком он настроении проснётся.
Гранин вернулся в свой кабинет и позвонил своему осведомителю в отделении Печерской. Они встретились через пять минут, и завклиникой узнал много нового, интересного и довольно тревожного. Например, что происходило на первом этаже после скандальной видеозаписи, опубликованной Климентом Краско. Как сначала к Эллине Родионовне примчался сам депутат Черняховский, затем, некоторое время спустя, доктора Печерскую вызывали к и.о. главврача, после у нее побывала Клизма.
– О чём они договорились? – спросил Гранин, который прекрасно знал, кто именно «помог» Марии Викторовне узнать обо всём (недаром позвонил Ларисе и всё рассказал).
– Я не знаю. На следующий день после происшествия Климент на практике не появился. Вместо него прислали другу студентку, – Диану Захарову. Кажется, она из династии питерских врачей.
– Хорошо, спасибо большое, – задумчиво произнёс Никита и осведомителя отпустил.
Оставшись один в своем кабинете, доктор Гранин крепко задумался. Вся эта возня вокруг той злополучной видеозаписи... Он сел за стол, включил компьютер и, безо всякого труда, зашёл в интернет, чтобы отыскать её. Ничего особенного, хотя для девушки, представшей в столь смелом виде, вероятно, будет очень неприятно узнать, что её выставили на всеобщее обозрение, словно статую в каком-нибудь сомнительном музее. Но всё это было ерундой по сравнению с тем, какими могли быть последствия этого скандала. И главный вопрос, который его тревожил: для кого эти последствия будут самыми тяжёлыми?
Гранину было важнее всего, чтобы хуже других пришлось Клизме. Она оставалась для него целью номер один, и он не собирался отступать. «Но судя по всему, удар придётся всё-таки не на ее глупого сына, – с горечью подумал врач. – Клизма уже грудью встала на его защиту, и доказательство тому – опубликованный пресс-релиз комитета по здравоохранению».
Как Никита и предполагал, об участии студента-медика Краско в инциденте не говорилось ни слова. Аккаунт его в соцсети был старательно подчищен и закрыт от комментариев. Ни видеозаписи, ни бурного обсуждения под ней, в том числе с участием самого Климента, – ровным счётом ничего. Всё оказалось зачищено с поразительной скоростью.
Тревожило другое. В том же пресс-релизе было сказано, что комитет «проведёт внутреннее расследование и накажет виноватых в грубом нарушении врачебной этики». «Если не Климент, то кого ударят?» – задумался Гранин, и тут же, словно молния, его осенила догадка. Бить будут по доктору Лебедеву, он же руководил бригадой на выезде. Эта мысль обожгла, словно пролитый на ногу кипяток. Завклиникой даже ударил рукой по столу, но негромко, чтобы секретарь за стенкой не всполошилась. От этой мысли его пробрала дрожь – не от страха, а от осознания, что его план может рухнуть.
Никита понял, что Валерия надо спасать. Вовсе не потому, что тот был ему особенно дорог или таким уж хорошим человеком. Просто у них имелся договор, и если Лебедев расколется, чтобы обелить своё имя или смягчить наказание, Клизма немедленно узнает, какой заговор Гранин пытается сплести за ее спиной. И тогда гнев ее будет страшен, а его положение станет крайне уязвимым. Он должен был действовать быстро. Беда в том, что понятия не имел, как именно.