В художественной литературе есть множество образов антагонистов самого разного типа, но в этой статье речь пойдёт о довольно интересном сочетании в одном и том же персонаже двух, на первый взгляд, противоположных образов — религиозного манипулятора и злодейской версии «прогрессора», использующего высокие технологии для установления неограниченной власти (ведь в современности наука и религия часто противопоставляются).
Как ни удивительно, подобный персонаж встречается в творчестве двух авторов с диаметрально противоположными мировоззрениями, причем ни один из них точно не знал о творчестве другого: британского писателя крайне консервативных взглядов Джона Толкина — создателя вымышленного мира Средиземья и одного из основоположников жанра фэнтези, и советского писателя Александра Волкова — автора цикла повестей о Волшебной стране. Речь идёт о Сауроне (и, в меньшей степени, Мелькоре-Морготе как его предшественнике и бывшем хозяине) у Толкина и об Урфине Джюсе у Волкова.
Урфин Джюс у Волкова — искусный мастер-столяр из народа Жевунов, трудолюбивый и влюблённый в своё ремесло («Урфин принялся делать косяки для дверей и окон, вытёсывал потолочные балки и стропила для крыши, готовил оконные рамы. Дело так и кипело в его искусных руках. Работа доставляла ему удовольствие»), наделённый, однако, дурным характером и в прошлом служивший злой волшебнице Гингеме, по складу личности напоминающей, кстати, толкиновского Моргота. После гибели Гингемы Урфин, завладев волшебным оживительным порошком, создаёт армию деревянных солдат-дуболомов и пытается (поначалу даже удачно) с её помощью захватить власть в Волшебной стране.
Потерпев поражение, он в повести «Огненный бог Марранов» не теряет волю к борьбе, а продолжает интриги, обманывая народ Марранов (также известный под именем Прыгунов), дикий и суеверно боящийся огня, при помощи фальшивых чудес выдавая себя за милостивого бога, обещая различные блага и через это добиваясь от них повиновения. Урфин собирает войско уже из Марранов и предпринимает новую попытку захвата власти.
Саурон у Толкина — не человек, а майа (ангел), некогда последовавший за Морготом (дьяволом), однако его бэкграунд во многом напоминает бэкграунд Урфина. Как и Урфин, он является искусным мастером (правда, не столяром, а кузнецом), в прошлом учившимся у Валы Аулэ (покровителя ремёсел и искусств), но с дурным нравом, и в прошлом тоже служил злым силам. Он страшнее Урфина в том смысле, что действительно обладает «божественной» природой и сверхъестественными способностями, но, с поправкой на это, механизм захвата ими религиозно-политической власти идентичен.
И Урфин, и Саурон выдают себя не только за богов, но и за посланников высших сил. Например, Урфин в общении с Марранами говорит, что инструменты, которыми он работает, ему прислал «владыка небес Солнце». Саурон выдаёт себя за то за посланника Валар (среди эльфов Эрегиона во главе с Келебримбором), то за верховного жреца Моргота (в Нуменоре).
Подобно тому, как Урфин решил захватить власть, оставшись без хозяйки-Гингемы (раздавленной летающим домиком Элли) и узнав о том, что волшебник Гудвин покинул Волшебную страну, Саурон после Войны Гнева, когда Моргот был низвергнут, а Валар вновь оставили Средиземье, решил захватить власть в мире, «о котором боги позабыли» (Письмо 131). В отличие от Урфина, он исходно был движим не только властолюбием, но и благими намерениями (стремился установить в Средиземье мир и порядок и обеспечить благополучие его жителей), и его замыслы имели куда больший масштаб и долгосрочный горизонт планирования — но и он пришел к тирании, совмещающей черты теократии, власти через религию, с технократией как властью через доступ к технологиям.
Интересно сравнить появление Урфина перед Марранами в «Огненном боге Марранов» и появление Саурона перед нуменорцами в «Утраченном Пути» (черновая версия истории падения Нуменора) — оба манипулируют аудиторией при помощи чудес, мнимых в случае Урфина или настоящих в случае Саурона. Вот как делает это Урфин:
«Тень спускалась всё ниже и ниже, и сверху послышался громовой голос:
– Я приветствую вас, возлюбленные мои Марраны!
На площадку перед изумлённой толпой спустилась колоссальная птица, и с её спины легко спрыгнул человек в алом плаще, в ярко-красной шапочке с белыми перьями, а в его высоко поднятой руке пылал факел, далеко разбрасывая искры. Казалось, в ночной тьме появился живой огонь.
Да, Урфин Джюс сумел необыкновенно эффектно появиться в первый раз перед Прыгунами!
Растерянные, испуганные люди повалились на колени, закрывая руками лица от яркого пламени. Пришелец с небес заговорил звучным голосом:
– Не бойтесь, дети мои! Я пришёл к вам не со злом, а с добром <...>
Урфин поразил воображение Марранов в первый же вечер своего появления: под восторженные крики зрителей он много раз извлекал огонь из протянутой руки».
А вот как предстаёт перед нуменорцами Саурон. Замечу, что подобное впечатление Саурон произвел на нуменорцев, то есть самый развитый человеческий народ мира Толкина. Нетрудно представить, каким должен был быть эффект от демонстрации подобных чудес диким людям Средиземья (где он начинал свою политическую деятельность до капитуляции перед нуменорским королем Ар-Фаразоном, привезшим его на свой остров):
«Внезапно море забушевало, вздыбилось горой и покатилось на землю. Корабли подняло на волне и выбросило далеко на сушу, и они остались лежать посреди полей. И на том корабле, что был заброшен дальше всех и стоял на холме, был человек, или некто в образе человека, но ростом выше любого нуменорца.
Он поднялся на скалу и сказал:
— Я сделал это, дабы показать свою силу. Ибо я — Саурон могучий, слуга Сильного, — (о нем он говорил недомолвками). — Я пришел. Возрадуйтесь, люди Нуменора, ибо я нареку твоего [SIC! — перев.] короля своим королем, и мир покорится руке его.
И показалось людям, что Саурон велик; хотя страшились они света очей его».
Забавным образом сходство проявляется даже в мелочах — как Урфин использует в своих целях обманутого им благородного орла Карфакса, убедив его в своих добрых намерениях, так и Саурон изготовляет Кольца Власти (позднее использованные для того, чтобы подчинить своих власти человеческих королей, принявших эти Кольца) при помощи эльфийского мастера Келебримбора, убедив его и других эльфов Эрегиона, что Кольца Власти послужат исцелению Средиземья и процветанию его народов.
Показательно, что Урфин предстаёт перед Марранами именно как огненный бог, а его образ (герой, несущий огонь) выглядит, сознательно или нет, как отрицательный извод архетипа Прометея (и архетипа культурного героя в целом), принёсшего людям огонь и (по Эсхилу) знания искусств и ремёсел. Те же ассоциации вызывает образ Саурона как Аннатара, «Владыки Даров», в котором он, выдавая себя за посланца Валар, явился в Эрегион.
Впрочем, вспоминая о Прометее, как о культурном герое, реже вспоминают, что он же на встрече богов с людьми в Меконе установил и ритуал жертвоприношения в честь богов (см. Гесиода), а так же, по Эсхилу, «ввел разнообразные гадания» («Прометей Прикованный») — что делает мысль о Сауроне и Урфине как зловещей разновидности соответствующего архетипа (культурного героя) особенно интересной, хотя едва ли тот же Волков мог задумываться о таких параллелях (в советском искусстве Прометей всегда толковался в сугубо-позитивном ключе, причем как богоборец — хотя в античной традиции даже в идеализирующего его версии Эсхила конфликт с Зевсом завершался компромиссом).
У Толкина Саурон и особенно Моргот, претендующие на статус Бога для людей, тесно связаны с огненной стихией. Единое Кольцо выковано Сауроном в огне вулкана Ородруин; в центре империй Моргота и Саурона находились вулканы, Тангородрим и Ородруин соответственно. В «Легенде Аданэль», рассказе о падении первых людей, Моргот является к ним, подобно Урфину, в пламенном ореоле (причем тоже в час темноты) и демонстрирует свою власть над огнём. Некоторые исследователи творчества Толкина отмечают в этом обстоятельстве интересную корреляцию с тем, что огонь — самая могущественная и полезная в хозяйстве, но и самая опасная из стихий, вечно сопутствующая цивилизации, но губительная для всякой жизни при отсутствии человеческого контроля за ней.
Для наших дней тема обратной стороны прогресса, особенно актуальна. Мотив совмещения в рамках антиутопии элементов теократии и технократии заставляет вспомнить «О дивный новый мир», где место Бога в кастово-евгеническом обществе будущего занимает «Господь наш Форд», и даже имя Форда везде заменяет само имя Бога. Фигура Генри Форда была избрана на эту роль Хаксли, надо думать, ещё и потому, что Форд для его эпохи стал символом жестко иерархичного конвеерного производства, претендующего вместе с тем на то, чтобы обеспечить подчиненным определённые стандарты потребления.
Нетрудно сравнить и описание «прогрессорской» деятельности Урфина и Саурона. С одной стороны, они и правда помогают подвластным им народам — Урфин учит Марранов строительному делу («Урфин показал Марранам, как класть фундамент здания, подгоняя камни один к другому, и как скреплять их цементом»), и те строят сперва храм в честь своего нового бога, а затем и жилые дома для себя. Знания того же рода передаёт подвластным ему людям Средиземья и Саурон: «На востоке и юге почти все люди подпали под его власть; в те дни возросла их мощь, и возвели они многие города и каменные стены, и умножились в числе» («Сильмариллион»), причем «Для них Саурон был королем и богом; великий страх внушал он им, ибо обиталище свое окружил огнем» («Сильмариллион»).
С другой стороны, оборотной стороной «прогрессорской» деятельности Урфина и Саурона оказывается резкий рост социального расслоения среди их подданных. Волков показывает это на примере Марранов, совсем недавно вышедших из дикости, следующим образом:
«С этого дня в уединённой долине Марранов началась большая стройка. Вся тяжесть работ пала на простолюдинов. Знатные сами ничего не делали. Они только подгоняли каменщиков и плотников, обученных Урфином, и те трудились с восхода до захода солнца с короткими перерывами на еду. Работники с грустью вспоминали весёлые соревнования по боксу, бегу и прыжкам и начали подумывать, что не такая уж, пожалуй, великая радость – появление среди них огненного божества <...>
Конечно, простолюдины не строили себе каменные дома. До того ли им было, когда вожди племени запрягли их в тяжёлую работу. Закончив постройку домов, они принялись за расширение посевов. Хлебопечение и быстро развивавшееся винокурение потребовали гораздо больше зерна, чем прежде. Для топки печей в домах аристократов нужны были дрова, и каждое утро вереница дровосеков отправлялась в лес, а к вечеру люди возвращались с тяжёлыми вязанками <...>
Соревнуясь между собой, кто обставит свой дом роскошнее, знатные растратили накопленные их предками драгоценности, и покупать красивые ковры, дорогую мебель и наряды стало не на что. И тогда аристократы заставили бедняков добывать для них изумруды и алмазы.
А так как с поверхности драгоценные камни были уже выбраны, то пришлось рыть шахты. Чтобы стенки шахт не обваливались, следовало крепить их подпорками, а за подпорками надо было ходить в дальний лес.
Боясь, как бы шахтёры не стали утаивать найденные драгоценности, богачи приставили к ним надсмотрщиков».
Схожим образом, хотя и гораздо менее подробно, Толкин описывает итоги деятельности Саурона в более развитом Нуменоре в качестве советника Ар-Фаразона:
«В те дни люди взялись за оружие и убивали друг друга по ничтожному поводу; теперь легко впадали они в гнев, и Саурон, или же те, кого он привлек на свою службу, бродили по острову, настраивая людей друг против друга — так, что народ роптал против короля и правителей, и любого, владеющего чем-то, чего им самим недостало; и те, что стояли у власти, жестоко мстили.
Тем не менее долгое время нуменорцам казалось, что народ их процветает; и если счастливее они не становились, то умножилась их сила, а богатые разбогатели еще больше. Ибо, воспользовавшись помощью и советами Саурона, они умножили свое достояние, и научились создавать машины и строить корабли мощнее прежних» («Сильмариллион»).
Урфин создаёт среди Марранов собственную тайную полицию:
«Но роптать Марраны не осмеливались даже в тесном семейном кругу. Не раз случалось, что хула на огненного бога, высказанная только при жене и детях, становилась известна властям, и виновный терпел жестокое наказание. А потом, брошенный в новенькую тюрьму, бедняга думал, почёсывая избитые бока:
«Кто бы мог услышать мои дерзкие слова? Ведь не пересказала же их Великому Урфину крыса, которая рылась в отбросах у входа в шалаш?»
А на самом деле это была не крыса, а неуловимый шпион Эот Линг, шныряющий по посёлку в одеянии из кроличьих шкурок».
То же самое делает и Саурон:
«Да, тень есть — но это тень страха Смерти и тень алчности. Однако есть и другая тень, еще мрачнее. Мы больше не видим своего короля. Его немилость падает на людей, и они исчезают: вечером они были, а утром их нет. На улице тревожно; в стенах небезопасно. В самом сердце дома может таиться соглядатай. Появились тюрьмы, подземные темницы» («Утраченный Путь»).
При этом благополучие правящей верхушки растёт — как в Нуменоре «богатые стали ещё богаче» (и в Средиземье избранниками Саурона, кольценосцами, были великие воины, чародеи и короли), у Волкова отношение элиты Марранов к Урфину остаётся неизменно положительным: «Знатные Марраны были теперь за Урфина горой. Если бы они даже догадались, что Урфин — обыкновенный человек, присвоивший божеское звание, они всё равно пошли бы за ним на край света. Теперь они с ужасом вспоминали былое время, когда жили в таких же шалашах, как чернь, питались такой же тюрей и солёными утками…».
Выходом из сложившейся ситуации, грозящейся социальным взрывом, оказывается захватническая война против других народов — против Волшебной страны в случае Урфина и Марранов, против колониальных народов Средиземья и позднее эльфов Валинора в случае Саурона и нуменорцев Ар-Фаразона. Вот как аргументирует перед Марранами решение начать войну против остальной Волшебной страны Урфин Джюс:
«— Посмотрите кругом!
Он широким жестом показал вокруг, и Марраны взглянули на свою долину, точно видели её в первый раз.
— В этой тесной бедной местности много камня и очень мало плодородной земли! Здесь даже не растут прекрасные фруктовые деревья, которыми изобилует остальная часть страны. Здесь нет лугов, где можно разводить жирных овец и молочных коров. Но обратите ваши взоры на север и на запад!..
Головы слушателей разом повернулись.
— Если б не мешали горы, вы увидели бы там плодородные равнины с фруктовыми рощами и цветущими нивами, со множеством теплых уютных домов. Туда, туда поведу я вас, дети мои, там вы найдёте изобилие всех жизненных благ!».
Схожий мотив есть в «Утраченном Пути», в описании того, как Саурон убеждает нуменорцев начать войну против Валар и эльфов уже после успешных колониальных войн:
«Завоевать новые королевства для нашей расы, чтобы на этом многолюдном острове, где все дороги исхожены и все травинки наперечет, стало посвободнее <...> он присоветовал королю протянуть руку к Империи. Вчера — на Восток. А завтра — на Запад <...>
Король с королевой стареют, хотя не всем это известно — они теперь редко показываются. Они спрашивают, где же эта жизнь без смерти, которую Саурон обещал им, если они выстроят Храм для Моргота. Храм построен, но они состарились. Но Саурон предвидел это, и, как я слышал (слухи об этом уже расползлись), объявил, что Владыки удерживают дар Моргота, и его нельзя получить, пока они стоят на пути. Чтобы завоевать себе жизнь, Таркалион должен завоевать Запад. Теперь-то ясно, зачем нужны башни и оружие. О войне давно говорили — хотя врага вслух не называли».
Возможно, завоевательные войны как средство канализации внутренних конфликтов (на фоне бегства в дикие земли тех людей, что были недовольны его властью) использовались Сауроном ещё до попадания в Нуменор, когда он был правителем людей востока и юга Средиземья, где подвластные ему общества могли столкнуться с теми же проблемами:
«И Зигур сделался могущественным королем в срединных областях Земли; и поначалу был хорош на вид, и только, и его правление было выгодным для всех людей в нуждах их тел. Ибо он сделал богатыми всех, кто бы ни служил ему; но тех, что не преклонили колени, он изгнал в пустынные земли. Однако Зигур желал, как и Мулкхер до него, стать королем над всеми королями и быть богом для людей. И медленно его мощь двинулась на север и юг и всегда на запад» («Потопление Анадунэ»).
Во Вторую Эпоху Саурон «обрёл власть над многими дикими племенами на Востоке (встарь совращёнными Морготом) и теперь понуждал их искать земель и добычи на Западе» («О гномах и людях»). И в случае Урфина, и в случае Саурона затеянные ими грандиозные войны изначально были частью их замыслов по обретению мирового господства, однако, по большому счёту, они в любом случае закономерно вытекали из характера их социально-политической деятельности среди подвластных.
В определённом смысле образы Урфина и Саурона парадоксальным образом соединяют в себе рассмотрение тёмных сторон технического прогресса — и, в то же самое время, тёмных сторон религиозной картины мира (позволяющей при помощи религии подчинять людей своей власти). Иронично, что эти персонажи были придуманы двумя писателями, один из которых (Волков) принадлежал к социуму, уверенному в позитивном потенциале прогресса (СССР), а другой (Толкин) являлся истово верующим католиком.
Впрочем, при сравнении образов Урфина и Саурона нельзя не отметить, что в образе первого отразилось то, что господствовавшая в СССР идеология относилась к техническому прогрессу (пусть даже с поправкой на все его отрицательные аспекты) куда более дружественно. Саурон у Толкина упускает возможность раскаяться, предложенную ему Валар через их герольда Эонвэ после падения Моргота (и позднее предаёт того самого Келебримбора, который до этого помогал ему в реализации проекта Колец Власти с целью изменения жизни обитателей Средиземья к лучшему) — в то время как Урфин у Волкова в конечном итоге отказывается от злодейских замыслов и становится добропорядочным жителем Волшебной страны, пусть даже ему для этого потребовалось проиграть две войны.
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно:
