Марго стояла на балконе своей московской квартиры, сжимая в руке золотую олимпийскую медаль. Тринадцать лет назад она мечтала показать её отцу, услышать хоть слово гордости от человека, который когда-то сказал: «Если ты сейчас уйдёшь — домой можешь больше не возвращаться».
Телефон зазвонил резко, нарушив тишину вечера.
— Маргарита Сергеевна? Это больница города Волгограда. Ваш отец, Сергей Михайлович, поступил к нам с обширным инфарктом. Состояние крайне тяжёлое.
Сердце Марго сжалось. Голос медсестры звучал профессионально отстранённо, но в нём чувствовалась тревога.
— Он... он просил передать вам, что хочет вас видеть. Говорит, что есть что сказать, пока не поздно.
Марго молчала, глядя на огни ночной Москвы. Тринадцать лет молчания. Тринадцать лет боли и гордости, смешанных воедино.
— Маргарита Сергеевна, вы меня слышите?
— Слышу. Я... я подумаю.
Положив трубку, Марго опустилась в кресло. В памяти всплыл тот страшный день, когда восемнадцатилетняя девочка стояла в прихожей родного дома с чемоданом в руке.
— Папа, я еду в Москву. Меня взяли в сборную по гимнастике.
— Никуда ты не едешь! Будешь работать в школе, как планировали.
— Но это же мой шанс! Олимпиада через четыре года, тренер говорит...
— Тренер говорит! А я что, не отец тебе? Всю жизнь планировал, что ты станешь учителем, как твоя покойная мать. А ты хочешь бросить всё ради каких-то прыжков?
— Это не прыжки! Это моя мечта, моя жизнь!
— Если ты сейчас уйдёшь — домой можешь больше не возвращаться. Я не потерплю неблагодарности.
И она ушла. С разбитым сердцем, но с железной решимостью доказать, что он ошибался.*
Утром Марго села в поезд до Волгограда. За окном мелькали знакомые пейзажи детства, а в груди боролись страх и любопытство. Каким он стал? Изменился ли? И главное — зачем позвал её?
В больнице пахло хлоркой и лекарствами. Марго шла по длинному коридору кардиологического отделения, чувствуя, как дрожат руки.
— Вы к Сергею Михайловичу? — спросила пожилая медсестра. — Он вас ждёт. Только недолго, пожалуйста. Сердце очень слабое.
Марго замерла у двери палаты. За этой дверью лежал человек, которого она одновременно любила и ненавидела. Человек, из-за которого она добилась всего сама, но так и не смогла разделить с ним свою радость.
Она толкнула дверь.
На больничной кровати лежал худой, седой мужчина с кислородной маской на лице. От грозного, всегда подтянутого отца осталась лишь тень. Марго едва узнала его.
Он открыл глаза и увидел её. В его взгляде не было прежней строгости — только усталость и что-то похожее на радость.
— Маргоша... — прошептал он, снимая маску. — Ты приехала.
— Приехала, — она подошла ближе, не зная, что чувствовать. — Как ты?
— Плохо. Врачи говорят честно — время на исходе. Но ты приехала... Это главное.
Молчание повисло между ними, тяжёлое, как свинцовое одеяло.
— Пап, зачем ты меня позвал? — голос Марго дрогнул. — Тринадцать лет молчания. Зачем сейчас?
Отец попытался приподняться, лицо исказилось от боли.
— Потому что я дурак, Маргоша. Самый большой дурак на свете.
— Что ты имеешь в виду?
— Я следил за тобой. Всё это время следил. Знаю про каждую твою победу, про каждую медаль. Знаю, что ты стала олимпийской чемпионкой. Знаю, что ты лучшая.
Марго почувствовала, как к горлу подступают слёзы.
— Следил? Но ты же сказал...
— Я сказал много глупостей из-за своей проклятой гордости. Думал, что знаю, как лучше. Думал, что защищаю тебя от разочарований. А защищал только свой страх.
— Какой страх?
Отец закрыл глаза, собираясь с силами.
— Страх потерять тебя. Как потерял твою мать. Она тоже была мечтательницей, хотела стать балериной. Но жизнь... жизнь сломала её мечты. Я не хотел, чтобы тебя тоже сломали.
— Но ты же меня сам сломал! — голос Марго сорвался на крик. — Ты знаешь, сколько ночей я плакала? Сколько раз хотела позвонить тебе после побед? Я мечтала услышать от тебя «горжусь тобой». Всего два слова!
— Гордился. Всегда гордился, — слёзы текли по щекам старика. — В моём кабинете дома есть папка. Там все статьи о тебе, все твои фотографии с соревнований. Я вырезал каждую заметку из газет.
Марго не верила своим ушам.
— Врёшь...
— Не вру. И ещё там лежат письма. Сто двадцать три письма, которые я писал тебе все эти годы, но так и не отправил. В каждом — слова, которые не смог сказать при встрече.
Тишину нарушил только звук аппаратов. Марго сидела, оцепенев от шока.
— Где ключи от дома? — наконец спросила она.
— В тумбочке. Но, Маргоша...
— Что?
— Прости меня. Я знаю, что не заслуживаю прощения. Но прости глупого старика, который слишком поздно понял, что гордость — это не любовь, а эгоизм.
Марго взяла ключи и быстро вышла из палаты. Ей нужно было увидеть эту папку. Нужно было убедиться, что это не предсмертный бред.
Родительский дом встретил её запахом старости и одиночества. В отцовском кабинете всё было так же, как тринадцать лет назад. Только на столе стояла большая рамка с её фотографией в олимпийской форме.
Марго открыла верхний ящик стола и достала толстую папку. На обложке было написано неровным почерком: «Моя дочь — чемпионка».
Внутри действительно лежали сотни газетных вырезок. «Юная гимнастка из Волгограда завоевала золото юношеского первенства», «Маргарита Сергеева — надежда российской гимнастики», «Триумф нашей землячки на Олимпиаде». Каждая статья была аккуратно наклеена на лист бумаги, под каждой — дата и название газеты.
А рядом лежала стопка писем. Конверты не запечатанные, внутри — листы, исписанные знакомым отцовским почерком.
«Моя дорогая Маргоша, сегодня по телевизору показали твоё выступление на чемпионате мира. Ты была невероятна. Я плакал от гордости и от стыда одновременно. Прости меня...»
«Дочка, вчера соседка принесла газету с твоим интервью. Ты говорила, что посвящаешь победу маме. А про меня ни слова. Я понимаю почему, и мне больно. Но я горжусь тобой больше жизни...»
«Маргарита, сегодня твой день рождения. Тебе исполняется двадцать пять. Я купил торт и поставил на стол. Задул свечи и загадал желание — чтобы ты была счастлива...»
Марго читала письмо за письмом, и с каждой строчкой сердце разрывалось всё сильнее. В каждом письме — боль, раскаяние, любовь и безграничная гордость за свою дочь.
Последнее письмо датировалось неделей назад:
«Моя единственная дочь, у меня проблемы с сердцем. Врачи говорят серьёзно. Может быть, это мой последний шанс сказать тебе правду. Я ошибся. Я был неправ. Ты выбрала свой путь и прошла его с честью. Ты стала тем, кем хотела стать. Я горжусь тобой. Горжусь каждым днём твоей жизни. Прости меня за всё. Люблю тебя больше своей жизни. Папа.»
Марго рухнула на стул и зарыдала. Тринадцать лет она считала себя нелюбимой дочерью, а оказалось — была самым дорогим человеком в его жизни.
Телефон зазвонил. Больница.
— Маргарита Сергеевна? Состояние вашего отца ухудшилось. Если хотите попрощаться...
Марго схватила папку с письмами и помчалась в больницу.
Отец лежал под кислородной маской, глаза закрыты. Рядом с кроватью стояли аппараты, мигающие красными огоньками.
— Пап, я здесь, — Марго взяла его руку. — Я прочитала все письма.
Он открыл глаза и посмотрел на неё.
— Значит... знаешь?
— Знаю. И прощаю. И люблю тебя, несмотря ни на что.
— А я... я так гордился тобой. Рассказывал всем соседям, что моя дочь — олимпийская чемпионка. Хвастался твоими медалями, хоть и не видел их вживую.
Марго достала из сумочки золотую олимпийскую медаль и положила отцу на грудь.
— Теперь видишь. Она твоя, пап. Наша.
Слёзы текли по лицу старика.
— Маргоша, у меня к тебе просьба...
— Любая.
— Когда меня не станет... В моей комнате есть сундук. На чердаке. Там лежат все твои детские рисунки, дипломы из спортивной школы, первые кубки. Я всё сохранил. Всё.
— Пап, не говори так...
— И ещё... Там лежит письмо от твоей мамы. Она написала его перед смертью. Просила передать тебе, когда ты станешь взрослой. Но я... я боялся. Боялся, что ты поймёшь, какой я дурак.
— Что в письме?
— Она писала, что гордится тобой. Что знает — ты станешь великой. И просила меня не мешать тебе лететь к мечте.
Марго крепче сжала отцову руку.
— Пап, а что если... что если ты поправишься? Поедешь ко мне в Москву. У меня большая квартира. Будем вместе.
— Глупости говоришь...
— Не глупости. У нас есть шанс начать всё сначала. Тринадцать лет мы потеряли, но у нас может быть будущее.
Отец посмотрел на неё долгим взглядом.
— А ты сможешь? Простить старого дурака?
— Уже простила. А ты сможешь принять мою помощь? Без гордости?
— Смогу. Ради тебя смогу.
Врач, вошедший в палату, удивлённо посмотрел на монитор.
— Странно. Показатели улучшились. Давление стабилизировалось.
Марго улыбнулась сквозь слёзы.
— Может быть, любовь тоже лечит?
Три месяца спустя Сергей Михайлович переехал в московскую квартиру дочери. В своей комнате он повесил на стену все её награды — от первого детского кубка до олимпийского золота.
Каждое утро они завтракали вместе, и он рассказывал ей истории из её детства, которые она забыла. А она показывала ему видео со своих выступлений и рассказывала о том, как мечтала поделиться с ним каждой победой.
— Знаешь, — сказал он однажды, — я понял одну вещь. Настоящая любовь — это не удержать рядом с собой. Это дать крылья и гордиться полётом.
— А я поняла, что прощение — это не слабость. Это сила, которая может вернуть потерянную семью.
Вечером того дня Марго открыла письмо мамы, которое столько лет пролежало в отцовском сундуке:
«Моя дорогая дочурка, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет рядом. Но я хочу, чтобы ты знала — я верю в тебя. Лети к своей мечте, не бойся падений. А твоего папу прости. Он любит тебя больше жизни, просто не умеет это показать. Научи его любить правильно. Твоя мама.»
Марго подошла к окну, за которым светились огни вечерней Москвы. На подоконнике стояла фотография — она с отцом после одного из её выступлений. Первая совместная фотография за тринадцать лет.
Иногда для того чтобы обрести семью, нужно потерять её. А иногда — просто найти в себе силы простить и начать всё сначала.
Любовь не знает срока давности. И настоящая семья может быть возвращена, если есть желание бороться за неё.
Рекомендуем почитать
Рассказ принадлежит автору канала Мария Фролова. Если вам понравился данный рассказ, переходите на её канал, там вас ждут много интересных жизненных рассказов.
Если вам понравился рассказ, то поддержать канал вы можете ТУТ 👈👈