Идя к дому, Таня почувствовала, как в руках дрожит судок с едой, который она приготовила для мужа. Какая ирония — она собиралась позвать его ужинать, а вместо этого услышала, что он считает её коровой и мечтает от неё избавиться. На крыльце женщина остановилась и глубоко вдохнула прохладный воздух.
Нужно взять себя в руки. Дети не должны ничего заподозрить. Что бы ни происходило между взрослыми, дети остаются детьми, и их мир не должен рухнуть из-за того, что мама случайно узнала правду о своём браке.
Максим поднял голову от тетрадей, когда мать вошла в кухню:
— Мам, а где папа? Ты его звала?
— Папа занят в гараже, — ответила Таня, стараясь, чтобы голос звучал естественно. — У него важные дела. Поужинаем без него.
Мальчик нахмурился:
— Опять... А он ведь обещал помочь мне с задачкой по математике.
— Я помогу, солнышко. Я ведь тоже умею решать задачки.
Таня накрыла на стол, позвала Соню, и они втроём сели ужинать. Дети болтали о школе и садике, а Таня механически кивала и подкладывала им еды, но мысли были далеко.
Что теперь делать? Как жить дальше, зная правду? Можно ли сделать вид, что ничего не произошло, и продолжать играть роль любящей жены? А может, Валентина Михайловна права? Может, она действительно располнела и обрюзгла? Может, стала неинтересной, скучной, превратилась в домашнюю клушу?
Таня попыталась вспомнить, когда в последний раз смотрела на себя в зеркало — не торопясь, не между делом. Когда покупала себе что-то красивое, а не только детям и мужу?
После ужина дети разбежались по своим делам, а Таня принялась мыть посуду. Тёплая вода обжигала руки, но эта боль была ничто по сравнению с той, что разрывала душу. Каждая тарелка, каждая чашка напоминали о годах, потраченных на создание семейного уюта — который, оказывается, никому не нужен.
Через окно было видно, как из гаража выходят Валентина Михайловна и Андрей. Они о чём-то разговаривают, смеются, а потом свекровь машет рукой и садится в машину. Андрей тоже уходит, а в гараже остаётся только Сергей.
Таня поставила последнюю тарелку в сушилку и вытерла руки полотенцем. На улице стемнело окончательно, и жёлтые окна домов напротив казались тёплыми островками в океане осенней тьмы.
Где-то там живут другие семьи, другие женщины, которые, возможно, тоже не знают, что думают о них их мужья.
Минут через десять в дом вошёл Сергей. Он выглядел обычно — усталый после рабочего дня, слегка помятый, с запахом машинного масла и сигарет. Увидев жену на кухне, он кивнул в знак приветствия.
— Как дела?
— Нормально, — ответила Таня, удивляясь собственному спокойствию. — Ужинать будешь?
— Да, конечно.
— А что готовила?
— Суп, котлеты, картошка.
— Хорошо.
Он сел за стол, и Таня молча разогрела ему еду. Сергей ел, изредка поглядывая на телефон, а жена стояла у плиты, наблюдая за ним. Как странно: ещё час назад она видела в нём любимого мужа, отца своих детей, опору семьи.
А теперь перед ней сидел чужой человек, который называет её коровой и планирует от неё избавиться.
— Ты что-то тихая сегодня, — заметил Сергей, не отрываясь от тарелки.
— Устала немного.
— Да от чего тебе уставать? Дома сидишь целый день.
Эти слова, которые раньше она воспринимала как обычную мужскую бестактность, теперь прозвучали совсем иначе. В них слышалось презрение, пренебрежение её трудом, её жизнью.
— Дети болели на прошлой неделе, — тихо ответила Таня. — Ночами не спала.
— Но это же их работа — болеть. Дети всегда болеют.
Раньше она бы попыталась объяснить, как тяжело ухаживать за больными детьми, как страшно, когда у ребёнка высокая температура, как изматывает недосыпание. Но теперь поняла: бесполезно. Он не хочет понимать. Для него она просто корова, которая должна молчать и выполнять свои обязанности.
Сергей доел и поднялся из-за стола:
— Я в комнату пойду, телевизор посмотрю.
— Хорошо.
Он ушёл, а Таня осталась одна на кухне. За окном шумел дождь, срывая последние листья с деревьев, и казалось, что вместе с ними улетают и последние иллюзии о счастливой семейной жизни.
Завтра наступит новый день. Но что он принесёт? Как теперь жить, зная правду? И главное — что делать с этим знанием?
Женщина подошла к окну и прислонилась лбом к прохладному стеклу. В отражении она увидела своё лицо — усталое, постаревшее, с первыми морщинками вокруг глаз. Неужели она действительно так сильно изменилась?..
Неужели от той молодой девушки, в которую когда-то влюбился Сергей, не осталось и следа? Или, может быть, он и тогда не любил её по-настоящему? А может, женился только потому, что так было принято? А потом просто привык — как привыкают к старой мебели: она есть, она ещё служит, но уже не радует глаз.
Таня закрыла глаза и попыталась представить завтрашний день. Утром она встанет, приготовит завтрак, соберёт детей в школу, помоет посуду, приберётся в доме, купит продукты, заберёт детей, поможет с уроками, приготовит ужин… И всё это время будет помнить: муж считает её коровой и мечтает избавиться.
Нет, так жить нельзя. Что-то должно измениться. Но что именно — пока было непонятно.
Ночь тянулась бесконечно, словно время специально замедлило свой бег, когда ей больше всего хотелось, чтобы оно пронеслось незаметно. Она лежала рядом с мужем, слушала его ровное дыхание — и каждый вздох Сергея отзывался в её душе болью. Как вообще человек может так спокойно спать после того, что наговорил несколько часов назад? Как можно назвать жену коровой, а затем устроиться рядом с ней в постели словно ни в чём не бывало?
Цифры на электронных часах светились зелёным призрачным светом: 23:47, 00:12, 00:38… Каждая минута тянулась мучительно медленно, а в голове крутились обрывки их вчерашнего разговора, как заевшая пластинка, которую не удаётся выключить. Корова. Растолстела, обрюзгла. Стыдно на люди выйти…
Таня осторожно повернулась на бок, стараясь не разбудить мужа. В темноте различала его привычный профиль — прямой нос, который когда-то казался ей аристократическим, впалые щёки, упрямую линию подбородка. Раньше это лицо вызывало нежность, желание прижаться, поцеловать. Теперь же Таня смотрела на него, как на чужого, случайно оказавшегося в её постели. Как быстро меняется всё, когда спадают розовые очки…
Вот эти губы — она целовала их тысячи раз, а вчера из них вылетали жестокие слова. Эти руки, когда-то ласковые, теперь казались чужими и холодными. А те глаза, что сейчас были закрыты, недавно смотрели на неё с презрением, уверенные, что она ничего не замечает.
Около двух ночи Таня сдалась. Тихо выбралась из-под одеяла — Сергей даже не пошевелился. Он всегда спал крепко, как убитый, особенно после пива с друзьями.
Женщина накинула халат и прошла на кухню, где включила чайник. В ночной тишине его шум показался оглушительным, но всё же это было лучше, чем сидеть в полной тишине наедине со своими мыслями. Заварив чай, Таня села у окна и стала смотреть на пустую улицу. Редкие фонари освещали мокрый асфальт, по которому ветер гнал прошлогодние листья. Где-то далеко проехала машина — и снова стало тихо.
В такие моменты кажется, что ты одна во всём мире, что твоя боль — что-то уникальное, чего никто не поймёт. А ведь она была счастлива. По крайней мере, думала, что была. Да, бывали ссоры, недопонимания, усталость... но разве не так живут все семейные пары? Разве она могла предположить, что за внешним спокойствием скрывается такое отвращение? Таня попыталась вспомнить, когда началось это охлаждение.
Может быть, после рождения Сони — тогда она действительно набрала лишний вес и долго не могла прийти в форму? Или раньше, ещё после рождения Максима, когда бессонные ночи и постоянная усталость сделали её менее внимательной к мужу? А может, Сергей никогда и не любил её по-настоящему, просто играл роль влюблённого жениха, а потом — заботливого мужа? Воспоминания всплывали одно за другим, но теперь она смотрела на них совсем иначе.
Как Сергей неохотно фотографировался с ней на семейных праздниках. Как избегал публичных проявлений нежности. Как всё чаще оставался на работе допоздна или уходил к друзьям. Как изменился его взгляд — раньше тёплый и любящий, а теперь... безразличный. Или даже раздражённый.
В утро пятницы Таня встала, как обычно, в половине седьмого. Сергей ещё спал, и она тихо собралась, стараясь не будить его.
В зеркале в ванной на неё смотрело усталое лицо с припухшими глазами. Надо было как-то замаскировать следы бессонной ночи: дети не должны ничего заподозрить.
— Мама, а почему у тебя глаза красные? — спросил Максим, когда она готовила завтрак.
— Плохо спала, солнышко. Наверное, простужаюсь… А папа уже ушёл на работу.
— Нет, папа ещё спит. У него сегодня смена попозже, — Таня старалась улыбнуться сыну. Это была полуправда: Сергей действительно должен был выйти на работу к десяти, но Таня знала — он просто не хочет сталкиваться с ней за завтраком.
Вчера вечером, когда она мыла посуду после его ужина, он так ни разу и не поднял на неё глаз. Словно чувствовал — что-то изменилось. Хотя она не сказала ни слова о подслушанном разговоре.
Проводив Максима в школу, а Соню — в садик, Таня вернулась домой. Сергей уже вставал, и они столкнулись в прихожей. Он собирался на работу, торопливо засунув ключи от машины в карман.
— Доброе утро, — бросил он, не глядя на жену.
— Доброе утро. Будешь завтракать?
— Нет, некогда. На работе перекушу.
— Серёжа, а может, поговорим? — тихо решилась Таня.
Муж резко повернулся к ней. В его глазах мелькнуло что-то вроде тревоги. Но всё, что он произнёс:
— О чём говорить… У меня важная встреча с клиентом. Вечером поговорим?
— Хорошо… Вечером так вечером.
Он быстро, формально поцеловал её в щёку — будто по привычке, словно чужой человек на официальном приёме, и вышел. Поцелуй был холодным, дежурным.
Таня осталась в прихожей, прислушиваясь к звуку уезжающей машины, а потом медленно прошлась на кухню.
Дом без детей и мужа казался странно пустым. Обычно она радовалась подобным минутам тишины: можно спокойно выпить кофе, почитать или просто посидеть с мыслями. Но сегодня тишина тяжело давила — напоминая, что она осталась одна со своими проблемами.
Около десяти утра раздался звонок:
— Танечка, дорогая, как у вас дела? — Голос Валентины Михайловны был приторно-сладким, как всегда, когда ей хотелось что-то выведать или убедиться в чём-то. — Можно мне к вам заскочить? У меня тут пирожки свежие, хочу детишкам принести.
Таня сразу догадалась — этот визит связан со вчерашним разговором в гараже. Свекровь хотела посмотреть ей в глаза, удостовериться: не заподозрила ли невестка что-то.
— Конечно, Валентина Михайловна, приезжайте.
— Чудесно! Я через полчасика буду.
продолжение