Вечер выдался как обычно — тихий, домашний. Людмила сидела за кухонным столом, разложив перед собой квитанции и чеки. Калькулятор тихонько щёлкал под её пальцами: коммунальные, продукты, лекарства для мамы... Цифры складывались в привычную картину семейного бюджета, который она вела уже пятнадцать лет.
— Серёжа, — позвала она мужа, не отрывая глаз от бумаг. — Помнишь, в налоговой говорили про дачу? Что можно часть имущества на меня оформить, чтобы налоги меньше платить?
Сергей поднял голову от телевизора. Его лицо сразу изменилось — брови сдвинулись к переносице, а в глазах мелькнуло что-то неприятное.
— Это ещё зачем? — голос прозвучал резче, чем обычно.
Людмила удивлённо посмотрела на него. Она просто хотела помочь с оптимизацией расходов, как всегда делала.
— Да так, для порядка. Мы же семья, всё у нас общее... А налоги платим приличные.
— Всё и так правильно оформлено, — отрезал Сергей, снова уткнувшись в экран. — Не выдумывай лишнего.
Людмила медленно сложила квитанции в стопочку. Что-то кольнуло внутри — не то удивление, не то обида. За все годы совместной жизни она никогда не задавалась вопросом, на кого что оформлено. Дом был их общим домом, дача — общей дачей. Они строили всё вместе, покупали вместе, решали вместе.
— Я не выдумываю, — тихо сказала она. — Просто подумала...
— Вот и не думай о том, в чём не разбираешься, — буркнул Сергей, переключая каналы.
Людмила убрала калькулятор в ящик стола. Руки слегка дрожали — не от злости, а от какого-то внутреннего смятения. Она никогда не видела мужа таким... защищающимся? Нет, не то слово. Агрессивным.
Она встала и начала мыть посуду. Тёплая вода стекала по рукам, а в голове крутились вопросы. Почему он так отреагировал? Почему её простое предложение показалось ему угрожающим? Ведь речь шла не о разделе имущества, а всего лишь о налоговой оптимизации...
За окном моросил дождь, и капли стекали по стеклу, как её сомнения — медленно, но неотвратимо.
Правда, которая ранит
— Мам, а папа правда гараж Димке подарил? — дочь Катя небрежно бросила эту фразу, намазывая масло на хлеб.
Людмила замерла с половником в руках. Суп капал обратно в кастрюлю.
— Как это подарил?
— Ну да, Димка вчера хвастался, что теперь у него собственный гараж. Говорит, отец оформил на него документы.
Ложка выскользнула из рук и звякнула о плиту. Дима — это сын Сергея от первого брака, двадцатитрёхлетний парень, который появлялся в их доме от случая к случаю.
— Катя, ты уверена?
— Да мам, чего тут неясного? — дочь пожала плечами и укусила бутерброд.
Людмила медленно опустилась на табуретку. Гараж... Тот самый гараж, который они с Сергеем покупали в девяносто седьмом. Она помнила, как считали каждую копейку, как она продала мамины золотые серьги, чтобы доложить нужную сумму. Как они вместе красили ворота, вместе настилали пол...
Вечером, когда Сергей вернулся с работы, Людмила не выдержала:
— Серёжа, это правда про гараж?
Он даже не удивился вопросу. Просто кивнул, развешивая куртку:
— Парню нужно где-то машину ставить.
— Но почему ты меня не спросил? Мы же покупали его вместе...
— Так правильно, — отрезал он. — Димка — мой сын. У него должно что-то быть.
— А как же мы? Как же Катя?
— У Кати есть дом, есть всё необходимое, — Сергей говорил спокойно, как будто объяснял очевидные вещи. — А я своему сыну помог.
Людмила ощутила, как внутри что-то обламывается. Не ломается с треском — просто тихо обламывается, как сухая ветка.
На следующий день она пошла к нотариусу. Документы оказались простыми и безжалостными: гараж действительно переоформлен на Дмитрия Сергеевича Волкова. Дата — неделю назад.
— А на кого оформлен дом? — спросила она дрожащим голосом.
Нотариус пробежала глазами по справке из Росреестра:
— На Сергея Николаевича Волкова. Единоличная собственность.
Людмила шла домой и чувствовала себя призраком. Пятнадцать лет она жила в доме, который не был её домом. Готовила на кухне, которая не была её кухней. Спала в спальне, которая...
Боль была такой острой, что захотелось остановиться и просто постоять на тротуаре.
Тетрадка с правдой
Людмила не спала. В два часа ночи она тихо встала и прошла в кладовку. Достала старую тетрадь в клеточку — ту самую, куда записывала все крупные покупки для дома.
Страница за страницей, год за годом. Её аккуратный почерк восстанавливал историю их совместной жизни:
- "Плитка для ванной — 18 000. Моя зарплата за февраль".
- "Обои в гостиную — 7 500. Заняла у Риты, отдала в мае".
- "Кухонный гарнитур — 45 000. Продала дачу от бабушки".
- "Окна пластиковые — 32 000. Взяла кредит в банке, плачу сама".
Цифры складывались в пугающую сумму. Получалось, что почти половину всех вложений в дом сделала она. Её деньги, её кредиты, её бессонные ночи с подсчётами.
— Серёжа, — она тронула мужа за плечо. — Проснись.
Он замычал что-то недовольное, но сел в кровати:
— Что случилось?
Людмила протянула ему тетрадь:
— Посмотри. Я посчитала, сколько денег вложила в наш дом.
Сергей взял тетрадь, пролистал несколько страниц. Лицо его становилось всё мрачнее.
— И что? — бросил он тетрадь на одеяло.
— Как что? Я думаю, справедливо было бы оформить соглашение... Ну, о том, что часть дома принадлежит и мне.
— Людка, ты что, с ума сошла? — голос Сергея стал жёстким. — Пятнадцать лет прожили нормально, а теперь ты начинаешь считать, кто сколько потратил?
— Я не начинаю, я просто...
— Просто готовишься к разводу, да? — он встал с кровати, начал расхаживать по комнате. — Думаешь, я не вижу, к чему ты клонишь? Сначала про налоги спрашиваешь, теперь собственность делить хочешь!
— Серёжа, при чём тут развод? Я просто хочу, чтобы было справедливо...
— Справедливо? — он развернулся к ней. — А то, что я этот дом строил, когда ты ещё студенткой была — это не справедливо? А то, что я тебя содержал, когда Катька маленькая была — тоже не справедливо?
Людмила сжала руки в кулаки. Слёзы подступили к горлу, но она их сдержала:
— Я никогда не была иждивенкой. Я всегда работала...
— Работала, — усмехнулся он. — На свои копейки воспитателем. Если бы не я, где бы ты жила?
Эти слова ударили больнее пощёчины. Людмила закрыла тетрадь и встала:
— Значит, по-твоему, всё, что я вкладывала в наш дом — это копейки?
— Всё оформлено правильно, — повторил он, как мантру. — И менять ничего не буду.
Людмила кивнула. Внутри что-то окончательно сломалось — не с болью, а с облегчением. Как будто она наконец поняла что-то очень важное о себе и о своей жизни.
Утро решений
Было половина седьмого утра. Дом спал, и только кухонные часы тикали в тишине. Людмила сидела за столом с чашкой чая и смотрела, как за окном светлеет небо.
Она уже приняла решение. Не вчера вечером, когда они ссорились. Не ночью, когда лежала и думала. А именно сейчас, в этой рассветной тишине, когда всё стало ясно и просто.
Людмила поднялась и тихо прошла в спальню. Достала из шкафа небольшую дорожную сумку — ту самую, с которой ездила к маме в больницу. Аккуратно сложила несколько смен белья, тёплый свитер, документы.
Сергей спал, повернувшись к стене. Храпел негромко, по-домашнему. Пятнадцать лет она просыпалась под этот звук. Пятнадцать лет начинала утро с заботы о нём: кофе, завтрак, выглаженная рубашка...
Она вернулась на кухню и взяла лист бумаги. Писала быстро, не думая о словах:
"Серёжа, я ухожу. Не потому что не люблю, а потому что не могу больше жить человеком без прав и голоса. Пятнадцать лет я была твоей женой, но оказалось — юридически я для тебя никто. Спасибо за эти годы. Они не были напрасными. Людмила".
Письмо положила на стол, придавив солонкой.
На улице моросил мелкий дождь. Людмила шла не спеша, и с каждым шагом чувствовала себя всё легче. Странно — она ожидала слёз, отчаяния, страха. Но было только спокойствие и какая-то новая, незнакомая свобода.
У подъезда Кати она остановилась и набрала дочери:
— Катюша, ты дома? Можно к тебе прийти?
— Мам, что случилось? Ты какая-то странная...
— Ничего страшного. Просто нужно поговорить.
Дочь открыла дверь в халате, с заспанным лицом:
— Мам, ты чего с сумкой?
— Катя, я ушла от отца.
Слова прозвучали просто и естественно. Как будто она сказала "сегодня дождь" или "пора завтракать".
Катя молча обняла её. И они долго стояли в прихожей — мать и дочь, которым предстояло начинать новую жизнь.
Мужчина, который изменился
Прошёл месяц. Людмила жила у Кати, работала, потихоньку подбирала себе квартиру. Маленькую, на окраине, но свою. Впервые в жизни — свою.
В субботу утром в дверь позвонили. Катя была на работе, и Людмила сама открыла. На пороге стоял Сергей.
Он изменился. Не внешне — всё тот же высокий, с седеющими висками. Но что-то было другое в том, как он держал плечи, как избегал её взгляда.
— Можно войти?
— Конечно.
Они сели за кухонный стол. Сергей долго молчал, вертел в руках ключи от машины.
— Как дела? — наконец спросил он.
— Хорошо. А у тебя?
— Нормально, — он помолчал. — Людка, может, вернёшься?
— Нет, Серёжа.
— Я готов оформить соглашение. Про долю в доме. Как ты хотела.
Людмила посмотрела на него внимательно. Он говорил это без злости, без того превосходства, которое так резало слух месяц назад. Просто как человек, который устал быть один.
— Знаешь, — сказала она тихо, — месяц назад это было бы важно. Очень важно.
— А теперь?
— А теперь я покупаю свою квартиру. На свои деньги. И оформляю на себя.
Сергей кивнул. Встал, подошёл к окну:
— Я не понимал тогда...
— Понимал. Просто думал, что так удобнее.
— Мне без тебя плохо, — сказал он, не оборачиваясь.
— А мне без права быть собой — тоже было плохо.
Он повернулся к ней:
— Значит, всё?
— Всё, Серёжа.
Он кивнул и пошёл к двери. На пороге остановился:
— Если что-то понадобится...
— Спасибо. Но я справлюсь.
После его ухода Людмила долго сидела на кухне и смотрела в окно. На столе лежали документы на квартиру — её первые в жизни документы на собственное жильё. В графе "собственник" стояло: "Людмила Васильевна Волкова".
Она взяла ручку и аккуратно зачеркнула фамилию мужа. Написала свою девичью: "Людмила Васильевна Серова".
Впервые за пятнадцать лет она снова стала собой.