— Ну что, ты к матери опять собралась? — грубовато спросил Игорь, даже не отрываясь от телевизора.
— Да ,она позвонила. Сказала, что плохо себя чувствует. — Марина натягивала на плечи тонкий весенний плащ. — Я быстро сейчас сбегаю. Продуктов закину и укол ей сделаю.
— А ты не думала, что у тебя тут семья? У тебя ужин, между прочим, не готов.
Марина застыла в дверях. В комнате пахло жареной картошкой — она поставила сковородку, пока дочь делала уроки. Успела почистить, нарезать и бросить на сковородку. Он мог бы хотя бы перемешать. Но нет — ждал, когда она подаст.
— Мама там одна, и к тому же, старенькая. Мне тяжело разрываться, — тихо сказала Марина.
— А мне — легко, по-твоему? Я работаю, между прочим! А ты вечно у своей… старушки. Может, переедешь к ней, а?
Марина не ответила. Просто закрыла дверь. И шла по лестнице с комком в горле.
Ей сорок два. У неё муж, дочь-старшеклассница и мама, которая после инсульта с трудом говорит. Когда-то была грозой микрорайона — заведующая аптекой, строгая, расчётливая, недовольная всем и всеми. Даже собственной дочерью.
Марина не помнила ни одного тёплого слова от матери. Но после инсульта всё изменилось. В старой, неулыбчивой женщине что-то надломилось. Она стала нуждаться. А Марина — не могла не откликнуться. Какой бы она ей ни была — она мать. Пусть холодная, пусть нелюбящая, но своя.
Мама жила в той самой квартире, где Марина выросла. На старом диване, под пледом в цветочек, в окружении запахов йода и квашеной капусты.
Когда Марина зашла, старая женщина лежала с закрытыми глазами.
— Мама, я пришла, — сказала Марина мягко.
— Ты… ты прости меня… — шептали её губы, едва двигаясь. — Прости, доченька… я тебя не любила как надо было… не умела…
Марина опустилась рядом.
И почему-то расплакалась. Не от слов. Оттого, что эти слова прозвучали только сейчас — когда уже ничего нельзя исправить.
Дома Игорь молчал.
Надулся. Как ребёнок. Даже не спросил, как мама.
Зато дочь, Лиза, подошла, обняла:
— Мам, ты голодная? Я сейчас всё разогрею.
Марина почувствовала — внутри щёлкнуло.
Вот кто ей ближе. Вот кто по-настоящему чувствует, любит, заботится.
Но настоящая проверка случилась позже. Когда мама умерла.
Похороны были тихими. Родни почти не осталось. Марина стояла у могилы, сжав платок в кулаке, и смотрела, как опускают гроб.
Игорь не пришёл. Сказал, что "на работе завал". А Лиза уехала на олимпиады.
И только один человек стоял рядом. Тот, кого она не ожидала увидеть — соседка мамы, Валентина Петровна.
— Мариночка… — Она тронула её за локоть. — Ты держись. Я ж её каждый день навещала. Ты хоть знаешь?
— Правда? — Марина удивилась.
— Конечно. Я её за руку держала. . Она про тебя всё время говорила. Что она— самую большую ошибку в жизни сделала. Что надо было не давить, не ломать ,а любить тебя. Но она не умела этого.
Старушка вдруг прижала Мариныну руку к щеке.
—Мариночка, не все матери умеют любить. А ты всё равно хорошая дочь. Не каждый так бы заботился.
Марина только кивнула. А потом, неожиданно для себя, обняла эту чужую женщину.
С того дня Валентина Петровна стала приходить к ней. То шарфик свяжет Лизе, то просто так. Без причины.
И впервые за много лет Марина ощутила — вот оно тепло. Вот она, забота.
Однажды весной, гуляя по парку, и присев на лавочку, они пили чай из термоса.
— Валентина Петровна, а почему вы всё это делаете? Я ведь вам не родня…
Старушка улыбнулась:
— А потому что ты — как родная. Ты не представляешь, как мне не хватает таких, как ты. У меня своих детей нет. А ты… и Лизонька ну… как будто дочка и внучка для меня.
Марина опустила глаза. Внутри всё сжалось.
Вот оно — настоящее. Чужая женщина. А ближе всех.
Через год всё стало меняться.
Лиза закончила школу с золотой медалью. Поступила в университет в другом городе.
Однажды вечером Лиза сказала :
— Мам, я, наверное, поеду туда. Хочу жить в общежитии, — как-то осторожно начала она.
Марина почувствовала укол. Сердце сжалось. Но кивнула:
— Конечно, дочь. Это твоя жизнь.
Лиза вдруг подошла и прошептала:
— Мам, а ты ведь справишься без меня, да?
— Постараюсь,— выдохнула Марина. — У меня теперь есть Валентина Петровна.
Но справляться пришлось в одиночку.
Потому что в один из дней Валентина Петровна не вышла на связь. Не открыла дверь. Не ответила на звонки.
Марина, с дрожью в руках, вызвала скорую. Увезли. Диагноз — инфаркт.
Она каждый день носила передачи, сидела в коридоре, умоляла врачей, что бы её выпустили в палату.
— Я ей не родственница, — говорила она. — Но она мне — как мама. Пустите.
И однажды ,о чудо, её пустили.
— Ты пришла, — еле слышно сказала старушка. — Я знала. Мариночка…, что ты меня не оставишь, спасибо тебе за всё.
Марина держала её за руку, не сдерживая слёз.
— Валентина Петровна, вы мне ближе родной матери, — сказала она. — Ближе всех.
Когда Валентина Петровна вышла из больницы, Марина забрала её к себе.
Игорь был против на столько,что не скрывал своих эмоций.
— Что за цирк ты устроила?! У нас что, приют для стариков ?!
— А у нас семья, по-твоему? — Марина сказала это впервые. Резко. С вызовом.
После этого Игорь ушёл. Собрал все свои вещи и сказав, что "не подписывался жить с чужими бабками" хлопнул входной дверью.
Поставив тем самым жирную точку в отношениях.
А Лиза написала:
> «Мамочка, я горжусь тобой. Ты умеешь любить, даже если тебе не возвращается. И знаешь… мне кажется, твоя настоящая семья — это не по крови. Это по душе.»
Прошло два года.
Марина с Валентиной Петровной живут в маленькой, но уютной квартире.
По утрам они пьют чай. По вечерам смотрят старые фильмы. Иногда — играют в "угадай мелодию" и смеются.
Марина работает медсестрой. Лиза приезжает на выходные, везёт им подарки, обнимает старушку:
— Бабушка Валя, вы мой свет!
А однажды Валентина Петровна сказала:
— Мне 85. И я очень боялась, что умру в одиночестве. Но теперь у меня есть вы. И я умирать… не собираюсь!
И они засмеялись.
Иногда Марина смотрит на фото.
Слева — мама. Холодная, сдержанная.
Справа — Валентина Петровна. Смешная, живая, с родинкой на подбородке.
И понимает: не всегда настоящие родные — это родные . А чужой человек становится тем, без кого ты — никто.