— Мам, а что у нас на ужин? — прозвучал с порога голос Тимура, моего сына от первого брака.
— Макароны с сыром и курица в духовке. — Я вытерла руки о полотенце и улыбнулась. — Только духовку выключу — и садимся.
Тимка поставил рюкзак у двери и полез в холодильник за соком.
— А она опять тут! — кивнул он в сторону гостиной.
Я напряглась.
«Она» — это Арина, дочь моего мужа от первого брака. Ей исполнилось семнадцать, и последние полгода она жила с нами. Вроде бы временно — «пережить период ссоры с матерью». Но временное, как водится, стало постоянным.
С того дня, как она переступила порог нашей квартиры, моя жизнь изменилась. И не в лучшую сторону.
— Привет, — пробормотала Арина, даже не повернув головы от телефона. Она развалилась на диване, ногами на подлокотник, в футболке, которая больше напоминала ночнушку, и с наушниками в ушах.
— Арина, ужин готов. Прошу к столу.
— Не хочу. — Она пожала плечами. — Я суши заказала.
— Ты же знаешь, мы ужинаем всей семьёй, — напомнил я, сдерживая раздражение.
— Ну вот и ешьте всей семьёй. Я — не ваша семья, я папина.
Холод прошёлся по спине. Тимур глотнул сок и молча ушёл в свою комнату. А я осталась на кухне с кучей эмоций и пустотой внутри.
Позже вечером, когда муж, Руслан, вернулся с работы, я решила поговорить.
— Руслан, мы должны что-то решать. Арина… она ведёт себя вызывающе.
— Ну подумаешь, подросток. Что ты от неё хочешь? — отмахнулся он. — Это временно, не накручивай.
— Руслан, она хамит, игнорирует правила в доме, развалилась на нашем диване, словно это её квартира, а меня как будто нет. Сегодня сказала, что я ей никто.
— Ну так ты действительно не мама ей. Чего ты ждала? Любви захотела с первого взгляда?
Я замолчала. Вот так — просто, в лоб. Бах и всё .Вроде бы не ожидала ничего другого услышать , а всё равно очень неприятно
На следующий день всё повторилось.
Арина взяла мой фен из ванной. Без спроса.
Одела мою кофту.Опять без спроса.
Накрасила губы моей помадой. И даже не скрывала этого.
— Арина, это мой личный шкаф. — Я попыталась сказать спокойно. — Пожалуйста, не бери мои вещи.
— Боже, какая ты занудная! Это просто кофта! Не сдохнешь же от этого!
— Речь не о кофте, а о границах.
— Ой, всё! — отмахнулась она. — Не заводись, старая. Иди лучше... суп вари свой.
Я стояла как вкопанная. В голове звенело. «Старая»? Мне 37. И я выгляжу отлично. Но дело не в возрасте.
Дело в хамстве. В полном неуважении.
А главное — в том, что муж даже не собирался меня защищать.
Он только буркнул вечером:
— Не перегибай палку. Арина просто ищет себя.
А я? Я себя уже давно нашла. В браке. В семье. В этом доме. И терять всё это — не собиралась.
В доме воцарилась невидимая, но ощутимая война. Мы с Ариной не разговаривали. Точнее — я старалась говорить, как со взрослым человеком, но в ответ получала то презрительное молчание, то язвительные шуточки.
Муж, как и многие мужчины, предпочёл занять выжидательную позицию. Его фраза «давай просто переждём» вызывала во мне только злость.
— Руслан, переждать можно дождь, а не постоянное хамство в собственном доме! — сказала я однажды, когда Арина, не скрываясь, назвала меня «вредной тёткой с манией контроля».
— Не хочешь — не обращай внимания, — пожал плечами он. — Это всего лишь слова. Главное, чтобы она в школе училась и с наркотиками не связалась.
Вот так. Порог требований — на уровне «лишь бы не наркоманка».
Следующим этапом ,наших распрей, стало то, что Арина стала устраивать вечеринки.
— В пятницу ко мне придут подружки, — бросила она, жуя яблоко. — Ну типа девичник.
--- А почему ты не спросила меня, не посоветовалась?
— А что, тебе некуда пойти? — усмехнулась она. — Ну там… в театр, или к подружке? Можешь с Тимуром куда-то выбраться.
— Арина, это наш дом. Мы живём здесь. И прежде чем звать гостей, ты должна была обсудить это со взрослыми.
— Я и обсудила — с папой. Он сказал: «Окей».
Руслан действительно подтвердил.
— Да чего ты заводишься? Пусть посидят девчонки, попьют колу, послушают музыку.
— А если они что-нибудь разобьют, устроят срач, или того хуже ,у них будет алкоголь?
— Ну ты чего , с приветом что ли? Что за катастрофизация?
Пятница стала катастрофой.
Девочки принесли шампанское, устроили фотосессию в ванной, раскидали всю мою косметику по полу и, судя по запаху, курили в окно. А одна из них даже, прости господи, уснула на ковре в гостиной, не разувшись.
Я проснулась от грохота — то ли упал стакан, то ли кто-то свалился с кресла. Вышла в халате на кухню — там бутылки, чипсы на полу и Арина с телефоном, снимающая сторис.
— Арина, немедленно всё прекрати. Час ночи. Ты сейчас всю семью разбудишь .
— А ты кто, чтобы мне приказывать?
Вот иди и ложись сама.А то шляется тут , всё вынюхивает.
На утро я ссказала Руслану:
— Либо она соблюдает правила нашего дома, либо я ухожу.
Он замолчал. Пять секунд. Десять.
Я смотрела на него и чувствовала — он не готов сделать выбор.
— Поговорим позже. Я не готов сейчас к таким ультиматумам.
Я ушла на кухню, налила чай в чашку и посмотрела в окно. Серое небо, двор, мокрая дорога. И чувство, что я в этом доме — чужая, со мной никто не считается.
Как будто всё, что строила эти годы, внезапно обнулилось.
И всё из-за девочки, которой когда-то просто нужно было временно побыть у отца…
Но «временно» превращалось в капкан. И я понимала — долго я так не выдержу.
На выходных я уехала к подруге. Просто собрала вещи, села в такси и сказала:
— Мне нужно всё обдумать.
Руслан не остановил. Только сказал:
— Делай, как считаешь нужным.
Арина, узнав, что я уехала, выложила в сторис фото с подписью:
"Минус одна, и в доме стало дышать легче."
Это увидела моя подруга Дина и прислала скрин. Я не отвечала. Мне хотелось кричать, но я молчала. Потому что знала: вернусь — и всё повторится.
У Дины я провела два дня. Мы пили чай, болтали о жизни, и в какой-то момент я расплакалась.
— Знаешь, — сказала я, утирая слёзы, — я ведь старалась, я очень старалась. Дарила ей подарки, покупала одежду, угощения, разговаривала. А в ответ — отторжение, насмешки и война за территорию.
— А ты с её матерью общалась? — спросила вдруг Дина. — Может, это она на настраивает?
— Нет. Но Арина сказала, что мать её выгнала. Хотя я всё больше думаю — она сама ушла.
Когда я вернулась домой, меня не встретили. Ни Руслан, ни Арина. В квартире пахло кофе и лаком для ногтей.
Я прошла в комнату — и обомлела.
Моя шкатулка с украшениями открыта. Некоторые серёжки лежат на столе. Несколько браслетов исчезли.
— Арина! — Я стояла посреди комнаты, еле сдерживая себя. — Ты зачем лазила в моих вещах?!
— Не истери, — лениво бросила она, даже не вставая с кровати. — Я просто смотрела.
— Это воровство! Ты что, совсем с катушек съехала?
— Боже… приехала ,какая ты громкая! Ты серьёзно, от пары безделушек сразу — «воровство»?!
— А ты взрослой себя считаешь?
Она села на кровати и, глядя мне в глаза, сказала:
— Я тебя ненавижу. Ты лезешь везде, ты вечно мной недовольна. А ты вообще кто? Моя мама? Нет. Вот и сиди молча. Достала!!!
Я ушла в ванную и включила воду. Не для того, чтобы умыться — а чтобы не слышали ,как кричит моя душа.
Позже вечером я подошла к Руслану:
— Руслан, это переходит границы. Она взяла мои украшения. Грубит. И, честно говоря, сводит меня с ума. Мы не семья — мы противники.
Он потупился.
— Я поговорю с ней.
— Этого мало. Или ты принимаешь меры, или я подаю на развод. Я не могу жить в доме, где ко мне относятся как к мусору.
Он поднял глаза.
— Я знаю. Я всё знаю. Просто не знал, как сказать…
— Что? — напряглась я.
— Её мать… Она не выгоняла Арину. Арина сама сбежала. Устроила скандал, ударила отчима. Её мать была в слезах. Звонила мне. Просила поговорить. Арина просто не захотела жить по правилам. И теперь делает то же самое здесь.
Я молчала. Это объясняло многое. Но облегчения не приносило.
— Почему ты мне не сказал?
— Потому что хотел, чтобы вы с ней нашли общий язык. Я надеялся… вдруг ты станешь той, кто сможет ей помочь.
Он опустил глаза.
Я ушла спать с тяжестью на душе. Арина — несчастная девочка, которую никто не смог воспитать. Ни мать, ни отец.
А теперь она мстит всему миру. И особенно — мне.
Но внутри у меня что-то дрогнуло.
Но тем не менее, мне надорешить — спасать этот брак… или спасать себя.
---Прошло три дня.
Арина почти не выходила из комнаты. Не потому что испугалась,нет — просто притихла. Периодически я слышала, как она швыряет там вещи, хлопает дверцей шкафа, разговаривает по телефону грубо и на повышенных тонах. Руслан пытался с ней поговорить, но получал в ответ:
— Отстань, был бы ты отец,ты бы выгнал эту тетку, а так, иди и не указывай!
— Я не узнаю свою дочь, — сказал он мне за ужином. — Её словно подменили. Раньше хоть слушала иногда…
— Это не вдруг случилось, Руслан. Просто раньше ты не хотел ничего замечать.
Он кивнул. И впервые за долгое время сказал:
— Ты права.Мне было так удобно.
А на четвёртый день всё сорвалось.
Я возвращалась домой с работы и на лестничной площадке увидела соседку, тётю Люду.
— А ты знаешь, что твоя девочка в полицию чуть не попала? — начала она сразу, не поздоровавшись.
— Что? Кто?
— Арина. Пацанов с района позвала, они у магазина с пивом тусовались. Кто-то из прохожих вызвал полицию. Моя Наташка сказала — там и сигареты были, и слова нецензурные. Патруль подъехал, разогнал. Её и ещё одну девчонку чуть не увезли, . Вот я и думаю: , как ты её отпускаешь?
Я побледнела. Спасибо, что тётя Люда мне сказала. Потому что от Руслана — ни слова.
Вечером я дождалась Арину.
—Арина! Где ты была? — прямо спросила я.
— У подруги. А что?— Взгляд наглый, вызывающий.
— У какой? Говори сейчас же.
— А что, может тебе ещё её паспортные данные сказать? Я не обязана докладывать.
— Ты была в отделении полиции? —тогда я перешла в наступление. — Или домой сбежала?
Она замерла. На мгновение. Потом прошипела:
— Ах вот ты что! Шныряешь, собираешь сплетни, а потом бросаешь мне в лицо, как мусор? Думаешь, я боюсь?
— Нет, Арина. Я думаю, тебе нужна помощь.
Она засмеялась — зло, громко.
— Помощь? От тебя? Да ты…
— Хватит, — перебила я. — Арина, ты идёшь по краю. Я не враг тебе. Но если ты продолжишь в том же духе, тебя никто не спасёт — ни мама, ни папа, ни я.
Она бросила рюкзак на пол и ушла в комнату. Грохнула дверью.
Часа через два я услышала странные звуки. Что-то разбилось в ванной. Я подбежала — и увидела Арину, сжавшуюся на полу, со смазанной тушью и порезом на руке.
— Я… я не хотела… Это не специально… Я просто разозлилась…
Рядом валялся осколок от разбитого зеркала.
Я дрожащими руками промыла ей рану, наложила повязку. Она не сопротивлялась. Наоборот — молчала. Смотрела на меня, как будто впервые увидела. Не вызывающе. Не зло. Просто — как девочка, потерявшая себя.
— Арина… ты хочешь, чтобы я ушла из твоей жизни?
Она покачала головой.
— Я просто не умею… любить — шепнула она. — Все меня бросают. Мама, подруги. Папа притворяется, что всё нормально. Я всех ненавижу… Потому что я… я…
— Ты просто злишься. Потому что тебе больно. И не знаешь, куда эту боль деть.
Она заплакала.
А я впервые за все эти месяцы… обняла её.
После той ночи всё изменилось.
Не резко. Не как в сказках, где злую падчерицу спасают добром, и она в тот же день шьёт платье из цветов и поёт с птицами.
Нет. Всё было по-другому: с неловкими взглядами, с попытками что-то сказать, что то сделать.
Но главное — Арина больше не была враждебной.
Была просто тихой. Остро уязвимой.
И я чувствовала, как будто в её панцире появилась первая трещина.
Через два дня после того, как я забинтовала ей руку, она тихо зашла на кухню.
— Я… я вчера вымыла пол в коридоре.
— Спасибо. — Я не стала восхищаться, не стала сюсюкать. Просто поблагодарила.
И это сработало. Она кивнула и взяла кружку с чаем.
— А ты правда думала, что я всё специально делала? Чтобы тебя разозлить?
Я задумалась.
— Думаю, тебе нужно было, чтобы тебя заметили. А самый простой способ — быть неудобной.
Она помолчала.
— Папа никогда меня не ругал. Ни за что. Он всегда говорил: «Ты у меня умная, ты сама всё поймёшь». Только я нифига не понимала. Просто делала, что хотела, чтобы хоть как-то получить внимание.
Это был прорыв. Для Арины. И для меня.
— Я понимаю, что неправильно вёл себя, — признался он. — Я хотел, чтобы вы сами разрулили всю эту ситуацию. Но теперь понимаю: я обязан был быть опорой. И для тебя, и для неё.
— Нам нужно установить правила. Чёткие. Без этого ничего хорошего не будет.
— Давай. И я поддержу тебя.
Мы составили список простых, но нужных пунктов:
1. Брать личные вещи — только с разрешения.
2. Ужин — всей семьёй, если все дома.
3. Гости — только после согласования со всей семьёй.
4. Хамство — недопустимо.
5. Если есть проблема — говорить. Не молчать, не бегать, а говорить.
Руслан повесил этот список на холодильник.
Арина увидела его утром. Посмотрела. Почитала.
— Это… типа закон такой у нас?
— Это попытка жить в мире. — ответила я.
— А если я опять сорвусь?
— У всех бывают срывы. Но разница в том, хочешь ли ты потом исправиться.
Она ничего не ответила. Только кивнула.
И позже… сама вымыла за собой чашку.
Кто бы знал, какое это было достижение.
Прошло две недели.
И однажды, выходя на работу, я услышала, как Арина сказала по телефону:
— Нет, я не могу сегодня. Мачеха дома одна, ей помогать надо.
Мачеха. Не тётка. Не «эта». Мачеха.
Может, не «мама», но уже и не враг.
И я почувствовала — впервые за долгое время — тепло.
Весна пришла в город тихо. Без резких тепловых ударов, без бурных ливней. Солнце вставало рано, и всё чаще по утрам на кухне оказывались мы с Ариной — вдвоём.
Она уже не хлюпала по полу тапками, не хлопала дверьми, не стреляла глазами. Она просто была. Рядом. И это перестало быть напряжением.
Однажды я увидела, как она гладит свою футболку.
Потом — как сама собралась в школу без споров.
Потом — как помогла Тимуру с английским. Он, кстати, давно уже снял броню. Ему было двенадцать, и, похоже, он раньше чувствовал всё: и мою обиду, и Арину — как угрозу.
А теперь они даже могли шутить. Играли вместе в «Монополию». Я проходила мимо и слышала, как она сказала:
— Тимка, сдавайся. Против меня не попрёшь. Я та ещё акула бизнеса.
А потом был вечер, который я запомню навсегда.
Мы с Русланом сидели в комнате, смотрели старый фильм. Арина зашла, присела на край дивана. Сначала молча. Потом вдруг сказала:
— Пап, а можно я в субботу схожу с Леной на выставку?
Руслан переспросил: — С кем?
Она замялась, потом посмотрела на меня и чётко произнесла:
— С Леной.
Не «она», не «ваша». Просто Лена.
Я чуть не уронила чашку.
А потом… я улыбнулась.
— Конечно, сходи. Только не забудь куртку — обещают прохладу.
Арина посмотрела на меня, чуть прищурилась — и кивнула.
А через несколько дней она принесла рисунок.
— Это я на уроке делала, — небрежно сказала, положив на стол. — Нам дали тему "дом, где тебя понимают".
На листе была нарисована кухня. Наша. С белым чайником, с вазочкой на окне и тремя кружками на столе.
И под рисунком — подписано чуть неуверенным почерком:
«Дом, где тепло. Где можно не притворяться. Где тебя ждут»
И в ту ночь я долго не могла заснуть.
Потому что в голове крутились слова Арины.
Потому что я больше не чувствовала себя чужой.
Потому что в моём доме больше не было войны.
Потому что в этой девочке, трудной, колючей, сломанной, вдруг вырос росток чего-то очень нужного.
И я знала:
она, может, никогда не назовёт меня мамой.
Но когда-нибудь — скажет:
«Спасибо, Лена. Что ты просто осталась рядом».