Марина впервые услышала это слово от Тамары Андреевны ровно через три дня после переезда.
— Кукушка, — сказала она тихо, но с ядом. — Детей рожать — не сумки таскать. А воспитывать кто будет?
Марина стояла у раковины, мыла чашки после обеда. Пальцы соскользнули с мыльной кромки фарфора — чашка ударилась об край мойки и звякнула. Не разбилась, но у Марины внутри как будто что-то оборвалось.
— Я после ночной смены, — глухо ответила она, не поворачиваясь.— Я только пришла,и очень устала.
— Да хоть с вахты. Всё равно — кукушка она и есть кукушкаж. Своего мальчика бросаешь на чужую тётку, как ненужную вещь. Спишь потом, не слышишь ни плача, ни вопросов. Ему мама нужна, а не призрак в халате!
Марина сжала губы, вытерла руки и вышла. . Её тело хотело лечь на кровать и провалиться в сон, но внутри всё дрожало. Тамара Андреевна была как плесень — незаметная, но проникающая повсюду. Своими ядовитыми словами, взглядами, вздохами.
Когда они переехали в её двухкомнатную квартиру, Вадим сказал:
— Это временно. Потерпим. Она поможет с Артёмом, пока ты ночами работаешь.
Он обнял её крепко, как когда-то в самом начале из семейной жизни.
— У мамы непростой характер, но она добрая. Просто ,скажем ,прямолинейная.
Вадим был её якорем, её выбором, её «за» в списке бесконечных «против», которые накапливались с брака. С ним она верила, что всё наладится. Только он всё чаще задерживался на работе, и всё чаще, возвращаясь, уходил надолго в ванную . Как будто смывал с себя не рабочую пыль, а вину.
Однажды вечером Марина услышала, как Тамара Андреевна говорит Артёму:
— Мама опять ушла. У неё, видишь ли, важные дела. А тебе кто сказку расскажет? Бабушка расскажет. Бабушка всегда рядом, в отличие от некоторых.
Её сын, её мальчик — шестилетний,Артем, щупленький , с маминой родинкой на шее — сидел у окна, крепко держа в руках плюшевого зайца. Он ничего не ответил . Только посмотрел на бабушку так, как будто что-то в нём впервые колыхнулось — лёгкий укол сомнения.
— Я не бросаю его, и ты, это прекрасно знаешь— сказала Марина Вадиму ночью. — Но я не могу не работать.
— Мама просто волнуется, — буркнул он. — Она всю жизнь одна тащила меня. Ты должна её понять.
— А кто поймёт меня? Я ведь тоже живая.
Он молчал.
Марина поняла — в этом доме поддержки не будет.
На следующее утро свекровь протянула ей газету:
— Вот. Объявление. Сиделка нужна. День — через два. Хоть ночами будешь с ребенком. А не шляться по больницам среди алкашей и наркоманов.
— Я медсестра, — сдержанно сказала Марина.
— Медсестра, которая не может выучить ребёнка таблице умножения и даже не знает, как называется любимый мультик у Артёма. Он мне сам сказал: «Бабушка знает, а мама — нет».
Марина стояла, прижав ладони к животу, как будто пыталась удержать в себе что-то важное .
— Я не кукушка, — прошептала она.
— Нет, — усмехнулась Тамара. — Ты — халатная мать. А знаешь, за такое даже лишают родительских прав. Я тут узнала, с кем можно поговорить.
В середине буднего дня к ним пришли — две женщины в строгих пальто и безэмоциональными лицами. Одна — моложе, с планшетом и резким голосом, вторая — старше, молчаливая. У порога Тамара Андреевна встретила их, как долгожданных гостей.
— Проходите, — сказала она ласково. — Мы вас ждали.
Марина узнала о визите случайно: вернулась пораньше с дежурства, забыла дома пропуск. Открыла дверь — и застыла. Ребёнка не было слышно, а в комнате — чужие голоса.
— Что происходит? — спросила она, входя.
— Вы — Марина Сергеевна? — младшая из женщин посмотрела на неё как врач на пациента в стадии обострения. — Мы из органа опеки. Поступила жалоба. Поговорим?
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Вы часто оставляете ребёнка на бабушку, так?
— Работаю ночами. Я медсестра.
— И днём вы спите?
— Иногда. Но я готовлю, убираю, провожу время с сыном. Мы рисуем, читаем…
— А с кем Артём, когда вы на смене?
— С бабушкой.
— Вадим Сергеевич говорит, что часто не может найти вас — вы отключаетесь.
— Я сплю. Потому что,я по две ночи подряд работаю.
Вопросы были липкими, цепкими. Как комары, садились в самые болезненные места. Марина отвечала, не веря, что это происходит с ней. В родной семье.
Когда женщины ушли и Тамара Андреевна закрыла дверь тут же сказала:
— Пора взрослеть, девочка. Тут не курорт. Ребёнок — это не игрушка.
— Ты… ты действительно это сделала?
— Я защитила внука. От тебя. Кукушка ты, Марина. С тебя мать, как с меня балерина. Артём тебя больше боится, чем любит.
Марина сжала кулаки.
— Ты уничтожаешь меня.
— Я воспитываю тебя,а не уничтожаю. Потому что Вадим — тряпка, а ты — безответственная . Ребёнку нужна стабильность.
Марина схватила сумку, вышла в коридор. Там было темно. Лампа над дверью мигала.
Она не плакала. Просто стояла и дышала.
И вдруг из кухни тихо донеслось:
— Мама, ты пришла?
Артём.
Марина зажмурилась.
Потом скинула туфли, вернулась в дом. Улыбнулась. Села рядом с ним.
— Пришла. И я не уйду. Обещаю.
Ночью она не спала.
Сидела за ноутбуком и искала: «Как подать на развод». «Права матери». «Оспаривание опеки».
Она не хотела войны.
Но поняла — что война уже идёт полным ходом.
Они с сыном ушли рано утром.
Марина надела на Артёма старую куртку, уложила в рюкзак паспорт, копии свидетельства о рождении, немного наличных и три детские книжки — любимые. Он зевал и тёр глаза, но не задавал вопросов. Просто держал её за руку.
— Мы поедем с тобой к моей подруге — прошептала она. — У нее очень хорошо и спокойно.
На улице шёл мокрый снег. Холодный, липкий, колючий. Марина держала ребёнка крепко за руку. В голове шумели тревоги: «Успею ли ? Не остановят ли? Что если Вадим заявил о похищении?»
Но автобус подъехал. Они сели. И поехали молча.
Артём прижался к матери.
И впервые за долгое время Марина почувствовала — он рядом, он с ней, и он её.
Комнатка в пригороде была маленькой: кровать, маленький
комодик,электроплитка на подоконнике .Ванная комната— общая. Хозяйка — пенсионерка с вечно включённым радио. Но это было пространство свободы. Без Тамары. Без Вадима. Без ужаса.
— Нам тут будет хорошо? — спросил Артём, заворачиваясь в одеяло.
— Тут..нам с тобой будет по-настоящему спокойно, — ответила она.
Через три дня спокойной жизни, в дверь ворвались двое в форме, за ними — Вадим. Лицо — серое, мятое, будто он тоже не спал вечность.
— Ты сошла с ума?! — заорал он. — Ты украла ребёнка?!
— Я — его мать.
— А теперь ты — похитительница. Полиция уже в курсе.
Марина не сопротивлялась. Артёма увезли. Она стояла на холодном полу, босиком, сжимая одеяло, на котором он только что сидел. И не плакала.
Её вызвали в суд.
— Опасности для ребёнка не было, но мать нарушила правила опеки, — читал судья с бумажки. —Ребенок временно передаётся под ответственность отца.
— Я люблю его, своего сына— сказала Марина. — и это было не похищение. Это — отчаяние.
— Вам назначат порядок общения. Вы сможете видеться с ним.
Но с тех пор всё было иначе. Вадим не разрешал встреч,хотя суд дал добро, Тамара делала вид, что Артём болеет. Подарки не передавались. Письма не читались.
Марина опустилась. Не как преступница, а как женщина,у которой вырвали сердце.
Но однажды, когда Марина ехала в маршрутке, рядом с ней сел ребёнок с мамой. Мальчик спросил у матери:
— Мама, а если ты уйдёшь, или я потеряюсь, ты меня найдёшь?
И женщина ответила:
— Я никогда не уйду. Я всегда буду рядом, даже если ты меня не видишь.
Марина сжала ремень сумки и впервые за месяцы решила не сдаваться. НИ ЗА ЧТО !!!
Прошёл почти год.
Марина сняла жильё в соседнем районе, устроилась на работу в частную клинику — дневные смены. Снимала студию с окном на запад, где по вечерам висел розовый свет. Каждый вечер она писала Артёму письма. Но не отправляла — просто складывала в коробку.
Письма были разными: о том, как прошёл день, что она готовила, как вспомнила, как он смеялся, когда падал первый снег. Иногда — просто «прости». Иногда — «я рядом».
— Марина,ты могла бы попытаться через суд, вернуть сына— сказала ей коллега Алёна, юрист по образованию. — Хочешь, я тебе помогу?
— Не сейчас, — ответила Марина. — Суд не заставит сына захотеть меня видеть. Я хочу, чтобы он сам, подошёл к этому.
Иногда она шла к детскому саду, где знала хорошо охранника. Сидела на скамейке и смотрела, как дети выходят на прогулку. Артём вырос. . Стал серьёзнее. Она видела как бабушка приводила его, а Вадим — нет.
Однажды Артём остановился, будто что-то почувствовал. Посмотрел в сторону. Она пряталась за газетой. Он посмотрел мимо — и ушёл за воспитательницей.
Она почти привыкла к этой жизни — быть матерью в тени. Пока однажды не прозвучал звонок.
— Марина? Это Вадим.
Пауза.
— Нам надо поговорить.
Он встретил её в кафе, в котором когда-то они любили сидеть .Заказал чай с лимоном, не глядя.
— Мама в больнице. У неё инсульт. Я на работе по уши. Понимаешь я... не справляюсь.
Он выглядел старше — морщины, сгорбленность, потерянность.
— Артём... он начал спрашивать про тебя. Говорит, видел тебя. На улице. У детсада.
Марина затаила дыхание.
— Я не прошу тебя возвращаться. Просто..я хочу, что бы ты мне помогла. Ты же хочешь его увидеть?
Это было не встреча. Это было рождение заново.
Артём стоял на пороге. . Потом шагнул в сторону матери.
— Привет, — тихо сказал он.
Марина не обняла сразу. Она присела.
— Привет, мой мальчик.
Он протянул ей рисунок — зайца и женщину. Подпись: «Мама».
Они гуляли в парке. Ели мороженое. Говорили ни о чём. Она не спрашивала его: «Почему ты молчал?», не говорила: «Я страдала». Только слушала.
— А бабушка... она теперь не говорит, всё время молчит— сказал он.
— Ты её любишь?
— Да. Но я по тебе сильно скучал. Я думал — ты про меня забыла.
Марина покачала головой.
— Я писала тебе каждый день. Только не знала, куда отправить письма.
Он подумал.
— А можно мне теперь иногда к тебе?
Марина не плакала. Просто кивнула.
И в первый раз за долгое время — почувствовала, что она оживает.
— А ты умеешь рисовать зайца? — спросил Артём, держа коробку с мелками.
— Думаю, да, — ответила Марина, присаживаясь рядом на горячий асфальт.
Солнце щедро лилось на площадку между домами. В воздухе пахло июлем и чем-то домашним. Марина не была здесь хозяйкой, но — впервые за долгое время — не чувствовала себя чужой.
Артём с воодушевлением принялся чертить контуры.
— У него будут уши вот такие. Длинные. А рядом — мама, то есть ты. Но не бабушка. Так можно?
— Конечно можно, — улыбнулась она.
Он рисовал старательно, как будто от этого зависело что-то важное. Марина смотрела — на его хмурый лоб, на нос, который сморщивался, когда он ошибался, на ладошку, в которой мел подтачивался с каждым штрихом. Всё было её. Он был её.
Теперь она забирала его каждые выходные. Иногда — даже среди недели. Вадим больше не спорил. Он смотрел на них так, как будто осознавал: потерял что-то, что нельзя вернуть. Но Марина не мстила. Не упрекала. Прошла мимо.
— Мама, а ты помнишь, как мы жили втроём?
— Помню.
— А ты плакала, когда меня забрали?
---Конечно мой родной.
Он помолчал.
— Я чувствовал, — прошептал он. — Как будто ты рядом, но не можешь ко мне подойти. А потом я начал тебя забывать. И мне стало страшно.
Марина не выдержала. Обняла его.
— Я никогда тебя не забывала. Я просто ждала, когда ты меня снова найдёшь.
— Нашёл, — сказал он,обнимая Марину за шею.
Вечером Артем рисовал снова маму и зайца.
А рядом — дом. И облако. И надпись по-детски корявая:
"Пусть всегда будет мама."
Марина сфотографировала рисунок.
И написала :
"Он снова зовёт меня мамой.И это значит я победила".