Часть 9. Глава 2
Поезд прибыл в Кандалакшу рано утром, когда небо над городом только начинало сереть, а первые лучи солнца робко пробивались сквозь низкие, тяжелые тучи. Дорофеев ступил на перрон, ощущая, как холодный, чуть солоноватый воздух наполняет легкие, принося с собой запах моря и хвои. Он постоял с минуту, вдыхая этот бодрящий аромат, а затем, не желая терять драгоценного времени, огляделся. Перрон был почти пуст: лишь пара местных жителей в потрепанных куртках да дежурный железнодорожник в оранжевом жилете мелькали в утреннем полумраке.
Подойдя к ближайшему из горожан, Дорофеев, слегка прищурившись от утреннего света, спросил, где находится автовокзал, и, получив краткий, но четкий ответ, направился туда быстрым шагом. Идти оказалось недалеко: буквально несколько десятков шагов. Как и в большинстве российских городов, железнодорожный и автомобильный вокзалы располагались рядом, – так удобнее и транспортникам, и пассажирам, особенно если от поезда надо поехать дальше, в глубинку.
Особой надежды, что удастся легко добраться до устья Стрельны, у полковника не было. Еще в доме у Аксиньи Ивановны, сидя за старым деревянным столом в ее уютной, но слегка захламленной комнате, он внимательно изучал карту. Ее сын Слава предоставил для этого свой старенький ноутбук с потрескавшимся экраном и гудящим вентилятором. Карта, хоть и загружалась медленно, дала ясную картину: дорога в те края действительно существовала, начинаясь прямо от Кандалакши. Она вилась через леса и болота, минуя мелкие деревеньки, но недалеко перед селом Варзуга, что раскинулось на берегу одноименной реки, дорога сворачивала направо, к селу Кузомень, расположенному ниже по течению, у самого Белого моря.
Дорофеев мысленно представил этот путь: узкая лента асфальта, местами потрескавшаяся, окружённая суровыми северными пейзажами – низкорослыми соснами, каменистыми пустошами и редкими пятнами мха. Чтобы перебраться через Варзугу на восточный берег, нужно было сесть на паром, который курсировал по устью реки мимо остова старого корабля, затонувшего много десятилетий назад. От того судна осталась лишь проржавевшая нижняя часть корпуса, едва возвышавшаяся над водой, словно памятник ушедшей советской эпохе.
Дальше дорога превращалась в проселок – пыльный, ухабистый, тянущийся вдоль морского берега, где ветер с Белого моря гнал соленые брызги и запах водорослей. Алексей Иванович, прикрыв глаза, на память произнёс названия населённых пунктов, которые предстояло пересечь: Чаваньга и Тетрино и, наконец, Стрельна. Это село находилось на восточном берегу одноименной реки, и чтобы попасть туда, нужно было подняться против течения, переправиться через каменный брод, где вода даже летом, учитывая местный климат, наверняка оставалась ледяной, а затем спуститься южнее, к самому селу.
Дорофеев представил себе этот брод: скользкие валуны, покрытые зеленоватым мхом, и бурлящий поток, который, кажется, готов смести всё на своём пути. «Хотя, может, там всё спокойно, и вода льётся себе неспешно», – подумал он, представив, как будет переправляться. Потом спросил Славу, так ли это, и тот ответил, что в тех местах никаких бурных потоков нет, не горная всё-таки местность.
К вящей радости полковника Дорофеева, оказалось, что ситуация не так уж безнадёжна. На автовокзале, небольшом здании с облупившейся местами краской и запахом бензина, он выяснил, что между Мурманском, Кандалакшей, посёлком городского типа Умбой и Кузоменью организовано регулярное автобусное сообщение. Автобусы, хоть и старенькие, с выцветшими занавесками на окнах, ходили пять дней в неделю, кроме понедельника и воскресенья, один раз в день.
Сегодня, к несчастью, был как раз понедельник, и это означало, что ближайший рейс будет только завтра. Дорофеев, привыкший к дисциплине, не стал унывать. На оставшиеся деньги, которые дал ему Слава – несколько мятых купюр, переданных с суровым выражением обветренного лица, – он купил билет на завтрашний рейс, а затем неспешно отправился решать свои дела.
Сначала зашёл в местный магазин бытовой техники, расположенный в центре городка, где витрины были заставлены телевизорами и микроволновками, а продавец, молодой парень с рыжими длинными волосами лениво смотрел в ноутбук. Дорофеев выбрал недорогой, но крепкий смартфон и сим-карту. Благо, паспорт и пенсионное удостоверение он всегда держал в нагрудном кармане под курткой, и они не пострадали во время того злополучного падения из вагона.
Подключив телефон и настроив банковское приложение, он первым делом перевёл Славе долг, добавив короткое сообщение с благодарностью за помощь. Затем, почувствовал себя намного спокойнее (он терпеть не мог быть должным), отправился в магазин одежды. Там, среди вешалок с яркими спортивными куртками и дешевыми китайскими футболками, он выбрал самое простое, но практичное: плотные брюки с множеством карманов, тёплую флисовую кофту, непромокаемую куртку и крепкие ботинки с рифлёной подошвой, – его собственные немного порвались от блуждания по Соловкам.
Всё это, как он прикинул, выдержит не только поездку на автобусе, но и, если придётся, длительный пеший переход по суровым тропам Кольского полуострова, где погода могла меняться за считанные минуты. В результате Дорофеев экипировался основательно, и, глядя на своё отражение в витрине магазина, почувствовал себя увереннее, чем когда впервые ступил на землю Соловецкого архипелага. Тогда он ехал туда почти как легко снаряжённый турист, с лёгким рюкзаком и наивной уверенностью, что проведёт там всего несколько часов. Теперь же, с новым снаряжением и ясным планом, был готов к любым испытаниям. Если бы пришлось вернуться на Соловки сейчас, смог бы без волнений и тревог обойти почти все острова, взбираясь на каменистые холмы и пробираясь сквозь густые заросли. «Хорошо, мне делать это не придётся», – подумал Алексей Иванович с облегчением, подгоняя лямки нового рюкзака.
Во время сборов и переходов по улицам Кандалакши, практически полностью застроенный кирпичными и бетонными типовыми многоэтажками советского периода, Дорофеев внимательно сканировал глазами пространство в поисках Пименова. Его взгляд цеплялся за каждую фигуру, мелькавшую в свете утреннего солнца, за каждый подозрительный силуэт, растворяющийся за углом строения.
У полковника не было ни малейшего сомнения насчёт этого человека. Еще лежа в доме Аксиньи Ивановны, на кровати с жестким матрасом, ощущая запах сушеных трав и старого дерева, он понял, какую роковую глупость совершил, взяв Руслана с собой. Байка про поездку к тётке в гости с самого начала казалась ему сомнительной – слишком уж гладко звучала, слишком много в ней было ненужных деталей. Но он не ожидал такого подлого удара в спину, такого холодного предательства.
«Хорошо, когда я с поезда летел, он мне в спину не выстрелил», – мрачно подумал бывший сыщик. Долго укорять себя за ошибки он не привык, следуя железному принципу: «осознал, принял, исправил». Поэтому, отбросив лишние мысли, сосредоточился на подготовке, мысленно прокладывая маршрут и прикидывая, что может понадобиться в пути, но вскоре опять вернулся к мыслям о бывшем прокурорском работнике.
Его радовало одно: Пименов, этот скользкий тип с вечно бегающими глазами, понятия не имел, в какой стороне искать Печерских. Дорофеев же, благодаря Аксинье Ивановне, нащупал тонкую, но прочную ниточку. Пока Руслан, вероятно, мечется по Кандалакше, заходя в местные забегаловки или расспрашивая прохожих в поисках зацепок, у полковника было время перевести дух. Он решил, что лучше всего использовать этот день, чтобы отдохнуть, набраться сил, а завтра, с первыми лучами солнца, сесть в автобус и отправиться к месту назначения.
Когда Дорофеев снял номер в отеле «Белогорье», он устроился на кровати и задумался, не стоит ли обратиться к бывшим коллегам, чтобы наказать Пименова за его вероломство. Представил, как заходит в местное отделение полиции, предъявляет удостоверение и рассказывает свою историю. Но, рассудив логически, быстро понял: предъявить Руслану, по сути, нечего. Свидетелей его преступления нет, да и само происшествие выглядело неоднозначно.
Если бы он сам вёл расследование, то первым делом спросил бы пострадавшего: «Выпивали?» Дорофеев честно признался бы, что да, пара рюмок была. «Ссорились?» – и тут пришлось бы ответить отрицательно, ведь никакого конфликта не было, только натянутая тишина в купе. Какой вывод напрашивался? Вышли в тамбур, Пименов, открыв дверь, курил, щурясь от ветра, а его спутник по пьяной лавочке поскользнулся и выпал из поезда. Почему первый не дёрнул стоп-кран? Да потому что тоже был нетрезв, не заметил, вернулся в купе и лёг спать, а пропажу приятеля обнаружил только утром, когда поезд уже мчался дальше, и останавливать его не было смысла.
История складывалась гладко, без единой зацепки для обвинения: «нету тела – нету дела». Заявления никто не подавал, да и если бы было оно, то что? Ни одного свидетеля, включая проводницу, которая спала без задних ног.
– Вот и вся история, – пробормотал Алексей Иванович, лежа на кровати, закинув руки за голову и глядя в потолок. Потом, спохватившись, достал из кармана новый смартфон, вышел в интернет и начал поиски информации о старце Варсофонии, якобы Божьем угоднике, совершающем чудеса. Он листал страницы, вчитываясь в форумы и старые статьи, но, к большому удивлению, не нашёл ни единого упоминания.
Ни имени, ни намёка на этого таинственного старца, о котором Аксинья Ивановна говорила с такой убежденностью. Тогда, решив не сдаваться, набрал номер старого знакомого из Главка УВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Голос на том конце линии был усталым, но доброжелательным. Дорофеев коротко объяснил, что ищет информацию о некоем Варсофонии, живущем на Кольском полуострове, и попросил проверить по полицейским базам.
Приятель перезвонил через час, и его ответ удивил: никакой информации о кудеснике Варсофонии в базах не оказалось. Неизвестно даже, настоящее это имя или полученное при переходе в монашество, и как человека зовут в миру.
– Такое на севере, сам понимаешь, не редкость, – сказал собеседник, и в его голосе послышалась лёгкая насмешка. – Уходит человек в монастырь, принимает новое имя, а о прежней жизни старается забыть. Паспорт его пылится в сейфе у отца-настоятеля, а сам он где-нибудь в глуши, в скиту. Пойди, найди такого. А если отшельником решил стать, то и вовсе никакой участковый его не сыщет. Да ты и сам, Алексей Иванович, знаешь, как у нас теперь с участковыми дела обстоят.
Дорофеев только хмыкнул в ответ. Конечно, он знал. В своё время, когда он только поступил на службу, профессия милиционера была престижной. Участковые в сельской местности почитались людьми авторитетными, почти легендарными – про таких говорили: «Каждая собака узнает в лицо». Они могли прослужить на одном месте двадцать, а то и тридцать лет, зная каждый дом, каждый двор. Теперь же профессия участкового стала тяжёлой ношей: зарплата мизерная, работы – выше крыши, а отношение со стороны руководства зачастую пренебрежительное. Проявишь недовольство – вылетишь, другого найдут.
Алексей Иванович вздохнул, потирая виски. Да, было бы неплохо заручиться поддержкой местной полиции, особенно там, куда он отправится. Может, они могли бы помочь с транспортом: река Варзуга, судя по описанию, мелкая и каменистая. Внедорожник, а лучше лодка с мотором – вот что понадобится, чтобы подняться вверх по течению. Он представил себе этот путь: бурлящая вода, холодная, как лёд, плещется о борта, а вокруг – только камни да низкорослые кусты, гнущиеся под ветром с Белого моря.
Дорофеев посмотрел на часы и охнул: едва не пропустил ежедневный сеанс связи с супругой! Спешно набрал её номер, и, услышав знакомый голос, доложил, что благополучно прибыл в Кандалакшу, заселился в гостиницу «Белогорье», где кровать скрипит, а в коридоре пахнет мышами, и теперь ожидает завтрашнего утра, когда сядет в автобус и отправится продолжать поиски. Он говорил спокойно, но в голосе чувствовалась твёрдая решимость: знал, что ниточка, за которую ухватился, приведёт его к цели, несмотря на все преграды.
– Алеша, – вкрадчивым, но полным тревоги голосом сказала супруга, её слова мягко звучали в трубке, словно она пыталась укутать его заботой через расстояние, – может быть, тебе стоит вернуться домой? Пусть бы Печерскими занимался кто-то другой, помоложе. У тебя всё-таки возраст, да и здоровье не то, что раньше.
– Прости, милая, но не могу, – твёрдо ответил Дорофеев. – Дал слово офицера. Если нарушу, то кто я после этого? Сама знаешь, для меня это не пустой звук.
Жена печально вздохнула, и этот звук, полный любви и беспокойства, заставил его сердце сжаться. Она попросила беречь себя, не рисковать понапрасну и не забывать сообщать, где он и что с ним. Дорофеев, чувствуя тепло её слов, снова пообещал быть осторожным, звонить каждый вечер и держать в курсе.
Отключившись, он положил смартфон на тумбочку и ненадолго задумался, глядя в окно, за которым в сгущающихся сумерках виднелись силуэты домов Кандалакши, подсвеченные тусклыми фонарями. Вечером полковник спустился в небольшую столовую при отеле. Поужинав простой, но сытной едой – котлетой с пюре и крепким чаем, – вернулся в номер, лёг на кровать, ощущая, как усталость дня накатывает тяжёлой волной, и почти мгновенно уснул, убаюканный далёким гулом ветра за окном.
Проснулся Алексей Иванович ровно в шесть утра, как и планировал, разбуженный резким сигналом будильника на смартфоне, быстро собрался, еще раз проверив проверил содержимое рюкзака. Позавтракал купленными с вечера бутербродами и чаем из термоса, тоже вчерашнего приобретения. После тщательно побрился и оделся, натянув тёплую флисовую кофту и непромокаемую куртку. Ещё раз взглянул на себя в зеркало в ванной, отметив, как хороша новая экипировка.
Ровно в семь утра, за полчаса до отправления автобуса, он уже был на автовокзале. Пока ждал, прохаживался туда-сюда у нужной платформы и внимательно осматривал окрестности. Автобус выехал с небольшим опозданием – всего на пять минут. Алексей Иванович устроился у окна, изредка зевая и потирая глаза. Он смотрел на проплывающие за стеклом пейзажи: редкие для такого часа фигуры прохожих, спешащих по своим делам, автомобили и дома. На одной из улиц, когда автобус остановился на запрещающий сигнал светофора, мигавший красным в утреннем полумраке, Дорофеев поднял глаза и заметил неприметное двухэтажное здание с вывеской «Гостевой дом».
От нечего делать он провёл взглядом по окнам второго этажа. В одном из них, отодвинув ткань, стоял человек, со скучающим видом глядя вниз на улицу. Когда их глаза встретились, время словно замерло. Алексей Иванович узнал Пименова – тот же острый взгляд, те же резкие черты лица, которые запомнил ещё в Кеми. Пименов, в свою очередь, явно узнал полковника: его глаза расширились, а рука, державшая занавеску, дрогнула. Дорофеев напрягся всем телом, мышцы невольно сжались, готовые к действию, но автобус плавно тронулся, и фигура Руслана исчезла за окном, растворившись в сером утреннем свете.
«Вот же чёрт!» – выругался шёпотом Алексей Иванович, чувствуя, как пульс ускоряется. Он понимал, что это была случайность, предусмотреть которую невозможно, но теперь ситуация осложнялась. Пименов знал, куда он направился, и, если у него есть машина, догнать автобус не составит труда. Полковник поднялся со своего места, стараясь двигаться тихо, чтобы не привлекать внимания сонных пассажиров, прошёл в конец автобуса и стал смотреть назад. Сквозь мутное стекло, покрытое слоем пыли, он увидел, как Пименов, в одном исподнем, с растрёпанными волосами, выскочил из «Гостевого дома» и замер на тротуаре, щурясь и пытаясь разглядеть номер автобуса.
Его фигура, освещённая слабым светом уличного фонаря, выглядела нелепо, но Дорофеев знал, что это лишь видимость. «Если у него есть машина, точно догонит, как нечего делать», – с досадой подумал он, сжимая кулаки. Потом вернулся на своё место, но спокойствие уже покинуло. Теперь было ясно: Пименов не отстанет, и гонка только начинается. Дорофеев глубоко вдохнул, пытаясь унять нарастающее волнение, и уставился в окно, где за стеклом проплывали суровые пейзажи Кольского полуострова.