Свою третью часть автор назвал менее иронично и дерзко, получив нагоняй и советы от своих рецензентов. Здесь он уже не стал шутить, так как не все понимаю шутки, сформулировав взгляд на результат следующим образом: "... это книга которая была написана в моей каюте на протяжении
шестидесяти двух конвоев и тридцати восьми ночных патрулирований. И мне кажется, что материал этой книги получен целиком из первых рук, а что касается ее недостатков, то я уверен - все они обусловлены окружающей обстановкой."
И кто мы такие, чтобы не согласиться с автором, и не поблагодарить переводчиков?
Продолжение, начало - ЗДЕСЬ
...Ha следующее утро я завтракал в моей каюте один. С начала войны я впервые начинал день столь цивилизованным образом. Завтрак есть нечто такое, к чему все способы человеческого регулирования не применимы. Он подобен любви: разговоры ей мешают, а зрители ее губят.) В половине десятого я послал за старшиной рулевых, чтобы обсудить с ним насущные вопросы маневрирования в гавани. Наш класс корветов удачен тем, что имеет штурвал на верхнем мостике, расположенный всего в нескольких футах от вахтенного офицера, и наилучшим образом. Благодаря этому рулевой может вести корабль в гавань или выводить из нее, либо идти рядом с другим кораблем без особых приказов, кроме одного общего о начале работы. Но понимание между рулевым и капитанов должно быть полным и совершенно четким при маневрировании в закрытых водах, иначе это выльется просто в опасную игру, которая приведет к беде.
Эти разговоры после завтрака позднее обрели более строгую форму и сделались традицией в распорядке службы. Впоследствии часом отсчета стали девять часов: в восемь сорок пять я выпивал вторую чашку кофе и заканчивал просматривать газету, в восемь пятьдесят пять надевал носки и в девять стартовал. Появлялся старший сигнальщик с последними сообщениями, первый лейтенант с расписанием работ на день, штурман с последней информацией о местных условиях навигации. Старший механик справлялся о приказах в свои адрес. Артиллерист приносил деталь орудия, которая оказалась бракованной. Гардемарин доставлял гору почты. Матрос заводил и сверял часы, висевшие в каюте. Стюард докладывал, что собирает в магазин на берег. Снова появлялся первый лейтенант с дополнениями к списку работ и с требованием на тринадцать человек... Иногда мне казалось, что если бы они начали приходить в той же последовательности, я никогда бы этого не заметил.
Нынешним утром в одиннадцать часов мы должны покинуть сухой док и на буксире выйти в акваторию порта. А пока я решил посвятить час бумажным делам - «грызть» их помаленьку от общей глыбы, когда выпадало время, казалось мне лучшим способом постепенно избавиться ото всех канцелярских задолженностей. Потом я гулял с первым лейтенантом по верхней палубе, используя прогулку для предварительного ознакомления с кораблем. Я знал эти корабли наизусть, но теперь на все смотрел новыми глазами.
Лишь незначительные детали отличали «Вингер» от «Диппера». Например, его мостик был гораздо удобнее благодаря тому, что большая часть крыши отодвигалась назад и он становился почти открытым. Кроме того, здесь стояло капитанское кресло, которое напоминало мне те, что я видел когда-то в киностудиях, и позднее я написал на его спинке название одного из фильмов, чем вызвал возмущение сигнальщиков, благоговевших перед героиней фильма Ритой Хэйуорт. Этот корабль благодаря неоконченной покраске, казался довольно удачно закамуфлированным, что меня очень позабавило; но после окончания покраски он вполне мог бы дать фору «Дипперу» по внешнему виду (и, конечно же, теперь «Диппер» стал бы выглядеть гораздо хуже). Затем я с удовлетворением отметил, что четырехдюймовое орудие выглядело весьма ухоженным, благодаря стараниям его прислуги, и казалось, что оно вышло совершенно невредимым из испытаний, которым подверглось в доке.
Этим прекрасным солнечным утром корабль выглядел вполне готовым к плаванию. Команда собралась на борту к семи часам, и было ясно, что ее члены не теряли времени впустую. Многих из тех, кто сейчас работал на верхней палубе, я знал благодаря годичному пребыванию во флотилии. Среди них был весьма приметный матрос первого класса, который выступал против меня в толкании ядра на недавних спортивных состязаниях команд корветов, и надо сказать, с полным успехом.
На корабле, кроме команды, находилось еще несколько рабочих дока, но необходимость в них почти отпала. Их присутствие было обозначено на верхней палубе обычными признаками ремонта - обрывками газет, какими-то доисторическими чашками и плащами, висящими на пулеметах Льюиса. Вскоре все это должно было исчезнуть, и тогда жизнь войдет в нормальную колею.
Утром около половины одиннадцатого главный механик, самый занятой сегодня на борту человек, пришел ко мне с внушительной стопой бумаг, которые надо подписать, удостоверяя, что мы готовы к спуску на воду, что у нас нет открытых отверстий в корпусе, а в трюме нет балласта, который смог бы нарушить остойчивость.
Вскоре после этого в док, где стоял наш корабль, пустили воду. Это был момент, если не тревожный, то, во всяком случае, требующий внимания. Я никогда еще не видел и даже не слышал, чтобы корабль перевернулся и затонул, когда док заполнялся водой, но никто не сказал, что этого не могло случиться, и я вовсе не хотел стать первой жертвой. Перегнувшись через поручни, я наблюдал, как вода вливалась внутрь дока, закручиваясь воронками вокруг подпорок, подхватывая обломки дерева и куски резины, которые скопились там за несколько недель ремонта, поднимая тонкую пленку угольной пыли и грязи, шаг за шагом заливая стенки дока, взбираясь все выше. Внизу люди в болотных сапогах собирали всплывающие крепления, подпорки и клинья, оставляя «Вингер» в его родной стихии.
Вскоре вода подобралась к нашему борту, покрашенному свежей краской и поднималась все дальше. Одна за другой всплывали горизонтальные подпорки, и люди, вооруженные баграми, вылавливали их. Наступила пауза, пока весь док не был заполнен водой. Затем, когда освободилась последняя подпорка, корабль вздрогнул и едва ощутимо качнулся на воде. Я суеверно ждал плохих вестей, но они не приходили - корабль встал на воду точно по расчету.
-Везде сухо, сэр, - сказал главный механик, внезапно появившись после осмотра трюмных отсеков. - Можно идти куда угодно.
И тут началось ликование на берегу – неизвестно откуда вверх полетели котелки и шляпы, раздались одобрительные возгласы, затем стали медленно открываться створы дока (приводимые в движение силами нескольких стариков, которые, напрягая все мышцы, вручную вращали кабестан в манере рабов Древнего Египта), и вот мы оказались в руках Всевышнего и буксира «Гиппер». Плавание в доке, хоть и короткое, проходило вблизи множества острых выступов и углов. С мостика я видел, как первый лейтенант перебегал от одного борта к другому, с беспокойством наблюдая за кранцами, в особенности, когда шарниры островов дока угрожающе пошли навстречу, обещая свести на нет все малярные работы. Я был рад увидеть его рвение и полную самоотдачу, которые испытывал и сам. Но буксировка и вся проводка корабля, как обычно на морской судостроительной верфи, были безупречны, и к полудню с единственной потерей - один из матросов лишился своей фуражки (ловко сбитой тяжелым канатом), мы встали на якорь на месте нашей новой якорной стоянки.
Мы были всего лишь в бухте рядом с доком, это верно, но мы были на плаву.
С большой пользой в каждом из подразделений прошел остаток дня: закончили покраску, погрузили большую часть припасов, заправились топливом. Отдохнувшие в домашних отпусках моряки, с энтузиазмом отстояли обе вахты. Мне же с гардемарином пришлось основательно потрудиться в моей каюте, проверив свыше пятидесяти секретных книг, две с чем-то сотни секретных публикаций, финансовые документы, секретные письма и особые ключи. В итоге все сошлось, но вся эта процедура отняла у меня уйму времени: поскольку каждую бумагу я должен был просмотреть собственными, зачастую изумленными глазами, все от «Замечаний по заправке горючим в море» до «Руководства для молодых офицеров по ведению уличных боев», от «Как нападать» до «Как отражать нападение», от ключа от сейфа до ключа от личного бара капитана - оба на одном кольце, имеющем неожиданную, но совершенно точную надпись: «Самое важное».
Bcё это было тем, что можно назвать ужасной стороной должности капитанов - перегруженность мелочными требованиями, которые совершенно неинтересны сами по себе, однако представляют собой вещи первостепенной важности и могут здорово подвести кого-нибудь (не уточняю сути печальных результатов), если какая-то мелочь уплывет по течению во время неудачного плавания. Я имею в виду «безопасность» вообще - ведь может случиться, что свод секретных сигналов останется лежать в кают-компании, вместо того, чтобы храниться в сейфе, это равносильно неожиданному удару в глаз, а я не люблю подобные удары.
Успешное хранение секретных материалов связано с нескончаемой чередой забот и беспокойства подчас, когда вы с ног валитесь от усталости. Нет ничего более неинтересного, но во многих отношениях и ничего более важного с любой точки зрения флотской службы. Всему связанному с этими делами мы подводили итог в конце дня и получали огромное облегчение, когда завалы секретных бумаг бывали расчищены....
Ссылка на продолжение - ЗДЕСЬ.
PS.Кнопка для желающих поддержать автора (знаю что их не будет) - ниже, она называется "Поддержать", )).