Свою третью часть автор назвал менее иронично и дерзко, получив нагоняй и советы от своих рецензентов. Здесь он уже не стал шутить, так как не все понимаю шутки, сформулировав взгляд на результат следующим образом: "... это книга которая была написана в моей каюте на протяжении шестидесяти двух конвоев и тридцати восьми ночных патрулирований. И мне кажется, что материал этой книги получен целиком из первых рук, а что касается ее недостатков, то я уверен - все они обусловлены окружающей обстановкой."
И кто мы такие, чтобы не согласиться с автором, и не поблагодарить переводчиков?
...Есть что-то странное и несколько ироничное в том, что вознаграждение, которого вы ждали с того момента, как поступили служить во флот, вдруг приходит к вам в виде фразы бесподобной по своей незначительности. Все что вы получаете - это полоска бумаги, озаглавленная «Назначение на должность», - ниже стоит ваша фамилия и рядом с ней эта единственная фраза: «На «Вингер» в должность КД».
Вы дважды взглянули на это «КД», прежде чем уяснили, что эти буквы означают «командир». Затем вам приходится трижды посмотреть на фамилию, пока вы не поймете, что она действительно принадлежит лично вам. Но когда вы, наконец, все это осознали, к вам прорывается свет, наподобие тех «лучей зари», о которых пишут в книгах.
Отмечу, что командиры Британского военно-морского флота не растут на деревьях или, во всяком случае, не на любом первом попавшемся на пути дереве. К марту 1943 года война продолжалась уже довольно долго, и запасы готовых спецов военно-морского флота начали истощаться. Адмиралтейство добралось к этому времени, как говорят, до дна сумки, и поворачивало ее теперь так и этак, чтобы лучше разглядеть при дневном свете, что там еще осталось время от времени, как сейчас, например, оно применяло один параграф несколько сомнительного свойства и решало, что, в крайнем случае, этот вполне может послужить делу. Приходилось закрывать глаза на былое предубеждение, будто дилетанты не способны успешно командовать кораблями на войне.
Вот почему назначение пришло ко мне как замечательный и долгожданный сюрприз. Я был лейтенантом, имел два с половиной года служебного стажа, был салагой на первом корабле, первым лейтенантом на втором и вот приступаю к командованию третьим. Это несомненный гол в мою пользу, который поддержал мое честолюбие.
Все случившееся оказалось замечательным сюрпризом. Я старый, циничный первый лейтенант, который всегда удивлялся, почему кто-то другой, а не я, находил свою удачу с повышением. Мне же даже не приходило в голову пойти и купить новый блестящий форменный костюм; мне не случалось подниматься по служебной лестнице выше той ступеньки, на которой я стоял (моя прогулка по лестнице Букингемского дворца, совершенная когда-то, не в счет). И вот внезапно разразилась эта мгновенная перемена, возникла абсолютная необходимость в приобретении нового форменного костюма, пары новых перчаток и дорогой фуражки, напоминавшей театральные головные уборы или то, что носят немецкие генералы, - все, конечно, подобающее, все высшего качества, марки и престижа. Удостоенный такой исключительной чести, я не собирался приобретать ее отличительные знаки по сниженным ценам.
Для меня все это было совершенно невероятным событием. Я знал, что вакансия открылась, но я не представлял себя претендентом. «Вингер» был братом «Диппера», моего нынешнего корабля; фактически он был его копией во всех отношениях - входил даже в ту же флотилию, выполнял такую же работу: двухвинтовый корвет, быстрый, элегантный, управление им сулило радость, а владение им было подлинным триумфом. Год тому назад в этот же самый день я получил назначение на должность первого лейтенанта на «Диппер».
Для заметок: С помощью наших читателей мы наконец можем установить место службы нашего героя, автора воспоминаний, так как в своих книгах он указывает вымышленные наименования кораблей. Надо понимать - война, секретность, все дела, )). В роли корвета "Диппер" по всей видимости все это время выступал патрульный корабль (шлюп?) типа "Кингфишер" (2-я серия) - "Гийемо".
Теперь я вспоминал ту гордость и удовольствие, которые принесло мне прошлое назначение, и вот я пытаюсь соотнести все это с тем, что вступаю в командование его двойником. Это новое чувство развивалось долго, оно накапливалось изо дня в день, от поездки к поездке на новый корабль до самого конца в течение долгого медового месяца с моей терпеливой невестой.
Расставание с «Диппером» повергло бы меня в смертельную печаль, если бы я не собирался принимать командование таким же, но теперь моим собственным кораблем.
И все ж в последний день я испытывал сожаление, которого не могло развеять никакое ожидание. Ведь я был очень привязан к этому кораблю. Год, проведенный на нем, оказался удачнейшим из военных лет. Будучи его первым номером, я работал с необычайно слаженной командой, с двумя капитанами, каждого из которых я любил, - все это определило мои чувства, когда я говорил кораблю «до свиданья». Меня волновали вопросы - что за парень займет место первого лейтенанта? Сможет ли содержать корабль в полной чистоте? Можно ли ему доверить опасно коптящую трубу камбуза, норовистый мотобот, медяшку шканцев?.. Прямо скажу, выглядел этот парень отлично, это так, и (самое важное), он был приятным малым, вроде меня, когда я впервые ступил на этот борт. В мирное время он мог бы быть актером. Мне следовало бы увидеть корабль новыми глазами - это сняло бы боль прощания.
«Я пошлю вас к черту, когда мы станем проводить маневры, - сказал мне мой последний капитан, имевший шестимесячный стаж работы в управлении, и добавил: - Вас снимут с этого поста, вот увидите...»
Я был очень доволен, что остаюсь в дружной семье нашей флотилии, среди друзей-моряков, на базе с ее Морским клубом и его шефом, который был мне по душе. Как видим, все завершилось лучшим образом из всех возможных.
Для заметок: Патрульный корабль "Гийемо": водоизмещение - 661/740-745 т, размерения: 71,7х7,8х2,7 м, 2 ТЗА, 2 паровых котла, мощность - 3600 л.с., скорость - 20 узлов; запас топлива - 132 т нефти, экипаж - 60 человек, вооружение: 1х1-102-мм/45 зенитное орудие, 4 БМБ, 2 БС (30 ГБ), в дальнейшем количество ГБ увеличено до 60, поставлен 1х4-12,7-мм пулемет
Однако в одном незначительном моменте, связанном с новым назначением, я был сильно уязвлен. Дело в том, что «Диппер» готовился встать на свой ежегодный ремонт, а «Вингер» его только что закончил. Это означало, что я стану работать второй год без всякого отпуска. А я с таким нетерпением ожидал этот отпуск - ведь целый год провел в конвоировании на Восточном побережье, плюс дома меня ждал шестимесячный сын. Оба эти обстоятельства, как мне казалось, вполне заслуживали отпуска или хотя бы перерыва. Но приходилось соглашаться, принимая командование кораблем, которое все изменяло и отменяло.
По дороге в док, где стоял «Вингер», я зашел домой, всего на полдня - прогул, который я приготовился оправдать хоть перед самим Его Святейшеством тем, что именно в этом и заключается теперь весь мой ежегодный отпуск.
Когда я рассказал Е., что мне предложили, «О! - сказала она. - Это же много-много лучше того, что вы ожидали, не правда ли? Как замечательно! - Она была очень довольна. Потом прибавила: - Я думаю, дорогой, что твой сын и наследник быстро подрастет, пока ты в море».
А теперь о главном. Вы знаете, что это такое.
Лишь один день оставался до конца ремонта и «Вингер» находился в обычном для этого периода состоянии неописуемого хаоса, когда я на него прибыл. Тот дух полной неразберихи, который витает над кораблем после стоянки в доке, угадывался всюду. Корабль был безнадежно грязен, покрашен лишь наполовину, а остальное покрыто суриком, не хватало вельбота и мотобота, всюду разбросаны в беспорядке запасные части, пустые ящики, банки консервов, обрывки канатов и тросов, плюс еще целое инструментальное хозяйство судостроительной компании. Здесь толпились заклепщики и какие-то зеваки, кто может позволить себе все, вплоть до примитивной ругани. Непонятные фигуры толпились на мостике; на артиллерийской платформе расположилась хорошо организованная школа пантонеров; здесь было много людей, кое-как шлепающих краской; на мачту взобрался тип с деревянной колотушкой в руках, который сосредоточенно и восхищенно вглядывался в расположение женской воинской части, находившейся неподалеку. На шканцах группа людей в котелках являла собой вид служащих, организовавших последнее собрание, напряженно обсуждавшее некий важный вопрос перед окончательной сдачей работы. Я огляделся вокруг, с тоской вспоминая элегантность «Диппера», и подумал: «Черт побери, мне же здесь придется все начинать с нуля». Но затем я вспомнил, что я больше не первый лейтенант и вокруг вовсе не мои заботы. Все что мне придется делать -недовольно брюзжать...
В противоположность верхней палубе, моя каюта, открытая молодым стюардом, который настороженно смотрел на меня, была образцом порядка, чистоты и завершенности во всем - от хрустящего полотенца до свежей промокательной бумаги на письменном столе. Кому-то надо поставить хорошую отметку, скорей всего, первому лейтенанту. Здесь же меня ждало несколько писем и телеграмм, требующих безотлагательного ответа. Разделавшись со всем этим, я наспех познакомился с офицерами - с первым лейтенантом, младшим лейтенантом, артиллеристом, инженером-офицером и гардемарином. Настороженность, замеченная мной на лице стюарда, была в большей или меньшей степени и на их лицах. Это нисколько меня не удивило, поскольку я хорошо помнил собственную реакцию, когда приветствовал нового капитана - момент непредсказуемый и переменчивый. Ведь ко всему прочему я был новой метлой, капитаном военно-морского флота и вдобавок еще и лейтенантом. Чего после этого от меня следовало ожидать?
От первого номера я получил подробнейший отчет о ремонте и переоборудовании корабля; от главного механика - рапорт, охватывающий всю инженерно-техническую сторону дела. Артиллерист громогласно (по меньшей мере, в тонах более чем хорошо слышимых) расхвалил вооружение корабля. Младший лейтенант заверил меня, что каждая карта находится под его ответственностью и гарантирует абсолютную точность (они всегда ее гарантируют, это бесспорно). Ну и прочее в таком же духе - все, казалось, было в полном порядке. Затем гардемарин (секретарь капитана) вошел в каюту с тяжелой ношей, оказавшейся корзиной, полной бумаг, и у меня потемнело в глазах.
Не было ни его вины, ни вины кого-то другого, что накопилось так много незавершенного, такое обилие потерянных концов и ненайденных начал. В сущности, причина крылась в том, что прежний капитан оставил должность двумя неделями раньше, и поэтому я не мог получить от него прямой передачи дел, что было весьма существенно для начального этапа. Возникло фатальное стечение обстоятельств - корабль только что укомплектован, значительно переоборудован; снабжение еще не закончено; корреспонденция имеет большую задолженность; личный состав далеко не в полном сборе - все это создавало пятьдесят процентов дополнительных трудностей для того, чтобы начать полноценную работу и овладеть ситуацией. Интерес и энтузиазм испарились, едва я принялся разбираться в обширных кипах бумаг. Требовались недели работы, прежде чем я смог бы войти в обычный ежедневный ритм
Я поднял глаза и встретился с взглядом гардемарина Он был совершенно отрешенным. «Я только покорный инструмент, - казалось, говорил он. - Этот беспорядок и путаница - это все ваше».
В тот момент при таких обстоятельствах в любом случае не могло возникнуть ничего определенного и завершенного. Я составил черновой список всего, что необходимо сделать, и это было почти то же самое, что все это выполнить до конца - занятие достаточно утомительное и неблагодарное...
Позднее в весьма угнетенном состоянии я сошел на берег и направился в управление, чтобы выяснить общую цель и детали программы, возложенной на корабль. Человек, с которым я там увиделся, был моим старым приятелем, но все его поздравления не могли уравновесить дел на борту так же, как и сообщение о том, что мы обязаны выйти из дока на следующее утро. Я почувствовал, что задыхаюсь, что предстоящая работа требует огромных усилий и уймы времени. Он тут же в общих чертах наметил программу неотложных дел: заправиться, получить довольствие, взять боезапас, провести девиацию компасов, испытать машины - вот и все, что надо сделать до конца стоянки.
-Я чертовски рад, что ты получил командование, - заключил он. - Наступило время испытать талант дилетанта. Надеюсь, ты доволен?
-Конечно, был доволен примерно пять часов тому назад, - ответил я. - И где-то в глубине души очень доволен до сих пор. Но есть, понимаешь ли, один или два вопроса... - Я протянул ему схему, отражающую состояние дел на борту с некоторыми наиболее экзотическими деталями в качестве иллюстраций и сказал в заключение: -Неспокойно как-то на душе, надо бы подождать, разобраться с кем-то...
Он недоуменно уставился на меня:
-Зачем же кого-то ждать? Мы надеемся, ты сам справишься. Как думаешь, зря, что ли, мы вбухали такие деньги в переоборудование корабля? - Он даже выказал слабое негодование. - Ты же преодолел столько барьеров, пока получил такую работу, и никогда не жаловался на...
-Ладно, ладно - перебил я. - Я так между делом сказал обо всем об этом.
Мы пошли, пропустили по стаканчику, и мне сразу стало легче. Сказанное им было совершенно верным. Мне дали первоклассную работу, каковы бы ни были временные недостатки, и ничто не могло нарушить этого обстоятельства. А что касается самого дела, то хороший обед и откровенная беседа с подчиненными позволили воспринять всю задачу как вполне разрешимую.
Сидя в своей каюте - той ночью, после которой мы должны покинуть док, - за последней чашкой кофе с сигарой из запасов кают-компании (непредвиденная роскошь) я окончательно понял, за что я взялся.
Я почувствовал себя уверенным, но почему-то не покидало и чувство риска. Если бы кто-нибудь сказал мне в день, когда я поступал во флот, что через три года мне будет доверен корабль, который стоит многие тысячи фунтов, и жизни восьмидесяти восьми человек, служащих на нем, я не только не поверил бы в это, я возразил бы против подобных предположений.
Все это, казалось, лежит слишком далеко от моих жизненных запросов и интересов. В мирное время я писал, путешествовал по Европе, но такого рода сугубо индивидуальная деятельность не подготовила меня к подобной ответственности (хотя я и раньше, еще в 1925 году уже догадывался о недостатках подготовки, полученной в Винчестере). Это не значит, что я желал скрыться от мира, ведь только сумасшедший политик смог бы решиться на подобный шаг. Это свидетельствовало лишь о том, что жизнь среди толпы или отношения с людьми, зависящими от меня, - все такое противоречило моему внутреннему выбору. Я чувствовал, что и в индивидуализме был гораздо богаче, и вот в чем дело... Я интересовался политикой, но больше как теорией, чем практикой. Мои симпатии - даже в их самом радикальном виде - оставались всего лишь симпатиями, и ничем больше, кроме одной предвыборной кампании, где приглянувшийся мне кандидат поплатился суммой, внесенной им под залог.
По-видимому, служба во флоте быстро научила меня истине, что индивидуальная замкнутая, эгоистичная жизнь, игнорирующая борьбу и страдания, соседствующие с ней, не достойна, чтобы следовать ей, а достойна лишь жизнь, которая признает ответственность в любой, пусть даже далекой от тебя области. Такая жизнь и тренировала меня выдерживать испытания, следовавшие одно за другим, укрепляла выносливость, терпение, улучшала характер и, в конце концов, подготовила меня к нынешнему положению, когда десятки людей и корабль - две этих бесконечно ценных составляющих зависели теперь от моих нервов и рассудительности, обеспечивающих выживание судна и экипажа. Больше того, преподнесенный мне жизнью урок с его разнообразными, часто курьезными результатами был весьма ценным с любой точки зрения - войны или мира. Во флоте я нашел службу и деятельность, точно соответствующие традиции, о которой думал в промежутке между войнами как о необходимой опоре, но реально себе тогда
еще ее не представлял.
Это не патриотическая иллюзия, как может показаться это просто факт, который появился в результате моего удачного назначения служить на корвете. Особая работа, которую выполняла моя часть, - конвоирование судов, перевозивших нужные людям продукты и грузы. Необходимость заботиться о моряках, их здоровье и питании, заботиться о спасенных на море - все это, как оказалось, имело прямое отношение к моей смутной довоенной мечте: помогать людям, работать для чего-то большего, чем только зарабатывать деньги, быть полезным людям без личных честолюбивых устремлений. Война сделалась задачей величайшей национальной важности, но даже помимо этого постоянные человеческие ценности, которые защищались в ходе боев, всегда оставались ясными и чистыми и вселяли в душу надежду в самые тяжелые времена. Воодушевленный всем этим, я проработал три года по большей части на второстепенных ролях, будучи почти безымянным тружеником, но теперь, наконец, я получал некоторое индивидуальное отличие.
Было невозможно не радоваться и не гордиться таким повышением. Работа предстояла будничная, лишенная какого-либо романтического ореола, но меня радовало то, что она не исключала внутренней гордости.
Итак, я сидел в капитанской каюте со всеми вытекающими из этого приятными мелочами: сигара, кофе, домашние туфли и прочее. И вдруг я заметил, что мои пальцы машинально пробегают по резиновым штампам, полдюжины которых хранилось на столе в импозантном ящичке. Я взял штамп, прижал к штемпельной подушечке, затем оттиснул на чистом бланке для приказов, лежавшем передо мной и проверил результат, который гласил: «Лейтенанта – к командиру». С тех пор этот штамп надолго полюбился мне.
Ссылка на продолжение в течение суток-двух - ЗДЕСЬ.
PS.Кнопка для желающих поддержать автора (знаю что их не будет) - ниже, она называется "Поддержать", )).