Искра ударила так резко, что Наталья даже не сразу закричала — будто кто‑то щёлкнул фотоаппаратом прямо в детской. На ковре, где секунду назад ползал Егор, вспыхнула синяя игла, розетка зашипела, и воздух наполнился сладковатым запахом горелого пластика. Она рывком выдернула штепсель утюга и ладонью накрыла испуганную Машу.
— Егор, назад! К стене!
— Мама… оно шипит…
— Ничего, стой и не трогай!
В этот момент выбило автомат. Квартира погасла, дети заплакали в темноте, а тлеющий пластик ещё секунду дышал дымком — словно обиженно. Щёлкнул замок, и в дверях появился Андрей, с банкой пива и усталым лицом.
— Что здесь происходит?
— Розетка. Искры летели прямо к детям.
— Проводка старая, — вздохнул он, глянув на почерневшую рамку. — На выходных займусь.
Эта фраза уже прижилась в их квартире, как коврик у входа. Наталья знала: «на выходных» у Андрея то смена, то «спину прихватило», то «потом, когда закупимся материалами». Но до материалов никак не доходило.
Дни тянулись через запах гари. Розетки делались тёплыми, потом горячими, автоматы выбивало, если врубить чайник вместе с микроволновкой. Наталья перестала сушить волосы феном в ванной, убрала обогреватель в кладовку и гладила только тогда, когда Андрей был дома — на случай «а вдруг». С утра вымеряла: сначала чайник, потом утюг, потом стиралка. Утро превращалось в шахматную партию с алюминием образца семидесятых.
— Андрей, я боюсь, — сказала она в одну из бессонных ночей, когда на потолке ходили тени от фар с улицы. — Если загорится, пока я одна с детьми?
— Не загорится. Автомат сработает.
— Ты это повторяешь, как заговор. А если он «устал»? Если щёлкнет, но поздно? Ты готов объяснять детям, почему мы стоим на улице босиком?
— Ты драматизируешь, Наташа.
— Я — мать. Я обязана драматизировать до того, как драма станет реальностью.
Следующий удар пришёл из ванной. Наталья купала Машу, Егор строил плот из игрушек. Хлопок, темнота, запах, как от сгоревшей шнуровки. Дети заплакали в унисон, а розетка под феном дымнула чёрным язычком. Наталья на ощупь вытянула дочь из воды и только потом врубила свет. Края пластика расползлись, как расплавленный сыр.
— Видишь? Система защиты сработала, — Андрей разглядывал обугленный квадрат, как интересный артефакт.
— А если бы не успела? Если бы огонь пошёл по стене?
— Но ведь не пошёл…
— В этот раз.
— Хорошо, на выходных куплю кабель и поменяю всё, честно, — Андрей поцеловал её в висок и ушёл к телевизору. — Я же не чужой мужчина, разберусь.
Он не был чужим. Но всё равно — не делал.
Последняя капля упала тихо. Егор строил гараж из кубиков у новой, «безопасной» розетки. Та затрещала без всякой вилки — просто от собственного возраста — и плюнула двумя искрами. Мальчик отшатнулся и ударился виском о стол. Синяк лёг смородиной, Наталья приложила холодную ложку и услышала свой собственный голос, ровный, чужой:
— Мы больше не ждём выходных.
Андрей промолчал. Потом зло свёл брови:
— Это моя квартира. Я сказал — сам сделаю.
— Когда?
— На выходных.
Ночью Наталья не спала. В детской пахло детским шампунем, а ей мерещилось — горелым. Она сидела на полу, прислонившись к кроватке Маши, и прокручивала в голове один и тот же кадр: синяя игла над ковром. Утром, ведя детей в сад, она спросила у сторожихи тёти Гали:
— Галина Петровна, кто вам проводку менял? Там, в сторожке у вас свет всегда как в операционной.
— Володя наш, электрик. Умелые руки. Телефон дать?
Бумажка с номером согрела карман, как грелка. Наталья вернулась домой, постояла у щитка, провела пальцем по холодному металлу автомата. Телефон лежал на подоконнике, глядя в неё чёрным глазом. Она набрала «Володя» и остановилась на последней цифре.
— Андрей будет против, — сказала вслух и вдруг удивилась, какая усталость в её голосе.
В комнате тихо перевернулся Егор и попросил воды во сне. Наталья поднесла стакан, поцеловала макушку, вышла в коридор и набрала недостающую цифру.
Гудок тянулся долго, как провод в стене.
***
— Алло? — в трубке раздался низкий, чуть хриплый мужской голос.
— Володя? Мне Галина Петровна дала ваш номер. У нас… проблемы с проводкой, — Наталья поймала себя на том, что шепчет, словно говорит о чём-то запретном.
Мастер выслушал, задавал короткие, деловые вопросы — сколько комнат, сколько лет дому, алюминий или медь.
— Классика, — заключил он. — Алюминий семидесятых. Перегрев, коротыши, искры. Тут тянуть опасно. Полная замена на медь. Два дня работы, с материалами шестьдесят тысяч.
Сумма щёлкнула в голове как крышка люка — много. Но в картинке, что встала перед глазами, Егор держал ладошкой обожжённую щёку. Наталья выдохнула:
— Когда сможете?
— В субботу утром. Часов в десять, устроит?
Она взглянула на календарь. В субботу у Андрея дневная смена.
— Подойдёт.
Всю пятницу она ходила по квартире, как вор, что готовится к налёту. Дети — к маме в гости, игрушки из детской — в большие пакеты, мебель подальше от стен. Она даже сняла шторы, чтобы потом не стирать запах пыли.
Андрею сказала ровно одно: — В субботу мы с детьми поедем к маме, чтоб ты отдохнул после смены. Он кивнул, не уточняя.
В десять утра в дверь позвонили. На пороге стояли двое в рабочих комбинезонах, с ящиками инструментов и бухтами кабеля.
— Володя, — представился тот, что постарше. — А это Сергей, мой напарник.
Они осмотрели розетки, щиток, прошли по комнатам. Володя покачал головой:
— Тут проводка уже в трещинах, изоляция крошится. Удивительно, что дом ещё стоит.
Первые удары перфоратора отозвались в груди глухим стуком. Наталья наливала рабочим кофе, резала бутерброды, старалась не думать, что будет, если Андрей вернётся раньше.
К полудню квартира была в белых разводах штукатурной пыли, стены прорезаны штробами, из которых выглядывали обугленные жилы.
Володя, вытаскивая из стены кусок алюминиевого провода, сказал тихо, почти с укором:
— С таким хозяйством ещё месяц — и вы бы ночью проснулись от дыма.
Наталья кивнула. Именно в этот момент в замке повернулся ключ.
***
Андрей вошёл в прихожую, стряхивая с ботинок грязь после дождя. Запах пыли, шум дрели, мужские голоса — всё это ударило в него, как пощёчина.
— Что здесь творится? — его голос был низким, но уже срывался на крик.
Володя поднял глаза от щитка, но ничего не сказал.
Наталья вышла из кухни, вытирая руки о старое полотенце.
— Проводку меняют.
— Без меня решила?! — он сделал шаг к ней. — Я что, мебель в этом доме?!
— Полгода ждала, когда ты «на выходных» займёшься. Дети могли сгореть!
— Это МОЙ дом! — он ткнул пальцем в пол. — Моя квартира, и я тут решаю!
— А мои дети. И моя ответственность за них. Ты решаешь только, что смотреть по телевизору.
Щека Андрея дёрнулась, он перевёл взгляд на рабочих:
— Сворачивайтесь. Уходите.
Володя нахмурился:
— Хозяйка заказала работу. Мы почти закончили.
— Я сказал — вон отсюда!
— А я сказала — продолжайте, — Наталья встала между ними. — Ещё одна искра в детской — и я тебя самого выкину вместе с этой проводкой.
— Ты совсем, да? Денег у нас куры не клюют, что ли?
— На безопасность детей у меня всегда найдутся деньги. Даже если их нет.
Он сжал кулаки, но у Натальи не дрогнуло ни одно веко. Мгновение они стояли, дыша друг другу в лицо, как два бойца перед первым ударом.
— Ладно, — бросил он наконец, отступая к двери. — Заканчивай свой цирк. Но потом сама за всё ответишь.
Дверь хлопнула так, что со стены упала рамка с фотографией — там они ещё молодые, на море, улыбаются. Стекло треснуло пополам.
***
Володя закончил к вечеру. Новый щиток блестел, как хирургический инструмент. Он показал Наталье, как работают автоматы, вручил гарантию и тихо сказал:
— Теперь можно спать спокойно.
Когда за рабочими закрылась дверь, квартира впервые за много месяцев казалась не ловушкой, а домом. Наталья включила утюг в одной комнате, чайник и микроволновку в другой — свет даже не мигнул.
Вечером Андрей вернулся молча. Прошёл мимо неё на кухню, налил себе суп, сел, ел, не поднимая глаз.
— Ну что, счастлива теперь? — наконец спросил он, откладывая ложку.
— Да, — просто ответила Наталья.
— А если бы я так? Без спроса? Ты бы верещала на весь дом.
— Если бы ты сделал то, что обещал полгода назад, я бы верещала «спасибо».
Он пытается улыбнуться, но выходит криво:
— Ты меня лишаешь роли мужчины.
— Я лишаю тебя только роли «говорящей головы». Мужчина — это действие. Возвращайся к нему — и я с радостью отступлю.
Он замолчал. Остаток вечера провёл за телефоном, не взглянув на неё. Но утром, уходя на работу, задержался у двери.
— Наташа… Я ведь не хотел зла. Просто думал, что всё под контролем.
— Под контролем — это когда дети не могут заплакать от искры. Остальное — самообман. Я не буду ругаться, Андрей. Я буду делать. Если хочешь — делай со мной. Если нет — не мешай.
Он кивнул, но ничего не ответил.
Когда за ним закрылась дверь, Наталья поставила на стол чашку кофе, вдохнула запах свежей проводки, в которой не было ни гари, ни страха, и впервые за долгое время поняла: она больше не ждёт «на выходных».
Теперь она сама решает, когда в её доме будет безопасно.
А вы как думаете — стоит ли ждать годами, пока такие мужчины «соберутся» что-то сделать, или брать всё в свои руки?