— Верни. Сейчас же, — Анна держала на весу пустую бархатную коробочку. — Ты даже не понимаешь, во что влез.
— Поздно. Без этого нас бы уже прижали, — ответил Илья, отводя взгляд. — Ты всё равно не заметила бы.
— Я заметила. И я не прощу.
Анна проснулась раньше будильника. На кухне запахло крепким кофе. Из спальни вышел Илья с натянутой улыбкой и телефоном в руке.
— Сегодня задержусь, — бросил он. — Срочно на объект.
— Какой объект? Ты же уволился с прошлого. Где новый? — Анна не стала смягчать вопрос.
— Подработка. С Пашкой, ты его не знаешь.
Анна вздохнула и повернулась к буфету. Внутри стояла бархатная шкатулка с украшениями бабушки: брошь с янтарём, серьги с изумрудом и тонкий браслет, который бабушка надевала только на праздники. «Береги, это твоя память», — говорила она. Анна легко провела пальцем по крышке и закрыла дверцу.
Днём Анна поехала к сестре. Лена — практичная, с прямой осанкой, встретила её на лестнице.
— Пётр в мастерской, доделывает витрину для ярмарки, — сказала Лена. — Зайдём?
Пётр, надев очки, строгал дубовую планку. Пыль кружилась в солнечном луче.
— Привет, Анна, — он выключил шлифмашину. — Приходи на выходных, у нас будет тёплая компания. Пельмени, чай, даже самовар достанем.
Анна улыбнулась. Её тянуло к этому спокойствию. Но в кармане телефона мигнуло сообщение. «Сегодня до пяти. Жду у арки», — чужой номер. Она вздрогнула: у Ильи снова какие-то встречи.
Илья тем временем стоял у подворотни. Его пальцы мёрзли, хотя был апрель. К нему подошёл Антон — широкоплечий, с холодными глазами.
— Где деньги, мастер? Срок вышел, — Антон качнул ключами.
— Я соберу, — Илья проглотил слюну. — Дай два дня.
— Два часа, — усмехнулся Антон. — Или ты отдаёшь товар. Ты же говорил, у жены есть золото.
— Это не твоё.
— Зато долг — мой. Ты обещал.
Илья вернулся домой раньше Анны. Он открыл буфет и замер. Дверца скрипнула. Бархат холодил ладони. Он колебался секунду, потом сунул шкатулку в рюкзак, словно совершал простую покупку, а не предательство.
В ювелирной лавке на углу пахло аммиаком и дешёвым освежителем. За стойкой сидел Григорий — лысоватый, в жилете, с прищуром. Его помощник Миша растирал тряпкой стекло.
— Что принёс? — Григорий лениво поднял глаза. — Документы есть?
— Семейное, — ответил Илья. — Подарки. Возьмёшь?
Григорий взвесил серьги, присвистнул и нащупал лупу.
— Камни настоящие. Но без документов это даже не сорок процентов. Согласен?
Илья кивнул, сжимая ремень рюкзака.
Михаил посмотрел на него и заметил дрожь в руках. Ему не нравились такие сделки. Но он отвёл взгляд.
Илья получил конверт с деньгами и тут же поехал к арке, где ждал Антон.
— Тут не всё, — Антон пересчитал. — Остальное завтра. И без фокусов.
Илья молча кивнул.
Вечером Анна вернулась. Достала из буфета чай, машинально провела по полке. Пусто. Сердце остановилось. Она открыла дверцу, потом ещё раз. Шкатулка исчезла. Анна шагнула к комнате.
— Илья!
Он вышел из ванной, вытирая руки.
— Что?
— Где бабушкина шкатулка?
— Какая шкатулка? — Илья замер на секунду дольше, чем должен был. — Ты, наверное, переставила.
— Я не переставляла. Где она? — впервые в голосе Анны прозвучал холод.
— Не знаю, — он отвернулся. — Может, убрали вместе с книгами в кладовку.
Анна метнулась к кладовке, к шкафам, под кровать. Нет. И пустота звенела, как разобранный будильник.
Она сдержала слёзы и набрала Лене.
— Приезжай, — сказала она. — Сейчас.
*
Лена появилась через полчаса. Пётр пришёл вместе с ней, тёплый и молчаливый.
— Давай начнём с очевидного, — он открыл блокнот. — Кто был дома?
— Илья, я, утром доставщик воды.
Лена обошла квартиру.
— Замки целы. Следов взлома нет. Явно свой.
Илья сел на край стула.
— Вы что, думаете, это я? — он криво усмехнулся. — Я её муж, а не вор.
— Муж, который врёт, — резко сказала Анна. — Ты скрываешь что-то. У тебя долг?
— Нет у меня никакого долга, — Илья ударил кулаком о стол. — Отстаньте.
— Ладно, — вмешался Пётр. — Есть камеры в подъезде. И на углу. Можно обратиться и взглянуть в ТСЖ.
— А у меня есть знакомый в полиции, — сказала Лена. — Майор Смирнов. Не любим мы такие дела, но тут — не кража ради хлеба. Это семейное. И более грязное.
Анна вздрогнула от слова «семейное». Она любила Илью, даже сейчас. Но в груди уже разрасталась язвящая трещина.
Майор Смирнов приехал неожиданно быстро. Высокий, в помятом плаще, он прошёл на кухню, пожав руки.
— Заявление будете писать? — спросил он спокойно.
Анна кивнула.
— Тогда по порядку. Опишите, что пропало, когда видели в последний раз, есть ли фото.
Анна достала старый альбом. На снимке бабушка сидит без улыбки, в тёмном платье, брошь сияет. Смирнов внимательно вгляделся.
— Брошь редкая. Серьги — тоже. Такие вещи всплывают. И часто в одних и тех же лавках.
Илья глухо кашлянул.
— Вы что на меня смотрите? — он поднялся. — Я на работу.
— Куда? — спросила Анна.
— Подработка.
— Сядь, — спокойно сказал Смирнов. — Я никого не обвиняю. Но уйти без объяснений не выйдет.
В это время в лавке Григория Миша крутил ключ в замке, закрывая шторку.
— Видел, как тот мужик дёргался? — Григорий усмехнулся.
— Таких много. Не наше дело, откуда берут.
— А если жена заявит? — осторожно спросил Михаил. — У него были такие глаза... Ну, вдруг придёт.
— А доказательства? Без бумаг, — хмыкнул Григорий. — И пусть идёт в лес.
Михаил долго стоял на крыльце, глядя на пустую улицу. Он всё понимал: хозяин переступал черту. Он вытер ладонями лицо и достал телефон. В записной у него был один номер — «Смирнов». Старший брат Михаила когда-то служил в его отделе. Он нажал «вызов» и глухо сказал:
— Майор, кажется, у нас грязная сделка.
*
Смирнов действовал быстро. Камеры у подъезда показали: днём Илья вышел с рюкзаком, через сорок минут вернулся без него. Камеры на углу зафиксировали, как он заходил в лавку Григория. Этого было достаточно, чтобы запросить запись изнутри и наметить беседу.
— Сходим вместе, — предложил Смирнов. — Анна, лучше, если вы будете рядом. Лена и Пётр — тоже.
Илья ушёл, на его телефоне уже несколько раз приходило сообщение. Пришёл под арку, Антон прижал его к стенке.
— Остаток, — потребовал Антон. — Сейчас.
— Нет, — шепнул Илья. — У меня... у меня всё на исходе. Они... узнали.
— Тогда ты возьмёшь ещё, — Антон ткнул его в грудь. — Твои «ещё» меня не волнуют. Я жду.
Илья кивнул, и в ту же ночь под прикрытием темноты вернулся к лавке Григория — не за деньгами, а за бумажками. Уничтожь чек — и звенья цепи ослабнут.
Григорий не любил ночных гостей. Но Илья позвонил и пришёл к чёрному входу.
— Мне нужна квитанция. Просто верни бумагу, и всё.
— Ты с ума сошёл? — Григорий сплюнул. — Пошёл вон.
Илья толкнул дверь. Они сцепились. Шкаф падает, бумажная коробка летит на пол, квитанции разлетаются веером. Михаил выбежал из подсобки, пытаясь разнять их.
— Стоять! — раздался голос Смирнова с улицы. За ним вошли двое в форме.
Анна, Лена и Пётр стояли на пороге.
— Илья? — прошептала Анна.
— Это... это не то, что вы думаете, — лихорадочно сказал он. — Я хотел всё вернуть.
— Ты хотел уничтожить следы, — спокойно ответил Смирнов. — Гражданин Григорий, вы купили изделия без документов, нарушив закон. Гражданин Илья, вы совершили кражу. Сопротивление при задержании? — Он перевёл взгляд на опрокинутый шкаф.
Антон стоял в конце улицы, наблюдая из тени, как увозят Илью. Он усмехнулся и сжал кулаки в карманах. Его интересовали только деньги.
На допросе Илья говорил быстро, обрывано. Он признался в долге, назвал Антона.
— Меня прижали, — повторял он. — Я думал... я верну. Просто времени не хватило.
— Вы сказали Анне утром, что шли на подработку, — напомнил Смирнов. — Ваша «подработка» привела к воровству у собственной жены.
— Я... — Илья посмотрел на стол. Вспыхнула первая сцена: «Верни. Сейчас же... Поздно...» Да, это случится в квартире позже. Он знал.
Григория оформили за нарушение правил скупки. Михаил остался сидеть на табурете и теребил шапку.
— Я... я позвонил тебе, — признался он Смирнову. — Нехорошо всё это. Я не хочу больше работать у него.
— И не будешь, — ответил Смирнов. — Напиши заявление. А ты молодец.
Анну пригласили в комнату для опознания. На столе лежали серьги и брошь. Браслета не было.
— Где браслет? — Анна потрогала серьги, будто гладя котёнка.
— Уже переплавили, — грустно произнёс Михаил. — Хозяин не ждёт.
Анна плотно сжала губы.
— Ладно, хоть это. Верните, пожалуйста. Это... — она не договорила.
— А это, — Смирнов достал из папки распечатку камер с позавчерашнего дня. На ней Илья с рюкзаком. — Вы уверены, что хотите продолжать жить в такой лжи?
Анна ответила мгновенно.
— Нет.
Вечер того же дня. Дверь её квартиры всё ещё пахла старым лаком. Илья появился на пороге с дежурной улыбкой, в сопровождении конвоя. Ему дали возможность забрать вещи.
— Верни, — Анна поставила перед ним шкатулку с возвращёнными украшениями. — Сейчас же.
— Поздно. Без этого нас бы уже прижали, — повторил он, как сценарий. — Ты всё равно не заметила бы.
— Я заметила. И я не прощу, — Анна закрыла шкатулку. — Иди.
Эти фразы теперь стояли на своих местах.
*
Суд шёл быстро: материала было собрано достаточно. Илье вменили кражу, попытку уничтожения доказательств и сопротивление при задержании. Условный срок не светил — слишком явно и цинично он действовал. Ему дали реальный, хоть и небольшой срок. Григорий отделался штрафом и лишением лицензии.
Антон бесследно исчез из поля зрения полиции, но не из жизни Ильи: он ждал у ворот СИЗО, когда Илью этапировали.
— Ну что, герой? — Антон наклонился к решётке автозака и усмехнулся. — Твои проценты растут.
— Я больше не смогу платить, — прошептал Илья.
— Тогда будешь вечно должен, — спокойно ответил Антон. — Это хуже.
Анна тем временем подала на развод. Лена и Пётр помогли собрать бумаги и перевезти вещи. В их мастерской звенели молотки. Пётр отдал ей угол под рабочее место.
— Сделаешь свою витрину, — сказал он. — Память требует свет, а не тёмные углы.
Анна открыла маленькую студию реставрации бижутерии и мелкой утвари. Миша пришёл к ней сам, неуверенно переступая порог.
— Я... я умею паять, полировать, — сказал он. — И ещё я не хочу больше работать с подонками.
— Ты принят, — ответила Анна и улыбнулась так, что в уголках глаз появились лучики. — Здесь всё будет по-честному.
Лена следила за тем, чтобы сестра не уходила с головой в работу. По воскресеньям они ставили самовар, и Пётр приносил пирог с брусникой.
— Ты держишься, — говорила Лена. — И это самое трудное.
— Я уже не держусь, — отвечала Анна. — Я живу.
Однажды в студию зашла пожилая женщина, держа кулон без цепочки.
— Видела новости, — сказала она. — Молодая женщина смогла вернуть бабушкину брошь. Я тоже хочу вернуть блеск своей памяти.
Анна аккуратно взяла кулон. Её руки больше не дрожали. Она посмотрела на Мишу:
— Возьмёшься?
— Конечно, — улыбнулся он. — Сделаем так, чтобы сияло.
Илья вышел через год с небольшим. Дома его никто не ждал. Квартира теперь принадлежала Анне — суд признал её имуществом, а долг за арендованную машину Илья так и не выплатил. Антон, как обещал, появился в первый же вечер.
— Ты мне должен, — сказал он просто.
— У меня нет денег, — Илья опустил глаза.
— Значит, нет жизни, — Антон похлопал его по плечу. — Привыкай.
Илья снял комнату на окраине, с облезлыми обоями и запахом сырости. Работу не находил: его прошлое гуляло по базам. Он пытался устроиться грузчиком, но срывался, вспоминал суд, Аннины глаза. Ночами он вслушивался в батареи, как в чужие разговоры. К нему приходили только тени.
Однажды он решился прийти к студии Анны. Издалека. Он увидел через витрину, как она смеётся, продевая цепочку в кулон старушки. Рядом стоял Михаил, меняя круг на станке, Лена что-то рассказывала Петровым жестом, и в углу теплился чайник. Там было тепло. Здесь — нищета, пустота, долг.
Он не вошёл. И не сможет — ему нечего там делать. И сглатывая горький ком, он понял, что по заслугам получил не только срок и долг, но и отсутствие любого места, где его ждут.
Ночью, когда ноябрьская изморось превращала фонари в мутные пятна, Илья сидел на подоконнике и держал в руках смятую копию той самой квитанции из лавки — не успел уничтожить, но и смысла уже не было. Бумага липла к пальцам. Он попытался вспомнить бабушкин запах, Аннин голос до того, как всё рухнуло. Не вспомнил. Будто кто-то выковырял из памяти драгоценные камни, оставив только пустую оправу. Он посмотрел в чёрное окно, и там, как в тусклом зеркале, отражался человек, которому никогда больше не поверят.
Анна тем временем записала в тетрадь новые заказы и заклеила уголок конверта с фотографией бабушки. Тот снимок она теперь поставила на витрину — не как товар, а как маяк. На нём бабушка всё так же не улыбалась, но свет от броши, от восстановленных рук, от честных усилий теперь падал дальше. Пётр заходил помогать по мере силы, Лена совала Анне в сумку пирожки, Миша дотягивал провода и смеялся, когда кто-то говорил «всё», обязательно вставляя «всё», как будто эта крошечная буква могла исправить большие трещины.
Иногда Анна останавливалась у окна и смотрела на прохожих. Она не искала там Илью. Она просто проверяла, что жизнь идёт. И она идёт.
А где-то на другой окраине Антон считал деньги, как бездушная касса, и его не интересовали ничьи украшения, кроме тех, что можно превратить в проценты. Он не был наказан законом, но его мир — серый, вечно мокрый, одиночный — тоже был наказанием.
Илья же сидел на смятых простынях, слушал, как капает из кранов, и понимал: то, что он продал, не купишь и за все деньги Антона. Он остался несчастным не из-за бедности, а из-за пустоты, которую сам же и выжёг.
И в этой развилке четырёх линий — семейной, полицейской, уличной и ремесленной — только одна оказалась крепкой, как дубовая витрина Петра: та, где не предают.
Автор: Елена Стриж ©