Глава 99
Доктор Гранин, получив компромат на сына Клизмы, теперь мучительно думал о том, как его правильно использовать. Просто взять и отправить в несколько информационных интернет-ресурсов, сопроводив пояснительной запиской? Мол, послушайте, уважаемые дамы и господа, как ведёт себя в публичном месте сын заместителя главы комитета по здравоохранению мэрии Санкт-Петербурга Марии Викторовны Красковой! Вот какого «патриота» она воспитала! И дальше добавить стандартную для таких случаев фразу о том, что яблоко от яблоньки недалеко падает, и вообще, сыночек знает свою родительницу, как злостного коррупционера, пусть правоохранительные органы внимание обратят и всё такое прочее.
Но Никита никогда не считал себя глупым человеком, и когда схема выстроилась у него в голове, – та, что на первый взгляд казалась безупречной, – она вдруг рассыпалась в прах. Клизма, когда ее допекут досужие до жареного блогеры, через пресс-службу комитета распространит пресс-релиз, в котором будет сказано: «Запись – суть плод работы нейросетей, которые подделали голос ее сына. Климент Красков – примерный студент медицинского университета, проходит практику в клинике имени Земского, ни в чём предосудительном ранее замечен не был», да и вообще он белый и пушистый, а те, кто создал с помощью компьютеров эту пакость, – преступники. Вот ими и надо заниматься.
«И ведь займутся, – подумал Гранин, и по его спине пробежал неприятный холодок. – Клизма из кожи вон вылезет, чтобы добраться до источника. Притом сделать это будет нетрудно: она расспросит сыночка, с кем тот бухал, и Климент сразу расколется. Дальше госпожа Краскова вызовет на ковёр доктора Лебедева, и тот, чтобы доказать свою невиновность, покажет на человека, который попросил его организовать подставу, то есть на меня, – Никита тяжело вздохнул. – После этого Клизма сотрёт меня в порошок, и никакие связи не помогут, ее-то куда мощнее».
Он живо представил себе внезапные проверки в своей клинике, анонимные жалобы от «пациентов», сфабрикованное уголовное дело о врачебной ошибке или взятке. Да, Мария Викторовна умела уничтожать карьеры, делая это с холодной и методичной жестокостью.
Гранин решил, что нужно придумать что-то еще. Не пьяную болтовню, записанную на спрятанный под стол диктофон, а нечто такое, у чего будет много свидетелей. И это «нечто» должно располагаться в сфере медицины, чтобы Климент не смог отмазаться, как бы его мамаша ни старалась. Идея должна быть тонкой, изящной и убийственной. Нужно было создать ситуацию, в которой Климент сам, то есть своими действиями, продемонстрирует вопиющую некомпетентность или гнилую натуру.
«Жаль, я не могу Элли приказывать напрямую, иначе заставил бы отправлять Краскова на самые тяжёлые вызовы, где каждая секунда на счету и цена ошибки – человеческая жизнь», – подумал Гранин.
Ему было неведомо, что прямо сейчас бригада с доктором Лебедевым во главе и студентом Красковым на борту неслась по срочному вызову. Диспетчер сообщила, что узнать от звонившего удалось мало. Он сказал только, что ему 35 лет и «сильно болит живот». Причём не просто произнёс, а простонал, потому его вызов пометили как срочный.
В салоне «Скорой» пахло лекарствами, тревогой и дорогим парфюмом, которым Климент старался перебивать неприятные запахи. Лебедев быстро перепроверял содержимое реанимационного ящика, бросая короткие команды фельдшеру Семёну. Климент же сидел в углу, уткнувшись в телефон, и с трудом подавлял зевоту. Эта практика была для него каторгой, бессмысленным ритуалом перед тем, как мать пристроит его на теплое место с минимальной ответственностью и максимальной зарплатой. Он брезгливо думал о том, что их ждет за очередной обшарпанной дверью – грязь, нищета и чужая боль, которая его совершенно не трогала.
Машина резко затормозила у типовой панельной девятиэтажки, и вой сирены оборвался, сменившись гнетущей тишиной двора. «Приехали. Красков, бери укладку и за мной. Живо», – скомандовал Лебедев, не глядя на практиканта. Его голос был резок, как скальпель. Климент нехотя вынул наушники, скривился и, подхватив тяжелый медицинский ящик, поплёлся за врачом к тёмному подъезду с выбитой дверью. В нос ударил застарелый запах сырости и чего-то кислого.
Лифт, разумеется, не работал. «Четвёртый этаж», – бросил Лебедев через плечо, начиная быстрый подъем по лестнице. Он знал, что внезапная сильная боль в животе может быть симптомом «острого живота» – состояния, требующего немедленного хирургического вмешательства, например, при аппендиците, прободной язве или кишечной непроходимости. Промедление в таких случаях смертельно опасно. Климент, тяжело дыша, тащился сзади, проклиная свою судьбу и этого пациента, так не вовремя решившего заболеть.
Бригада быстро поднялась на нужный этаж. Дверь в однокомнатную квартиру оказалась не заперта. Медики вошли внутрь, на диване в комнате лежал пациент. Доктор Лебедев сразу отметил белое лицо, плотно сжатые губы. Представился и начал осмотр. Когда попросил мужчину вдохнуть поглубже, тот поморщился. На вопрос «Где болит?» прозвучало короткое:
– Вот тут… режет.
Студент Красков, как всегда, стоит рядом с отрешённым видом. Происходящее ему совершенно не интересно. Он отбывает повинность и совсем не заинтересован в том, чтобы помогать, собирать анамнез и прочее.
– Чем тут воняет? – спросил он, принюхавшись и скривив лицо.
– Это я… готовил. Лук жарил, – с трудом выговорил больной. – Один живу.
– Жрёте всякую дрянь, а потом животами маетесь, – недовольно буркнул Климент, и не будь пациенту так плохо, он скорее всего ответил бы хаму как следует, но теперь не до того. Доктор Лебедев отмечает, что живот у него напряжён, любое прикосновение воспринимается, как удар током, температура повышена, пульс быстрый.
– Что скажете, коллега? – спрашивает он Краскова.
Студент только плечами пожимает, что заставляет даже Валерия, уж на что он и сам грешит не слишком великим гуманизмом по отношению к больным, начать злиться. Ему вдруг еще сильнее захотелось подставить Климента. За то, что не помогает, оставаясь обузой; за то, что полчаса назад Никита Гранин коротко сообщил в мессенджере, что «запись никуда не годится», и значит напрасно Лебедев тратился на пиво для этого балбеса, а потом еще приютил у себя. Всё зря!
Переключившись на пациента, Валерий заметил, что у того, судя по симптомам, перитонит.
– Коллега, разворачивайте набор! – потребовал доктор, и Красков нехотя подчинился: действуя по указаниям Лебедева, достал из укладки внутривенный доступ, обезболивание и спазмолитик. Когда уколы были сделаны, врач обратился к пациенту:
– Вам нужна срочная госпитализация, тут ждать нельзя.
– Может, полежу, само пройдёт?.. – но тут же накатила волна боли, и его слова прервал стон. Медики переложили его на носилки, и Валерий заметил, как пальцы мужчины судорожно сжали край простыни. Пока «Скорая» возвращалась в клинику, врач передал информацию о состоянии больного, в ответ услышав, что бригада хирургов уже готова и ждёт.
Хотели было передохнуть, но поступил новый вызов. Диспетчер сообщил, что у сотрудника фирмы, расположенной в крупном офисном здании, резкое ухудшение самочувствия. Его коллеги рассказали: «Не может дышать, трясётся, давление зашкаливает». Бригада прибыла на место в течение десяти минут, их встретила офис-менеджер:
– Он там, в переговорной комнате, – сказала испуганно, показав рукой в сторону матовой двери и добавила дрожащими губами: – Вроде, умирает…
Медики кинулись в указанном направлении мимо офисного планктона, который собрался в напуганную кучку и нервно обсуждал случившееся, глядя через стеклянную стену. У Валерий возникло ощущение, что они ведут себя, как зрители в зоопарке, где в клетке умирает лев. Им и страшно жутко, и очень интересно. Некоторые держали в руках смартфоны, но удерживались от попытки снять всё на видео. А вдруг не умрёт? Тогда аукнется им этот «сториз».
В помещении около тридцати квадратных метров, посередине которого большой стол, и по обе стороны ряды стульев, возле руководителя обнаружился мужчина лет сорока пяти в белой рубашке, классических брюках и туфлях. Он сидел на корточках часто и поверхностно дышал, рядом валялся галстук. Взгляд офисного работника метался по сторонам.
Доктор Лебедев помог мужчине подняться, усадил в кресло, стал слушать пульс. Скачет. Давление выше нормы, но не критично.
– Док… тор… – трясущимися губами произнёс офисный работник, который, судя по дороговизне одежды, состоял здесь в числе топ-менеджеров. – Я ум… умираю?
Врач отрицательно помотал головой.
– У вас типичная паническая атака с гипервентиляцией лёгких, – ответил, стараясь говорить тихо и спокойно, чтобы пациента не накрыло с новой силой.
Затем Лебедев показал мужчине, как правильно дышать в такт, переключать внимание, попросил студента принести воду, и пока находился рядом, постоянно старался поймать взгляд пациента и держать зрительный контакт. Постепенно его пуль снизился, дыхание вернулось к привычному ритму.
– Это у меня всё из-за отчёта, – наконец признался офисный работник. – Наш генеральный заболел, я вместо него должен был отчитаться перед советом директоров. Начал… и тут такое. Думал, инфаркт, а это я просто…
– Устал, выгорел и тревожности накопил по горло, – с видом знатока вмешался Красков. – И потом «хлобысь!» и сработал выключатель.
Доктор Лебедев бросил на него недовольный взгляд. Мол, какого чёрта ты творишь?! Я тут пытаюсь человека в чувство привести, а ты шуточки отпускаешь! Климент пожал плечами и отвернулся. Мол, ну не хотите, как хотите. Мне вообще плевать с колокольни.
После этого Валерий записал рекомендации, предложил мужчине консультацию специалиста. Когда стали прощаться, тот принялся многословно благодарить, а потом снова надел маску спокойствия и важности и… пошёл доделывать отчёт. Заметив, что всё обошлось, подчинённые испуганной птичьей стаей разлетелись по своим прозрачным скворечникам.
– Пингвин напыщенный, – проворчал Климент, когда покидали здание. – Паническая атака у него. Люди вон от перитонита страдают, а он испугался, как баба.
– Зря ты так, – сказал Лебедев. – Это штука серьёзная, может к разным тяжёлым последствиям привести, если вовремя не купировать.
Едва сели в машину, как снова пришлось резко набирать скорость. Диспетчер сообщила, что на пульт поступил звонок: «Женщина тонет в ванной! Дверь в квартиру закрыта, на звонки и стук никто не отвечает!»
– Кто нас вызвал? – устало спросил Лебедев.
– Соседка по квартире. Сказала, что слышала за стенкой плеск воды и крики.
– А панночка-то утопла, – прокомментировал Климент услышанное по рации и расхохотался.
Валерий снова недовольно покачал головой. Ему вдруг нестерпимо захотелось прямо в лицо сказать этому Клизмёнышу, что он о нём думает, едва сдержался. Вспомнил, что обещал заведующему клиникой, а кроме того, есть вариант подняться по служебной лестнице, значит, надо терпеть.
– Смотри там не ляпни чего-нибудь, а то проблемы будут, – предупредил он студента на всякий случай.
– Плевать. Мамаша прикроет если что, – отмахнулся Красков.
Когда бригада приехала на место в элитный жилой комплекс, поражавший воображение своей современной архитектурой и ухоженной территорией, дверь в квартиру действительно оказалась заперта. Массивное полотно из темного дерева не поддавалось, и на звонки никто не отвечал. Принялись звонить и стучать, сначала деликатно, потом все настойчивее. Гулкие удары разносились по очень тихому, отделанному мрамором и зеркалами холлу.
Лишь спустя минут десять, когда Лебедев уже доставал телефон, чтобы вызывать полицию и спасателей для вскрытия внушительной преграды, изнутри донёсся слабый, словно затуманенный голос:
– Кто там?
– Это «Скорая», нас ваша соседка вызвала. Откройте, пожалуйста.
За дверью послышалась какая-то возня, невнятное бормотание, и наконец щелкнул замок.
– Со мной всё в порядке. Ладно, пущу, только вы сразу не заходите, ладно?
Доктор Лебедев, привыкший к самым разным странностям на вызовах, терпеливо подождал с пару минут, прислушиваясь к тишине, а затем решительно направился внутрь. За ним, с нескрываемым любопытством, последовал Красков, а замыкал процессию фельдшер с укладкой.
Зашли и ахнули: повсюду в огромной гостиной-студии мерцали свечи, их огоньки отражались в глянцевых поверхностях и панорамных окнах, за которыми расстилался ночной город. Играла тихая, обволакивающая романтическая музыка. У Валерия появилось ощущение, что они угодили в жилище какого-то олигарха, который роскошный особняк себе купил, а на сдачу ему дали эти пару сотен квадратных метров. Стены украшали абстрактные картины, а мебель, казалось, сошла со страниц дизайнерского журнала.
– Дорого-богато, – оценил убранство жилища Красков и присвистнул. – Мамаше моей точно бы понравилось. Она любит всякое такое элитное. Эстетка, блин.
– Я здесь! – женский голос прозвучал откуда-то из глубины коридора, и медики последовали туда.
За приоткрытой дверью обнаружилась шикарная ванная комната, вся отделанная цельными плитами из розового мрамора. На краю огромной ванны стоял бокал с недопитым вином, лежали беспроводные наушники, и тоже всюду горели свечи, создавая интимный полумрак. В самой ванне, по шею в ароматной пене, возлежала дама лет двадцати пяти с идеальной укладкой и макияжем. В руке она держала мокрую книжку.
– Вызывали? – наконец нашёлся, что спросить, доктор Лебедев, стараясь сохранять профессиональную невозмутимость.
– Я? – улыбнулась женщина неестественно пухлыми, накачанными губами. – Нет, что вы. Это, наверное, Галя, соседка моя, паникёрша. Я просто уронила книгу в воду, взвизгнула и чуть хлебнула. Всё нормально, честно.
– Вы не против, если мы вас все-таки осмотрим? Давление, пульс, дыхание. Процедура стандартная, – вежливо, но настойчиво спросил Валерий.
– Ну разумеется, – кокетливо сказала дама. – Только отвернитесь, мне надо халатик накинуть.
Мужчины так и сделали. Через минуту Валерий быстро и профессионально провёл осмотр: измерил давление, прослушал легкие, посчитал пульс. Все показатели были в идеальной норме. Он пришел к выводу, что «пациентка» абсолютно стабильна. Сообщили об этом. Она слушала со легкой скучающей улыбкой, покивала и проводила до двери. Медики, вежливо попрощавшись, вышли и на лестничной площадке столкнулись с той самой пожилой соседкой, которая их и вызвала.
Лебедев коротко и корректно объяснил ей, что на самом деле случилось. Она с видимым облегчением прошептала:
– Ох, слава богу! А я думала… ну вы понимаете… всякое бывает.
– Понимаем, – устало ответил доктор Лебедев. – Ложный вызов. Всего доброго.
Когда «Скорая помощь» тронулась с места, возвращаясь в клинику Земского, Климент, который всю дорогу молчал, принялся что-то усердно тыкать по экрану смартфона. Потом довольно поцокал языком и сказал:
– Классная мажорка. Самый смак! Фигура – огонь.
– Ты о ком? – не сразу понял Валерий, заполняя карту вызова.
– Да о той бабёнке, у которой мы только что были. В ванной.
– Ну да, неплохая… наверное, – неопределенно ответил Лебедев. – Я не рассмотрел толком.
– Зато я сумел, – пошло хихикнул Красков.
– Как это? – насторожился Валерий, отрываясь от бумаг. – Мы же отворачивались.
– Я – да, а телефон – нет, – сказал сын «Клизмы» и громко, самодовольно заржал. – Я его на тумбочке оставил, когда выходили. Камера работала. Теперь у меня есть отличное хоум-видео. В сеть залил уже, теперь она точно прославится.
Доктор Лебедев замер с широко раскрытыми глазами. Он был в шоке от услышанного.
– Ты что, пациентку тайком снимал?! – спросил шёпотом.
– Говорю же: классная мажорка! – снова заржал Климент.