Рубиновый венец 39
— Николай Александрович, вы давний друг нашей семьи, и я могу говорить с вами откровенно.
Николя настороженно выпрямился. В тоне Августы Карловны слышалась тревога.
— Конечно, Августа Карловна. Чем могу быть полезен?
Княгиня помолчала, словно подбирая слова, затем решительно продолжила:
— Дело в том, что Вольдемар увлекся одной девушкой. Мария Георгиевна Касьянова, безусловно, мила, но совершенно не подходит моему сыну.
Николай почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Он крепче сжал ручку чашки.
— Почему вы так считаете? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Давайте говорить прямо, — Августа Карловна понизила голос до полушепота. — Мы давно планируем его брак с княжной Долговой. Этот союз важен для обеих семей. Но Вольдемар ослеплен и не слушает голоса разума.
Она встала и прошлась по комнате.
— Анна Николаевна Долгова — прекрасная партия. Большое приданое, связи при дворе, безупречная репутация семьи. Но самое главное – мы, родители уже договорились.
Николай молчал, не зная, что ответить. Известие о планируемом браке Вольдемара с княжной Долговой подтвердили слухи, блуждающие на этот счет в обществе. Да, Анне точно нравится Вольдемар. А вот он к ней казался равнодушным.
- Появление Марии Георгиевны могут разрушить наши планы. Хотя девушка и впрямь прелестна, не правда ли? — Возможно, я ошибаюсь, — Августа Карловна чуть прищурилась, изучая лицо собеседника, — но, кажется, вы тоже неравнодушны к нашей нежной розе?
Николай почувствовал, как краска заливает лицо. Лгать было бессмысленно, а признаться — почти невозможно.
— Николай Александрович, — женщина подалась вперед, голос ее стал доверительным, — вы могли бы оказать нам бесценную услугу. Отвлеките эту девушку от моего сына. При вашей наружности, положении в обществе и состоянии — это вполне в ваших силах.
Березин сидел оглушенный. Такого поворота он не ожидал. Августа Карловна говорила спокойно, будто просила одолжить книгу, а не разрушить отношения лучшего друга.
— Поймите меня правильно, — продолжала она, видя его замешательство. — Я не прошу вас играть ее чувствами. Если вы и правда увлечены Марией Георгиевной, почему бы не попытаться завоевать ее расположение? Березины — достойная партия для любой девушки. А Мария получит мужа, который действительно ее любит. Да и в вас не влюбиться просто невозможно.
Николай поставил чашку на стол. Руки его слегка дрожали.
— Августа Карловна, вы просите меня предать друга, — тихо произнес он.
— Нет, — возразила та твердо, — я прошу вас спасти его от необдуманного поступка. Иногда нужно проявить твердость, чтобы помочь тем, кого любишь. Вольдемар потом будет благодарить вас.
Николай молчал. Предложение княгини бередило самые потаенные его мысли. С первой встречи с Марией он не мог думать ни о чем другом. Но разве можно построить счастье на предательстве?
— Мне нужно подумать, — наконец сказал он, поднимаясь.
— Конечно, — кивнула Августа Карловна. — Я не тороплю вас с ответом. Просто помните, что речь идет о будущем вашего друга.
Лицо ее смягчилось, и она добавила уже другим тоном.
— А теперь давайте все-таки обсудим подарок для Вольдемара. И еще у меня к вам просьба. Я не хотела бы, чтобы он догадался о нашем разговоре.
***
Первый снег выпал неожиданно. Наконец – то, промозглая сырость начала отступать. Николай смотрел на изменившуюся картину за окном и ничего не замечал.
Прошло три дня с того разговора в доме Шумских, но слова княгини не давали ему покоя. Каждый раз, закрывая глаза, он видел лицо Марии Георгиевны — тонкие черты, живые глаза, легкую улыбку. А затем перед глазами вставал Вольдемар — друг детства, почти брат, человек, которому он доверял безоговорочно.
— Барин, к вам Вальдемар Львович, — доложил камердинер, прервав его размышления.
Николай вздрогнул, словно его застали за чем-то постыдным.
— Проси.
Вольдемар ворвался в кабинет, сбрасывая на руки слуги заснеженное пальто.
— Николя! Ты совсем пропал. Три дня не показываешься в обществе! На службе столько дел, что совсем не видимся, — он энергично потер озябшие руки. — Я уже думал, не захворал ли ты.
— Работы много, — уклончиво ответил Березин, пожимая протянутую руку. — Садись к камину, согрейся.
Шумский опустился в кресло, протянув ноги к огню.
— Что новенького в министерстве? Говорят, государь недоволен последним докладом?
— Да, было непросто, — кивнул Николай, доставая из шкафа бутылку коньяка и два бокала. — Я бы хотел с тобой поговорить. Не о службе.
Он налил коньяк, протянул бокал другу и сел напротив.
— Слушаю тебя, — Вольдемар отпил глоток и вопросительно посмотрел на приятеля.
— Скажи, — начал Николай осторожно, — ты серьезно увлечен Марией Георгиевной?
Вольдемар помедлил, словно взвешивая степень откровенности, потом резко поставил бокал на стол.
— Не увлечен, друг мой. Я люблю ее. Впервые в жизни по-настоящему люблю.
У Николая внутри всё сжалось. Вольдемар говорил так, что сомневаться в его чувствах не приходилось.
— А матушка твоя что? — спросил он, сглотнув комок в горле.
— А что матушка? — скривился Вольдемар. — Против, конечно. Ей подавай Анну Долгову. Титул, связи, деньги — всё чин по чину. Только мне эта кукла поперёк горла. Раньше я не придавал этому значения. Я не знал, что сердце может волноваться. А сейчас я знаю, Николя. Когда - нибудь и ты это почувствуешь. Это очень трепетное и сильное чувство. Я на все готов ради неё. Даже пойти против воли родителей.
Он вскочил и заметался по кабинету.
— Слушай, Коля, — он остановился у окна. — Мне двадцать восемь. Пора решать свою судьбу самому. Я знаю, что люблю Марию, и знаю, что она — та женщина, с которой я хочу прожить жизнь. Разве этого мало?
Николай молчал, глядя на огонь. Что он мог сказать? Что тоже влюблен в эту девушку? Что его мать просила разрушить отношения сына?
— Послушай, — вдруг сказал Вольдемар другим тоном, — ты ведь тоже заметил, какая она необыкновенная? Скажи, я ведь не ослеплен? Она действительно особенная?
Николай поднял глаза на друга. В его взгляде было столько надежды, столько искреннего чувства, что солгать было невозможно.
— Да, — тихо ответил он, — она особенная.
Спустя неделю после разговора с Вольдемаром, Николай возвращался поздним вечером домой. Снег кружил лёгкой вуалью, а свет от фонарей на Невском бросали мягкие янтарные отсветы на заснеженные тротуары. Николай шёл пешком, позволяя декабрьскому холоду обострить чувства и мысли.
Проходя мимо известной лавки Смирдина, он вдруг заметил силуэт, заставивший его сердце замереть. Мария Георгиевна стояла у витрины, задумчиво рассматривая выставленные издания. Рядом с ней виднелась фигура дамы– Тамары Павловны.
Сердце Николая забилось чаще. Первым порывом было перейти на другую сторону улицы, избежать встречи. Но что-то заставило его остановиться.
— Мария Георгиевна, какая приятная неожиданность, — произнес он, приподнимая шляпу.
Девушка обернулась и улыбнулась — той самой улыбкой, которая не давала ему покоя все эти дни.
— Николай Александрович! Вот уж действительно неожиданность.
— Мы как раз собирались зайти внутрь, — сказала Мария. — Я ищу новый роман Диккенса. Говорят, он недавно появился в переводе.
— Позвольте составить вам компанию, — предложил Николай. — Я и сам давно собирался заглянуть к Смирдину.
В лавке было тепло и пахло свежей типографской краской. Николай помог девушке снять тяжелую шубку, случайно коснувшись ее плеч. Она благодарно кивнула и направилась к полкам с иностранной литературой.
— Вы любите Диккенса? — спросил Николай, следуя за ней.
— Очень, — она провела пальцем по корешкам книг. —У нас была большая библиотека.
Мария не стала говорить, что отец ее проиграл и ее чтением стали те книги, которые Сергей Иванович привозил из своего имения.
- Литература всегда была моим утешением, - задумчиво произнесла она.
— Утешением? — переспросил он. — От чего же вам нужно было утешаться?
Мария немного помолчала, затем сказала тихо:
— От одиночества, наверное. После смерти матушки дом стал каким-то пустым. Отец был занят, и я часто оставалась одна. Книги стали моими друзьями.
В ее голосе прозвучала такая искренняя грусть, что Николай невольно сделал шаг ближе.
— Я понимаю, — сказал он. — Когда я учился в лицее, тоже спасался книгами. Особенно в первый год, когда очень скучал по дому.
Эти признания будто сблизил их. Они с теплом смотрели друг на друга.
- Какие книги вас увлекают? – спросила Мария.
— Исторические романы, философские трактаты. Иногда поэзию, — ответил Николай, наблюдая, как она бережно перелистывает страницы.
— Вольдемар говорил, что вы большой знаток русской словесности.
При упоминании имени друга Николай почувствовал укол совести. Что он делает? Зачем продолжает этот разговор?
- Вольдемар всегда немного преувеличивает, - слова получились с налетом недовольства.
Мария сразу отметила эту интонацию.
— Я сказала что-то не так?
— Нет, что вы, — поспешил заверить ее Николай. — Просто вспомнил, что мне нужно еще заехать по делам. Не смею вас больше задерживать.
Он поклонился, чувствуя на себе ее недоуменный взгляд, и быстро направился к выходу.
Николай Александрович Березин сидел в своем кабинете, вертя в руках тонкий томик стихов Жуковского. За окном снова шел то ли дождь, то ли снег, и серые тучи низко нависали над крышами Петербурга. На письменном столе догорала восковая свеча, отбрасывая неровные тени на книжные полки и потемневшие от времени портреты предков.
Слова Августы Карловны звучали в ушах словно назойливая мелодия: «Увлеките эту девушку, отвлеките её от Вольдемара. Вы молоды, красивы, богаты — у вас все шансы покорить её сердце». И каждый раз, вспоминая эти слова, Николай чувствовал, как что-то сжимается в груди от стыда и одновременно — от надежды.
Мария Георгиевна Касьянова... Даже мысленно произнося её имя, он ощущал странное волнение. Её серьёзные тёмные глаза, в которых читалась такая искренность, изящная линия шеи, когда она склоняла голову, слушая собеседника, тихий мелодичный голос, которым она рассказывала о книгах. После каждой встречи у него в памяти оставались десятки мелких деталей: как она поправляла локон, выбившийся из причёски, как смущённо краснела от комплиментов, как оживлённо спорила о литературе, забывая о светских условностях.
Но между ним и этой девушкой стоял Вольдемар — его лучший друг, человек, которого он любил как брата. Они учились вместе в университете, делились сокровенными мыслями, поддерживали друг друга в трудные минуты. И теперь он должен был предать эту дружбу ради... чего? Ради собственных чувств? Ради прихоти властной матери?
Николай встал из-за стола и подошёл к окну. На улице зажигали фонари, и в их жёлтом свете дождевые капли казались золотыми искрами. Где-то там, в доме Фокиных, сейчас сидела Мария, возможно, читала или вышивала при свете лампы. А в особняке Шумских Вольдемар, наверное, мучился от разлуки с ней и строил планы новой встречи.
«Может быть, Августа Карловна права? — размышлял Николай, чувствуя, как в душе борются долг и желание. — Может быть, этот брак действительно не принесёт Вольдемару счастья?
Но тут же другая мысль прогоняла эти доводы прочь: «А если смогут? Если между ними настоящая любовь? Кто я такой, чтобы разрушать чужое счастье ради собственного?»
Николай вернулся к столу и взял перо. Несколько раз начинал писать записку, но каждый раз комкал бумагу и выбрасывал в камин. Что можно написать, не выдав себя и не оскорбив её? Как найти тон — дружеский, но не холодный, внимательный, но не слишком страстный?
Наконец он написал коротко:
«Дорогая Мария Георгиевна!
Позвольте преподнести Вам этот скромный томик стихов нашего прекрасного поэта. Надеюсь, что строки Василия Андреевича скрасят Ваши вечера и подарят несколько приятных минут. Особенно рекомендую обратить внимание на элегию "Вечер" — в ней есть строки, которые, как мне кажется, найдут отклик в Вашей чуткой душе.
С глубочайшим уважением и искренним восхищением, Н. Березин»
Перечитав записку, Николай нахмурился. Не слишком ли много? Не покажется ли странным такое внимание к девушке, к которой неравнодушен его лучший друг? Но переписывать уже не хватило духу. Он запечатал записку и вложил её в книгу.
Позвонив в колокольчик, вызвал слугу.
— Степан, отвези эту книгу в дом Фокиных. Передай Марии Георгиевне Касьяновой. Скажи, что это от меня, но без лишней торжественности. Просто вежливый знак внимания.
Степан принял поручение с обычным невозмутимым видом, но Николай заметил в его глазах лёгкое удивление. За долгие годы службы старый слуга хорошо изучил привычки молодого барина, и дарить книги малознакомым барышням было не в его характере.
Когда Степан ушёл, Николай остался один со своими мыслями. Первый шаг сделан, пути назад нет. Теперь оставалось ждать — как отреагирует Мария, заподозрит ли что-нибудь Вольдемар, удастся ли ему играть роль бескорыстного друга, скрывая истинные мотивы.
В камине потрескивали поленья, за окном усиливался дождь, а в душе молодого человека росла тревога от осознания того, что он встал на путь обмана и предательства. И самое страшное — что этот путь казался ему единственным способом приблизиться к той, которая заняла все его мысли.
На следующий день около трёх часов пополудни карета Березиных остановилась перед особняком Фокиных. Николай медлил, сидя в коляске и разглядывая знакомый фасад дома. Форточка на втором этаже была приоткрыта, и белая гардина слегка колыхалась от ветерка. Быть может, это окно гостиной, где сейчас сидела Мария со своим рукоделием?
Лакей поторопил барина взглядом — стоять слишком долго у чужого подъезда было неприлично. Николай решительно вышел из кареты и поднялся по ступенькам. Швейцар почтительно распахнул дверь, узнав постоянного гостя дома.
— Господин Березин пожаловали!
— Я бы хотел повидаться с хозяевами, если они принимают, — ответил Николай, передавая слуге цилиндр и перчатки.
В передней пахло воском и лавандой, на консоли стояли свежие цветы в хрустальной вазе. Дом был богатый, но без хвастовства.
Вскоре появилась Тамара Павловна. Женщина лет сорока пяти, красивая ещё, в тёмно-синем домашнем платье.
— Николай Александрович! — она протянула руку. — Какая приятная неожиданность! Проходите, Михаил Константинович обрадуется.
В гостиной у окна сидел хозяин — мужчина с седыми висками. За столиком рядом с ним — ещё двое. Пожилой господин с военной выправкой и...
Николай замер. Мария. Она сидела в кресле, дневной свет падал на её лицо. Платье на ней было простое, зелёное, волосы убраны скромно. Увидев его, поднялась и поклонилась.
— Дедушка, познакомьтесь — Николай Александрович Березин, друг Вольдемара Львовича.
Старик встал, кивнул. Серые глаза смотрели внимательно.
— Очень приятно, — сухо сказал дед. — Мария рассказывала о ваших беседах.
— Мне тоже приятно познакомиться, — Николай почувствовал, как старик его изучает.
— Внучка говорила, вы знаток словесности.
Заговорили неторопливо — о погоде, театрах, книгах. Николай пытался держаться просто, но взгляд то и дело соскальзывал на Марию. Говорила она мало, но к месту.
— Получили мой подарок, Мария Георгиевна? — решился наконец спросить.
— Да, спасибо большое! — лицо её оживилось. — У Жуковского такие красивые стихи. Я уже прочитала рекомендованную вами элегию "Вечер". Эти строки действительно западают в душу.
Николай почувствовал странное облегчение и одновременно усиление тревоги. Мария приняла подарок с искренней благодарностью, но в её голосе не было ничего, кроме дружеской признательности. Она воспринимала его знак внимания именно так, как он и написал в записке — как вежливый жест друга.
— Очень рад, что выбор оказался удачным, — ответил он. — Жуковский умеет выразить самые тонкие движения души.
— Несомненно, — вмешался Сергей Иванович, и в его голосе послышалось лёгкое напряжение. — Хотя молодым людям, возможно, интереснее что-то более... современное?
Николай понял намёк. Старик подозревал, что подарок не случаен, и деликатно давал понять, что наблюдает за ситуацией. В этом доме Мария была под защитой, и любое неподобающее поведение по отношению к ней будет немедленно замечено.
— Вы правы, — согласился Николай, — но классика всегда актуальна. К тому же, как друг Вольдемара Львовича, я считаю своим долгом заботиться о том, чтобы... — он чуть запнулся, — чтобы его близкие не чувствовали себя одинокими в нашем городе.
Тамара Павловна тепло улыбнулась этим словам, но Сергей Иванович лишь едва заметно кивнул. Было ясно, что он не поверил в бескорыстность мотивов молодого человека.