Глава 92
Военврач Денис Жигунов ехал из аэропорта «Гагарин» к себе домой в Саратов с тяжёлым сердцем, которое с каждым километром словно становилось всё больше, будто в него подливали расплавленный свинец. Тревожные воспоминания о той ночи, которую он провёл с Ольгой Комаровой накануне отъезда, никак не хотели отпускать его сознание. Это был не просто мимолётный эпизод, а событие, которое оставило глубокий, незаживающий след.
Вроде бы всё прошло хорошо: было много страсти и ласки, их чувства смешались в едином порыве, так что заснули они оба только на рассвете, когда первые лучи солнца начали проникать в маленькую комнату жилого модуля. А потом доктору Комаровой пришлось спешно возвращаться по покрытому утренним туманом госпиталю, чтобы не быть застуканной на «месте преступления». Но то, что Ольга Николаевна наговорила перед тем, как они окунулись в безбрежный океан нежности, поселило в душе Гардемарина червя сомнений, который теперь жадно точил его мысли.
Врач всю обратную дорогу бесцельно смотрел в окно на проплывающие мимо поля и лесополосы, пытаясь отвлечься от внутреннего монолога, но безуспешно. Он думал: серьёзно она или нет? Может, это была просто игра, способ отвлечься от опостылевшего мужа, который, по её словам, почти не появлялся дома, сутками пропадая на службе, а когда возвращался, то вёл себя очень грубо и порой даже жестоко?
Или она действительно хочет завести с ним, Денисом Жигуновым, серьёзные отношения? С его-то губ еще не готовы были сорваться слова «я люблю тебя», но Ольга в порыве несколько раз их повторила. Только… Военврач, привыкший к цинизму и жёсткой реальности, понимал – это всё гормоны, особая химия в человеческом мозгу, и доверять ей не стоит. Он много раз слышал подобное от разных женщин во время ночных (и не только) экзерсисов и привык не придавать им никакого значения. «Чего не скажешь на пике удовольствия? Особенно если ты – эмоциональная, чувственная дама», – мысленно усмехнулся он. Но шёпот доктора Комаровой, произнесённый так искренне и проникновенно, почему-то пробил его броню и засел в памяти, заставляя сомневаться в собственном цинизме.
Гардемарин понимал, что запутался окончательно, как муха в паутине. С одной стороны – Ольга, обжигающая дыханием и словами про любовь, олицетворение страсти, которую он не испытывал давно. С другой – Катя, которая воспринимается им не просто как женщина, а как... нечто большее, для его души и сердца – глобальное, фундамент жизни. «Но если так, то зачем ты ей изменил?» – задался вопросом военврач, и он прозвучал в его голове как громкий, обвиняющий голос.
Тут же сам придумал оправдание, которое звучало неубедительно даже для него самого: «Потому что дважды замуж звал, а она…» Эта мысль была слабой попыткой переложить вину. И вдруг, словно гадкое, назойливое жужжащее насекомое, в голове заиграла старая песенка, которую он терпеть не мог: «Ты отказала мне два раза, «Не хочу» сказала ты, вот такая вот зараза девушка моей мечты…»
Как ни старался Жигунов выключить песенку, стряхивая её как пыль, она голосом известного ныне продюсера повторяла те слова снова и снова, насмехаясь и мешая думать. Этот музыкальный кошмар продолжался до тех пор, пока такси не остановилось возле многоэтажки, в которой жил военврач. Он медленно, словно нехотя, вышел, и машина сразу уехала, оставляя его один на один с его страхами.
Денис стоял, глядя снизу вверх на окна своей квартиры, его руки были в карманах, плечи опущены, и он не решался сделать ни шагу. «Торчу здесь, как тополь на Плющихе», – подумал, но даже эта ироничная мысль не помогла сдвинуться с места. Ему и хотелось пойти домой, увидеть Катю, обнять, и было страшно до дрожи, что она, едва посмотрит ему в глаза, сразу всё поймёт. Она была слишком проницательной, чтобы не заметить его вины. Зная её характер, он знал, что не будет ни криков, ни истерик. Просто станет собирать вещи. Не будет ни скандалов, ни упрёков, – ничего. Просто соберётся, возьмёт с собой родителей, Богдана и, даже может быть, Ниночку, и уйдут в никуда, оставив его в квартире наедине с собственными мыслями и огромным, размером с мост через Волгу, чувством вины, которое теперь заполняло собой всю его жизнь.
Гардемарин вздрогнул от холода, пронизывающего до костей, и впервые за весь день почувствовал себя по-настоящему одиноким.
Неизвестно, сколько бы он так стоял, застыв на месте, словно врос в асфальт, но неожиданно услышал громкий детский крик, тонкий и чистый, заставивший сердце пропустить удар и бросивший мурашки по спине.
– Папочка-а-а-а!
Жигунов судорожно обернулся на источник звука и увидел, как к нему несётся, словно паря по воздуху, маленькая девочка с разноцветным рюкзачком за спиной и прицепленным к нему плюшевым мишкой, отчего её движения казались ещё стремительнее. Доктор сразу же узнал в ней Ниночку. Вдалеке, залитые лучами вечернего солнца, шли, светло улыбаясь, Катя с Богданом. Девочка подлетела к Денису пушинкой, подпрыгнула и обхватила тонкими ручками за шею, а ногами обвила тело, прижавшись и часто-часто дыша. Это был порыв искренней, неподдельной радости, который выбил из него весь воздух.
– Папочка, ты приехал! – прошептала она, и в её голосе было столько счастья, что Жигунов ощутил, как глаза защипало от непрошеных слёз.
– Да, солнышко, приехал, – это было всё, что нашёлся ответить врач, и они замолчали, утонув в моменте, не в силах сказать больше ни слова. В этот миг всё, что мучило его последние часы, отошло на второй план.
Вскоре подошли Катя с Богданом. Денис спустил дочку на землю, чувствуя, как его сердце наконец-то перестало быть свинцовым, и подошёл к своей первой и единственной любви. Они обнялись, робко поцеловались, словно незнакомые люди, стесняясь показать истинные чувства при детях. Затем военврач протянул руку сыну, пожал её, а после тоже притянул к себе и обнял. Объятие было не слишком крепким, помня о недавно пережитой мальчиком операции на сердце, но в нём было столько нежности, что Богдан ответил тем же.
После они пошли домой, и все мысли о докторе Комаровой разом улетучились из головы Гардемарина, словно и не было их. Это был не просто приезд, а возвращение к себе, семье и к настоящей жизни. Вот только… продлилось ощущение всего несколько секунд, а дальше опять накатило.
Военврач Жигунов медленно поднимался по лестнице, чувствуя, как ноги становятся всё тяжелее. Каждый шаг отдавал глухим эхом не только в подъезде, но и в голове, где снова затренькала глупая песенка «девушке-заразе». Это была не просто мелодия, а едкий, ядовитый мотив, напоминавший о его предательстве. Ниночка, держа за руку, лепетала что-то о своём дне, – она занималась для поступления в школу, наверстывая упущенное в Перворецком, а Катя с Богданом шли чуть сзади. Они были вместе, окружённые семейным теплом, но Денис чувствовал себя чужим на этом празднике жизни, незваным гостем, который принёс с собой ложь и горе.
В квартире запахло домом – теплом, борщом и пирогами, родители Кати встретили его, как родного сына, но Жигунову казалось, что он вошёл в чужую, идеальную жизнь, которую сам же и разрушил. Катя, его надёжная гавань, посмотрела на него и, как ему показалось, ничего не заметила. Она улыбалась, глаза светились любовью, но в них, как показалось Денису, таилась какая-то тень. Кажется, его собственного обмана. Он сам её туда подселил.
Сели ужинать. Богдан рассказывал, как прошёл его день в пришкольном лагере, с увлечением описывая, как они ходили в бассейн, а Ниночка – о своих рисунках. Денис почти не слушал, словно его сознание находилось в другом измерении. Он просто молчал, изредка кивая и улыбаясь, чтобы не выдать себя. Катя заметила его отстранённость, отложила ложку.
– Денис, ты что, нездоров? – спросила, и в голосе звучало не просто беспокойство, а глубокая, настоящая тревога. – Ты такой бледный. И даже не попробовал пирог, а он у тебя самый любимый. Мама так старалась.
– Всё хорошо, спасибо вам большое. Просто устал с дороги, – соврал Жигунов, а в его горле словно застрял огромный, шершавый ком, мешавший говорить правду.
Он не мог смотреть на Катю. Не мог видеть её чистые честные глаза, не мог выносить её искренней, незаслуженной любви. Она не знала, что её пусть и неформальный, но муж, которого ждала месяцами, изменил ей с другой женщиной. Что предал её доверие, променяв их на страсть.
Ночью, когда все уснули, Жигунов вышел на балкон. Ночь была тёмная, небо чистое, а на нём – миллионы звёзд, молчаливых свидетелей его душевных терзаний. Он думал о Кате, которая до сих пор спала в их кровати, и о том, как он её любит. Представлял нежную улыбку и тёплые объятия, но в голове снова заиграла песенка, а перед глазами появился образ Ольги. Он представил, как она смотрит на него, и губы шепчут слова любви.
Гардемарин почувствовал, что запутался окончательно. Он любил Катю, свою семью, это тихое счастье, но Ольга, её страсть и слова, словно яд, поселились в сердце, отравляя изнутри. Военврач понимал, что так не может продолжаться. Он должен был что-то сделать. Рассказать Кате всё и принять последствия, или навсегда забыть Ольгу. Но он не мог ни того, ни другого.
Вдруг его мысли прервал резкий, настойчивый звонок. Денис достал телефон, на экране высветился незнакомый номер. Он сбросил, но через минуту аппарат завибрировал снова. На этот раз Жигунов ответил, и сердце бешено заколотилось, предчувствуя худшее.
– Денис? Это Ольга. Как ты добрался? Я не могла уснуть, всё думала о тебе.
Денис бросил взгляд на едва различимый силуэт Кати в окне спальни. Он не мог говорить с доктором Комаровой, не мог лгать, что всё в порядке. Не мог притворяться, что ничего не произошло. Надо было выбрать, но… и это был не в состоянии. Потому прервал вызов, а затем нажал на кнопку, полностью выключив телефон. Вернулся в спальню, лёг рядом с Катей, но уснуть так и не смог, лёжа с открытыми глазами в темноте, чувствуя, как его жизнь рушится, и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
Гардемарин чувствовал рядом тёплое тело Кати, слышал её ровное, спокойное дыхание, но это тепло и покой не приносили утешения. Он ощущал себя предателем в собственном доме, обманщиком, лежащим рядом с самым дорогим для него человеком.
С рассветом Денис встал, не дожидаясь будильника. На цыпочках прошёл на кухню, чтобы заварить кофе. Но не успел даже включить чайник, как услышал сзади тихий голос Кати.
– Ты уже встал? Что-то случилось?
Военврач вздрогнул, едва не уронив чашку.
– Нет, Катюша, всё в порядке, – проговорил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. – Просто не спалось.
Она подошла ближе, обняла его со спины, положив голову на плечо.
– Я чувствовала, что ты не спишь. Ты так ворочался. У тебя точно всё хорошо?
Денис не знал, что ответить. Он не мог сказать ей правду, но и лгать было уже невыносимо. Просто повернулся и крепко обнял женщину, уткнувшись лицом в волосы, чтобы не видела его глаз.
– Да, всё хорошо. Я соскучился очень, – прошептал он, и это была единственная правда, которую мог ей сказать.
В течение дня доктор Жигунов пытался быть обычным мужем и отцом. Он помогал Ниночке с домашним заданием, играл с Богданом в приставку, но постоянное чувство вины не отпускало. Военврач чувствовал, что за ним наблюдают, что его ложь – это тонкая, прозрачная ширма, которая может порваться в любой момент. Катя, казалось ему, тоже всё понимала. Она не задавала больше прямых вопросов, но её взгляд и молчание говорили красноречивее любых слов. Женщина внимательно следила за каждым его движением и словом, будто пыталась найти какую-то скрытую разгадку.
Ночью, когда все в квартире легли спать, Жигунов решил, что пора прервать эту пытку. Он подошёл к Кате, сидевшей на кухне, и сел напротив. Собрался сказать ей всё, но слова застряли в горле.
– Денис, что происходит? – неожиданно спросила она.
Денис посмотрел в глаза, полные тревоги и любви и понял, что выбора больше нет. Он должен был сказать ей правду. Иначе чувство вины сожрёт, как ржавчина металл. Открыл рот, чтобы наконец сказать правду, но слова застряли в горле, превратившись в горький, жгучий комок. Вместо признания из него вырвалась очередная ложь.
– Всё в порядке, Катюша, – проговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно, но чувствовал, как тот дрожит. – Просто… просто я очень устал. Недосып в госпитале, потом долгая дорога. Военные события, они... оставляют свой след. Я всё время думаю о коллегах, которые там остались, о том, как им теперь приходится трудно без меня. О тех, кто нуждается в нашей помощи «за ленточкой».
Гардемарин опустил голову, чтобы не видеть Катиных глаз, и продолжил свою исповедь, которая, по сути, была искусной ложью, смешанной с крупицами правды.
– Я видел много всего. Смерть, страдания... Это не проходит бесследно, понимаешь? Мне просто нужно время, чтобы прийти в себя. Вернуться в эту... в эту нормальную жизнь.
Женщина молчала, внимательно слушая. Её лицо не выражало ничего, кроме глубокого сочувствия. Она подошла к нему, села рядом, взяла его ладонь и нежно погладила.
– Я понимаю, Денис, – её голос был мягким и тёплым. – Мне так жаль, что тебе пришлось всё это пережить. Ты только не закрывайся от меня. Хорошо? Мы вместе всё переживём.
Она прижалась к нему, и Денис обнял её, но вместо облегчения почувствовал лишь ещё большее чувство вины. Обманул ведь, использовав её любовь и сострадание, а воспоминания о боевых действиях как щит, чтобы скрыть свою собственную слабость и предательство. Жигунов понимал, что ложь, хоть и спасла сейчас, проблему не решила, лишь отложила неизбежное. Чтобы хоть как-то отвлечься от своих мыслей, он предложил Кате отправиться на выходные на Волгу.
– Давайте поедем, – сказал он. – Только мы, без родителей. Поставим палатку, нажарим шашлыков. Детям будет весело.
Катя согласилась, и в её глазах Денис увидел искреннюю радость.
В субботу утром они выехали из города. За окном проносились поля, леса, а в машине царила весёлая атмосфера. Ниночка мурлыкала песенки, Богдан слушал что-то в телефоне. Денис даже на какое-то время забыл о своих проблемах и просто наслаждался моментом.
Они нашли тихое, живописное место на берегу Волги. Быстро поставили палатку, развели костёр. Дети сразу же побежали купаться, а Жигунов принялся жарить шашлыки. Катя сидела рядом, греясь на солнце, и смотрела на него с нежностью. Гардемарин чувствовал себя счастливым. На какое-то время он забыл о госпитале, о докторе Комаровой, о своей лжи.
Вечером, когда дети уснули, они сидели у костра. Звёзды, словно бриллианты, рассыпались по чёрному небу.
– Знаешь, Денис, – начала Катя, – я так счастлива, что мы приехали. Мне так тебя не хватало. Я так боялась, что с тобой что-то случилось.
Она прижалась к нему, и Жигунов обнял её. Но, несмотря на счастье, чувствовал себя всё так же смутно. Ложь не давала покоя.