Это был простой рейс — два с половиной часа в утреннем автобусе между двумя городами.
Я заранее купила билет на первый ряд, надеясь посидеть спокойно у окна: наушники, термос с кофе, лёгкий рюкзак под ногами. Места рядом были уже заняты: мужчина с планшетом у прохода и молодая девушка через ряд.
Салон постепенно наполнялся. Люди заходили спокойно: с сумками, с детьми, с недосыпом в глазах.
И тут в дверях появилась она.
Женщина крупной комплекции, с яркой курткой, рюкзаком на животе и выражением лица, которое сразу говорило: уступать придётся не только вежливо, но и молча.
Водитель проверил её билет, указал на середину автобуса.
Но она, глядя в салон, нахмурилась:
— Там мне тесно.
— Ваше место там, у окна, — повторил водитель.
— Мне там не влезть. Мне тесно! — повысила голос женщина. — Я села бы на два сиденья. Здесь, впереди. У водителя. Или там, где по три. Или… пусть кто-нибудь встанет, я сяду одна.
Наступила неловкая пауза.
Люди перестали жевать, наушники были сняты, половина салона обернулась.
Женщина сделала шаг вперёд:
— Ну что, никто не встанет, что ли? Я должна, значит, как сардина ехать?
Я сжалась ближе к окну. Мужчина рядом нахмурил брови.
Тесно — значит, уступи
Женщина стояла посреди прохода и не двигалась.
— Я ж не прошу многого, — произнесла она громко, глядя на водителя, — просто хочу ехать как человек, а не втиснутая в кресло для детей.
Повернулась к пассажирам и продолжила:
— Ну вы ж видите. У меня колени больные. Поясница, спина. Давление скачет. Вы бы в моём теле попробовали два часа просидеть!
Никто не ответил.
Только девушка через ряд осторожно потянулась к телефону.
Мужчина рядом со мной опустил глаза обратно в планшет.
— Вот раньше люди были другими, — начала женщина, — а сейчас: каждый за себя, хоть сдохни!
И при этом — сочувствия требуют. А ты попробуй хоть раз уступи место по доброй воле.
Водитель подошёл снова:
— Мадам, у нас у каждого билет. Ваше место в середине. Если хотите — подождём, может, кто-то согласится поменяться, но силой никто вставать не будет.
— Да? — подняла голос она. — Значит, я должна втиснуться, потому что кто-то не может понять простое: есть ситуации, когда надо быть человеком.
— Тогда покупайте два места, — пробормотал кто-то сзади.
— А вот и хамство началось! — воскликнула женщина. — Всё, снимаю на видео!
И достала телефон.
Начала снимать пассажиров — с лицами, с номерами кресел, с громкими словами:
— Вот они! Вот это у нас общество! Людей в беде никто не жалеет!
Кто-то повернулся к окну.
Кто-то усмехнулся.
Но всем стало не по себе.
Когда уступка не спасает
— Давайте я пересяду, — нехотя сказал парень с середины салона. — У меня у прохода, может, ей там легче будет.
Женщина повернулась к нему как к спасителю:
— Вот! Вот человек! Хоть кто-то в этом автобусе остался не из камня!
Она направилась к его месту, громко, с демонстрацией боли, цепляясь за спинки кресел:
— Вы-то, наверное, молоденький, не понимаете, каково это — когда на тебя все смотрят, как на проблему.
Вставила рюкзак в багажную полку.
Присела.
Молча посмотрела на соседку у окна и тут же началась новая сцена:
— Девушка, а вы не можете, пожалуйста, чуть-чуть сдвинуться к стенке? Мне тут совсем не развернуться.
— Я уже у самой стены, — тихо ответила та.
— Ну хоть руку уберите. Мне её прижало!
— Простите… но я же не виновата…
— А-а, понятно, — зло процедила женщина. — Опять началось. Как будто я пришла сюда портить людям жизнь! Да если бы не моя доброта, я бы здесь всем устроила!
Пассажиры начали оборачиваться снова. Кто-то достал телефон.
А одна пожилая женщина сзади тихо сказала:
— Что вы хотите, чтоб все сели по трое, а вы одна — на два места? У всех билеты. Мы тоже устали.
— А вы молчите, бабушка! — выкрикнула та. — От вас ни ума, ни уважения не дождёшься!
Салон зашумел.
Водитель поднялся со своего места.
— Ещё слово, и я высаживаю вас на ближайшей остановке. Вы нарушаете порядок. Или сидите спокойно, или выходите. Решайте.
Женщина заткнулась, но смотрела на всех так, будто весь автобус — её личные враги.
Точка кипения на колёсах
Минут десять стояла тяжёлая тишина.
Автобус катил по трассе, за окнами мелькали деревья и указатели, но в салоне воздух будто сгустился.
Женщина заняла всё кресло и половину соседнего — колено её упиралось в девушку у окна, локоть — в её бедро.
Та всё это время терпела молча, но было видно: сидит, сжавшись, как в ловушке.
И вот — не выдержала.
— Знаете что? — сказала она вслух, спокойно, но жёстко. — Мне больше некуда сдвигаться. Вы сидите на моём месте. На моей ноге. На моей жизни, если честно.
Женщина в ответ вскинула брови:
— Ты что себе позволяешь? У тебя хоть совесть есть?
— У меня есть билет. На одно место. И я не виновата, что вы занимаете два. Не хотите покупать два — не летайте, не ездите. Это ваш выбор, а не наша проблема.
— Ах так?! — завизжала та. — Да я... да ты... да я на таких, как ты, в суд подавала!
— Подавайте, — спокойно ответила девушка. — И ещё на всех остальных пассажиров, которые тоже от вас страдают.
Тут вмешались другие голоса.
— Дайте уже людям проехать, хватит истерик.
— Устроила шоу, потом будет жаловаться, что её не уважают.
— Мы все в одинаковых условиях. Никто вам не должен.
Женщина вскочила:
— Так! Значит, весь автобус против меня?! Все дружненько решили, что я тут кто — монстр?!
Водитель встал.
Голос у него был уже безапелляционный:
— Следующая остановка — санитарная. Если вы не заткнётесь и не сядете нормально, вызываю полицию. Я уже получил три жалобы. Последняя от сотрудника нашей компании, который едет в этом же автобусе.
Женщина резко плюхнулась обратно, но уже не так вольготно.
Молчала.
И весь салон — наконец — выдохнул.
Добровольный сход с маршрута
После угрозы водителя салон снова затих — но ненадолго.
Женщина сидела, пыхтя, уставившись в окно.
Периодически она бурчала что-то себе под нос: про «жестоких уродов», про «свиней в форме», про «травлю».
Девушка у окна уже полностью прижалась к стенке и держала телефон в руках, снимая без звука. На всякий случай.
Когда автобус остановился у санитарной стоянки — большая площадка с магазином и туалетами — многие пассажиры вышли размяться.
Женщина вскочила первой, схватила свой рюкзак с полки с таким рывком, что он задел мужчину в соседнем ряду по плечу. Тот только поморщился.
Она шагнула в проход, но прежде чем выйти, обернулась ко всем, подняла подбородок и заговорила уже громко:
— Я сама сойду.
С вами, жалкими людьми, ехать в одном транспорте — оскорбление.
Вы все — ничтожества, привыкшие тыкать пальцем. Пусть с вами случится то же, что со мной, посмотрю, как вы запоёте!
Она постояла пару секунд в тишине, ожидая, что кто-то попытается остановить.
Никто не сказал ни слова.
Лишь водитель бросил:
— Чемодан ваш — в багажнике. Заберите и распишитесь в журнале.
Она вышла, хлопнув дверью, и громко топая, пошла вдоль оставновки.
Из-за стекла было видно, как она орёт кому-то в трубку, жестикулирует и периодически оглядывается на автобус.
Мы тронулись через несколько минут.
Автобус поехал — без криков, без давления, без конфликта.
— Ну наконец-то, — кто-то пробормотал.
— Третий рейс подряд с такими. Начинаю верить, что психи теперь в графике, — усмехнулся водитель.
Я снова села ровно, разложила плечи.
Впервые за весь путь почувствовала, что дышу полноценно.