Поезд ехал на юг.
Лето, вечер, жаркий вагон, кондиционер работал как вентилятор на батарейках — шум есть, холода нет.
Купе было полным: мужчина средних лет с газетой, женщина в очках, подросток с плеером — и я.
Мы молчали, каждый в своём: кто в наушниках, кто с книгой, кто просто смотрел в окно и мечтал о вечере без комаров.
И вот на очередной станции входит наш новый сосед по нижней полке вместо сошедшего парня — полный мужчина с тяжёлым дыханием, бутылкой кваса и намерением отоспаться за всю неделю.
Поздоровался, громко уселся на нижнюю полку, выдохнул так, что шторы качнулись.
— Уф. Дожили, — пробормотал он. — Хоть где-то посидеть.
Мы вежливо кивнули.
Он разулся.
Сначала одну ногу. Потом вторую. Снял носки, свернул, бросил в пакет — и уснул.
Всё бы ничего…
Но через пять минут в купе начало происходить необратимое.
Когда запах выгоняет быстрее, чем кто-либо
Поначалу мы старались терпеть.
Кто-то приоткрыл окно, кто-то уткнулся в телефон.
Но запах усиливался.
Он был не просто неприятным — он был живым.
Как будто воняли не носки из пакета, а сама душа обуви, пропитанная летними маршрутками, вспотевшими пятками и старым линолеумом.
Мужчина в углу первым не выдержал.
Перестал читать газету, морщась, сказал:
— А можно я просто… в тамбур? Постою. Воздуха нет.
Проводница мелькнула в проходе.
— Всё хорошо? — спросила с ленивым интересом.
— У нас тут химатака, — буркнул мужчина с газетой. — Просим эвакуации.
— А что я сделаю? — развела руками. — Он спит. С носками, без… Свобода личного дыхания.
Женщина в очках достала платок, смочила духами и прижала к лицу.
— Я в коридор. Иначе я сейчас потеряю сознание. От этого можно в обморок упасть.
Пахло чем-то кислым, жареным и давно забытым в шкафу.
Я уже чувствовала, как начинает щипать глаза.
Через пятнадцать минут купе опустело.
Кроме него.
Он храпел, лежа в своей персональной вонючей зоне, с разложенными пальцами на ногах и благостным видом человека, которому хорошо.
Запах безнаказанности и первая попытка сопротивления
— Ну это же невозможно, — прошипела женщина в очках, стоя в коридоре и размахивая платком. — Мы же не в скотобойне едем! Это поезд! Это место для людей!
Проводница пожала плечами:
— Он что, нарушил правила? Разулся. И что? Многие разуваются.
Если бы воняло официально — так я бы вмешалась. А так…
— У нас купе пустое, потому что вонь глушит всё живое!
Мужчина с газетой, в конце концов, пошёл в соседний вагон за начальником поезда.
Тот пришёл спустя десять минут. Высокий, лысоватый, усталый.
Открыл дверь купе.
И тут же закрыл обратно.
— Да… аромат устойчивый, — сказал, отступая. — Но с юридической точки зрения — увы. Не запрещено. Он не курит, не пьёт, не буянит. Просто…
— Просто нас всех выгнал, — сквозь зубы добавил парень-подросток.
— Хотите — напишите жалобу, — буркнул начальник и ушёл.
Проводница покосилась в сторону и добавила:
— В Тамбове будет остановка подлиннее. Может, выйдет подышать.
Тем временем в купе всё так же храпел виновник апокалипсиса.
Сны у него, судя по блаженному лицу, были хорошие.
Проснитесь, у вас атака!
— Я больше не собираюсь нюхать это, — решительно сказал мужчина с газетой. — Он может спать, но мы — живём в газовой камере.
Он зашёл в купе и, не церемонясь, постучал по стенке над храпящим.
— Мужчина. Простите, проснитесь.
Тот застонал, перевернулся.
— Мужчина. Вы тут всех выгнали. Вонь такая, что собаки сдохли бы.
— Чё? — пробормотал он, приоткрыв один глаз. — Ничего не понимаю… Что за претензии?
— Да вот такие, — вступила я, заглянув в купе. — Мы не можем дышать. Уже треть пассажиров стоит в тамбуре.
Вы сняли обувь — и всё, начался экологический кризис.
Он сел, почесал грудь, зевнул.
— Ну подумаешь. Устал, разулся. А вы, значит, нежные такие.
Я же не запрещаю вам пользоваться духами.
— Ваши носки не духи, — сказала женщина в очках, подошедшая следом. — Это биологическое оружие. Вы нарушаете комфорт десятков людей.
Он поёрзал.
— Да вы просто придираетесь. Чего сразу — скандал?
— Потому что от вас воняет, как от мусорного бака в +30.
— …и вы заняли общественное пространство, — добавила я. — Все ушли, а вы тут устроили себе баню.
— Хотите, чтобы я в ботинках спал, что ли?
— Хотим, чтобы вы не отравляли воздух.
Хотите — идите босиком, но в тамбур.
Он помолчал.
Понял, что сейчас толпа его сама вынесет.
— Да ладно вам, — буркнул. — Щас одену… Чего вы, как бешеные. Люди же, а не куклы фарфоровые.
Он начал натягивать носки. Медленно. Недовольно.
Но никто не ушёл, пока он не обулся.
Свежий воздух, как маленькая победа
Когда он наконец обулся и натянул носки, купе будто выдохнуло.
В прямом смысле.
Окно открыли настежь, кто-то поставил на столик мятные конфеты, я достала из сумки маленький флакон с цитрусовыми духами и распылила в воздухе.
— Всё. Дышим. Живём, — сказал мужчина, плюхаясь обратно на полку.
Тот самый крупный парень, виновник апокалипсиса, ещё минут десять сидел с кислым лицом, перетаптываясь в ботинках. Потом снова улёгся, отвернувшись к стене, уже в полной экипировке.
Никто его больше не трогал.
И он — никого.
Только изредка бурчал что-то под нос, вроде:
— Тоже мне, нежные…
— Воняет, воняет… сами духами воняют на весь вагон…
Но на фоне свежего воздуха это звучало уже как комичный эпилог.
Женщина в очках вернулась на место и сдержанно произнесла:
— В следующий раз я беру бизнес-класс. Или хотя бы бахилы с собой.
— Или противогаз, — подхватил мужчина с газетой.
Мы засмеялись.
Впервые за поездку — все вместе.