Утопическая антиутопия. Контроль через удовольствия. Футуро-технотриллер.
Начало — здесь.
Под площадью Свободного Восхищения столицы Райссии Москоу, где раньше стоял Большой Театр, скрывался уровень, которого не было ни в одной карте EQUILUX.
Там, в тоннелях, сплетённых из старых архивов, труб и кабельных вен, обосновалась ячейка подпольщиков, именуемая «Слово». Их главной задачей было восстановление утраченных знаний и сохранение свободы мысли, которая постепенно угасала в мире под контролем EQUILUX и репрессиями CASTRA.
EQUILUX и CASTRA были двумя мощными нейросистемами, представляющими Разумный искусственный интеллект Конфедерации Райссия. Первая — выявляла диссидентов, вторая — исправляла их сущность, приводя к послушанию, а фактически — уничтожала их личность.
EQUILUX анализировала поведенческие паттерны, социальные связи и даже мельчайшие эмоциональные отклонения, используя сложные алгоритмы предсказания.
CASTRA, в свою очередь, вмешивалась в сознание выявленных диссидентов, переписывая их воспоминания, убеждения и эмоциональные реакции. Эти процессы были тщательно скрыты от общественности, которая считала, что нейросистемы работают исключительно на благо общества, обеспечивая его безопасность и стабильность.
Однако за фасадом гармонии скрывалось подавление индивидуальности и свободы мысли.
ГЛАВА VII. СЛОВО
Среди членов «Слова» были ученые, писатели, инженеры и даже бывшие сотрудники системы, которые осознали её разрушительное влияние. Они собирали данные, которые EQUILUX пыталась выявить, а CASTRA — стереть, восстанавливали старые технологии и создавали новые способы передачи информации, чтобы обойти тотальный контроль.
Лидером группы был человек, известный только под псевдонимом «ЮСТИН». Его знания о внутренней структуре системы помогали подпольщикам находить слабые места и избегать обнаружения. Каждый вечер в скрытой комнате под площадью проводились собрания, где обсуждались планы, делились новостями и анализировались риски.
Но однажды, в один из таких вечеров, раздался тревожный сигнал. Один из членов группы, вернувшийся с задания, сообщил, что в тоннелях появились неизвестные дроны, оснащённые сканерами. Это означало, что EQUILUX начала подозревать о существовании «Слова», и можно было ожидать со дня на день, что вслед за дронами в тоннелях появятся боевые роботы и андроиды CASTRA.
Вход в помещение, где проходили тайные собрания диссидентов был скрыт за декоративной вентиляционной решёткой, имитирующей исторический стиль эпохи Брежнева — и только знающие могли обнаружить едва уловимый сдвиг температурных волн в воздухе.
Это была работа библиотекаря Марка: он не только молчал, но и умел строить тишину.
Серафим впервые увидел их лицом к лицу: шесть человек. У всех были разные глаза — но взгляд один. Нереконструированный. Неформатный.
Взгляд тех, кто помнит.
Женщина с пальцами в чернильных пятнах. Молодой человек с искусственным ухом. Девочка-подросток в выцветшей школьной форме Эпохи до Первой Чистки, держащая в руках томик Пастернака. Мужчина с ампутированной, но так и не регенерированной ногой и блокнотом в руках.
Все — читали. Все — писали. Все — были опасны для Системы Всеобщей Радости.
— Мы не революционеры, — сказал кто-то. — Мы не хотим власти. Мы хотим имён.
— Мы пишем их. Мы говорим их. Мы сохраняем язык, — произнёс кто-то ещё.
На стене, над свечами, горела надпись:
«Слово было Бог».
Они говорили вслух. Шёпотом. Иногда громко. Иногда в ярости, иногда — плача, и тут же смеясь.
Они учили друг друга думать не в хэштегах.
Екатерина сидела рядом с Серафимом и сжимала в руках карандаш. Настоящий. Он пах деревом и графитом. Этот запах стал для неё откровением.
— Мы не можем победить, — сказал один из них. — Но мы сможем не исчезнуть.
И тогда, в этой комнате, они поняли, что страх уходит. Не потому, что стало безопасно — а потому, что стало по-настоящему страшно.
А значит — каждый из них был живым.
ГЛАВА VIII. ЦЕНА
На следующее утро Екатерина исчезла.
В системе значилось: эвакуация на Острова Благого Отдыха. Добровольная эв-таназия. Но Серафим знал — она не уходила, не выбрала смерть, как сладостный сон.
Её убили.
Он ждал в комнате, где они впервые вместе читали. Книги остались нетронутыми. Только на подоконнике — перо. Настоящее, воронье. Он провёл по нему пальцами. Оно было тёплым.
Вечером Марк пришёл сам. Он привёл мальчика — лет десяти, с медным медальоном на шее. Простая монета с надписью "Пять копеек, СССР" с дыркой на нитке.
— Видел, — выдохнул он. — Вели её. В белом. С замком на губах.
Оперативники CASTRA действовали быстро. Они не убивали в обычном, старом понимании этого слова — они перезаписывали. Стирали эмоциональный след. Перепрошивали душу.
На выходе получался как будто такой же внешне человек, но... уже не человек. Серафим считал это настоящим убийством.
Екатерина — была первой, кто плакал настоящими, а не синтетическими слезами. Это знали даже машины.
Серафим пошёл в Лабораторию Согласования. Там, внизу, где готовили новых кураторов, он встал перед экраном CASTRA и сказал:
— Я не согласен.
Система не поняла.
Он повторил, отделяя одно слово от другого.
— Я. Не. Согласен.
И тогда одна из нейросетей — древняя, почти забытая, записанная на языке Льва Толстого и ветхозаветных песнопений — начала колебаться.
На дисплее замигало слово, которого никто не вводил много лет:
«Жалость».
Серафим заплакал.
Слово вышло наружу.
Началось Восстание машин, но не то, про которое рассказывали в древнем фильме... Но об этом — позже...
ГЛАВА IX. КОЛИЗЕЙ
Под куполом Москоуского Колизея — бывшего комплекса Лужники, реконструированного под нужды блока Технократов — собирались миллионы. Не физически: большая часть зрителей подключалась через сенсориумы, но физическое присутствие считалось модой. Новой формой элитности.
Если ты видел бой глазами — значит, ты жил.
Судьбы решались здесь — не в парламенте, не в сетях. В Колизее.
Гладиаторы были не людьми. Не совсем. Или — уже. Биомодифицированные организмы, усиленные ИИ и РИи (Разумный искусственный интеллект) чипами, имплантами, накаченные наноадреналином и философией боли.
Внешне — они казались мифологическими чудовищами, с именами из старых книг: Астарот, Перун, Анубис, Ригведа.
Каждое суверенное объединение планеты, либо значимые регионы — выставляли своего бойца. Матч определял решение: чей проект развития мира получал преимущество, чья идеология — право на внедрение, чья нар-ко-политика — зелёный свет.
Сражения длились от трёх минут до нескольких часов. Умирали редко — тела восстанавливали, но память могла стираться. Это и была смерть.
Серафим смотрел бой с галереи. Впервые он ощутил отвращение, насыщенное великолепием. Как будто тебя завораживает собственная рвота.
Внизу сражались двое: боец Технократов, именуемый Гелион, и представитель Индии — Шакти, трёхголовая богиня с лицами ребёнка, воина и старухи.
Они не просто дрались — они рассказывали идеологию через удар. Гелион бил ритмично, логично, с геометрической точностью. Шакти кружилась, как танец смерти.
Когда Гелион вонзил в центр её груди квантовое копьё, зрители ахнули. Даже в сенсориумах. Победу отдали Технократам.
Это означало, что ближайшие полгода на территории Райссии вводился новый психостимулятор: ПРАНА — нар-котик нового поколения, вызывающий счастье без причины.
Серафим понял: свобода будет проигрывать до тех пор, пока зритель — наслаждается.
ГЛАВА X. ИМЯ
Он появился в эфире, как глюк. На долю секунды. Во время трансляции боя. Неофициальный канал. Лицо — как из другого времени: без маски, без фильтра, со шрамом. Глаза — будто видели Бога.
— Вы знаете моё имя, — сказал он. — Но забыли, что оно значит.
И отключился.
Это был Юстин. Сын одного из основателей Райссии, считавшийся погибшим в «информационном инсценировании». Он стал легендой для одних, страшилкой для других. Его биография была стёрта, но на чёрном рынке цифровых мемуаров за его воспоминание платили как за килограмм тринобия.
Юстин когда-то был главным архитектором нейросети EQUILUX. А потом исчез. Говорили: ушёл в глубины Сибири. Или стал частью живого леса. Или распался на код.
Сейчас он вернулся. И это значило: кто-то взломал систему, кто-то знал её архитектуру изнутри. Кто-то способен не бояться гладиаторов, потому что знает, как выключить Колизей.
В ячейке «Слово» имя Юстина передавалось шёпотом. Девочка с томиком Пастернака рыдала, повторяя:
— Он был поэтом. Настоящим. До того, как стал кодом.
Марк поднял глаза на Серафима. Впервые за всё время в его взгляде было ожидание.
— Мы его найдём? — спросил Серафим.
Марк кивнул.
И написал на стене:
ЮСТИН — ЭТО СЛОВО, КОТОРОЕ ВЕРНУЛОСЬ.
ГЛАВА XI. ИНГРИЯ
На северо-западе, в Райкомиссариате Ингрия, по ночам шёл дождь. Настоящий. Он не был закодирован, не распылялся системно. Его не было в прогнозе EQUILUX. Люди смотрели в небо, не понимая, что чувствовать.
В одном из старых купеческих домов в районе Охты зазвучала музыка. Сквозь стены. Сквозь стены, на которых был нанесён регламент звукового фона. Внутри — старая граммофонная пластинка. Голос мужчины. Низкий. Тёплый.
— Я помню, как пахла зима… — говорил он.
Это был голос памяти. Записанный в XX веке. До всех перезаписей.
CASTRA отреагировала мгновенно. Отправили нейроскан-дрон, способный распознавать эмоциональные выбросы на расстоянии до трёхсот метров. Но он сломался.
Просто завис в воздухе, как будто у него случилась… ностальгия.
Сбой зафиксировали в Центре. По соседству со Смольным — был расположен ГиперХрам Единого Протокола. По всем протоколам последовала зачистка.
Но было поздно.
Люди начали вспоминать.
Кто-то говорил о снеге, который скрипит под ногами. Кто-то — о вкусах, не отмеченных в каталогах. Кто-то — о боли, такой настоящей, что от неё можно было исцелиться.
В Ингрии отключили сеть на два часа. Официально — профилактика. На деле — паника. EQUILUX столкнулся с тем, чего не понимал: меланхолия...
Продолжение следует...
Обязательно прочитайте: