Елена Петровна любила порядок. Не тот стерильный, больничный, от которого веет пустотой, а тот, что создается годами, впитывает в себя запахи яблочных пирогов, звук тикающих часов и тепло солнечных лучей на потертом паркете. Ее двухкомнатная квартира в старом кирпичном доме была ее крепостью, ее тихой гаванью после сорока лет у школьной доски и пяти лет вдовьего одиночества. Каждый предмет здесь имел свою историю, свою душу. Вот фарфоровая балерина на комоде – подарок мужа на тридцатилетие. Вот стопка книг в идеальном порядке – ее верные друзья. А вот фотография на стене: она и Петя, молодые, смеющиеся, на фоне осеннего парка. Петя… Его не было уже пять лет, но его присутствие ощущалось во всем – в привычке заваривать чай в его любимой чашке, в том, как она поправляла плед на его кресле.
Жизнь текла размеренно, по математически выверенной траектории: утренняя зарядка, поход в магазин, звонок дочери в другой город, вечер с книгой. Подруги, конечно, пытались ее расшевелить.
– Ленка, ну нельзя же так себя в четырех стенах хоронить! – ворковала в трубку ее школьная подруга Валя. – Вон, в ДК «Рассвет» вечера танцев для тех, кому… ну, ты поняла. Сходи, развеешься!
Елена Петровна отмахивалась, но в один из особенно серых ноябрьских вечеров, когда тишина в квартире стала почти осязаемой, она вдруг решилась. Надела свое лучшее платье – скромное, темно-синее, с жемчужной ниткой на шее, и, чувствуя себя немного нелепо, пошла.
Именно там, в полумраке зала, под звуки давно забытого вальса, он и появился. Аркадий Семенович. Высокий, статный, с серебристой сединой на висках и такими обаятельными морщинками у глаз, что хотелось улыбаться в ответ. Он подошел уверенно, но без наглости, склонился в галантном поклоне.
– Разрешите пригласить даму?
Он вел в танце так, словно они были знакомы сто лет. А потом, за столиком с остывшим чаем, он говорил. Говорил о своей успешной, но такой одинокой жизни. Он был инженером-строителем, «всю жизнь по вахтам, по северам», строил мосты и города, а вот личное счастье как-то не построил. Вдовец, как и она. Дети выросли, разъехались. Тоска.
– Знаете, Елена Петровна, – говорил он, проникновенно глядя ей в глаза, – смотришь на вас и понимаешь: вот она, настоящая женщина. Ум, доброта, покой… Все то, чего так не хватает в нашем суетном мире.
Елена Петровна слушала, кивала, улыбалась. Было приятно, что уж скрывать. Давно ей не говорили таких слов. Но где-то в самой глубине души, в том уголке, где жили логарифмы и интегралы, тихий голосок математика уже начал свою работу. Он отмечал мелкие детали. Например, когда Аркадий Семенович рассказывал о своем «трагическом одиночестве», его глаза на долю секунды скользнули по ее скромным, но добротным золотым сережкам. Когда она упомянула, что живет одна в квартире, оставшейся от родителей, он как-то особенно участливо вздохнул. Мелочи. Но вся математика состоит из мелочей.
Он стал ее тенью. Звонил, приносил цветы, чинил капающий кран на кухне с видом человека, спасающего мир. Он был само очарование. Он с восхищением слушал ее рассказы о работе в школе, называл ее «мой мудрый учитель», «моя Леночка». А между делом, так, невзначай, расспрашивал. О квартире – большая ли, приватизирована ли? О сбережениях – ведь у такой разумной женщины, как она, наверняка есть «подушка безопасности»? О дочери – далеко ли живет, часто ли навещает?
Елена Петровна отвечала простодушно, чуть смущаясь. Да, квартира ее, полностью. Да, есть небольшие накопления, еще с мужем откладывали «на старость». Дочь в Новосибирске, у нее своя семья, свои заботы. Она играла роль, которую он ей отвел – роль одинокой, изголодавшейся по вниманию женщины, готовой поверить в любую сказку.
А по ночам, когда квартира затихала, она садилась за стол, брала лист бумаги и, как когда-то составляла план урока, составляла план анализа. Аркадий Семенович. 60 лет (?). Вдовец (?). Успешный инженер (?). И напротив каждого пункта она ставила жирный вопросительный знак.
Кульминация завязки наступила через месяц их знакомства. Он пришел особенно нарядный, с букетом ее любимых хризантем и тортом. Они пили чай, он держал ее руку в своей.
– Леночка, голубушка моя, – начал он вкрадчиво. – Я долго думал. Мы оба одиноки. Нам так хорошо вместе. Но я хочу для нас большего. У меня есть… возможность. Уникальный инвестиционный проект. Мои старые связи. Строительство элитного коттеджного поселка под городом. Вложения сейчас принесут сто процентов годовых! Сто! Ты представляешь?
Он говорил горячо, убедительно. Его глаза горели энтузиазмом.
– У меня есть часть суммы. Но немного не хватает. Если бы мы… объединили наши усилия? Твои сбережения, Леночка. Это был бы наш общий старт в новую, счастливую жизнь! А в идеале… Понимаю, это звучит смело… Но если продать твою квартиру, мы могли бы войти в проект по-крупному. Через год-полтора у нас будет столько денег, что мы купим шикарный загородный дом! С садом, с камином… Будем внуков на лето принимать. Как тебе такая мечта, а?
Он замолчал, ожидая ее восторженной реакции. Елена Петровна смотрела на него, и ее сердце на мгновение сжалось. Не от страха. От омерзения. Сцена была разыграна. Занавес поднялся. Он думал, я наивная. Он думал, я куплюсь на дешевую мелодраму о камине и внуках.
Она медленно кивнула, изображая на лице смесь восторга и растерянности.
– Аркадий… Семенович… Я даже не знаю… Это так… неожиданно. Мне нужно подумать.
«Думать не надо, – говорила ее внутренняя учительница, – надо решать. И задача эта, милочка, поинтереснее любой теоремы Ферма».
План действий родился той же ночью. Он был прост и логичен, как математическое доказательство. Шаг первый: сбор информации. Шаг второй: подготовка поля. Шаг третий: финальный ход. Шах и мат.
Она продолжала играть свою роль. Ах, Аркашенька, я так боюсь этих бумажек! Ах, я ничего не понимаю в этих ваших инвестициях! Она хлопала ресницами, задавала глупые вопросы, позволяя ему чувствовать себя гением бизнеса и опытным соблазнителем. Он таял от удовольствия, снисходительно объясняя ей «прописные истины».
Для шага первого ей понадобилась помощь. Аркадий как-то обмолвился, что в девяностые жил на улице Строителей. У Елены Петровны была подруга, Вера, которая прожила в том районе всю жизнь.
– Верочка, привет! Слушай, вопрос у меня к тебе дурацкий, – щебетала она в трубку, помешивая суп. – Ты случайно не помнишь такого, Аркадия… фамилию не знаю… с улицы Строителей? Такой видный мужчина, инженер…
– Аркаша? – хмыкнула Вера на том конце провода. – Который Аферист? Помню, как же не помнить. Он тогда полдома на какие-то ваучеры развел. Еле отбились. А потом он еще на соседке женился, на Людке, так она после развода с одной кастрюлей осталась. Он что, опять где-то всплыл? Ленка, ты смотри с ним! Этот тебе мосты построит… воздушные!
Елена Петровна поблагодарила подругу, повесила трубку и поставила первую галочку в своем мысленном списке.
С интернетом было сложнее. Она умела проверять почту и читать новости, но для более глубокого поиска ей нужен был помощник. Она позвонила своему внучатому племяннику, студенту-айтишнику Паше.
– Павлик, милый, помоги старухе, – попросила она, когда он зашел к ней на пироги. – Я тут хочу найти рецепт одного старого торта, «Прага», но не простого, а по ГОСТу. Не могу найти, может, ты посмотришь?
Паша, конечно, нашел рецепт за тридцать секунд.
– Ой, спасибо, спаситель ты мой! – обрадовалась Елена Петровна. – Слушай, а раз уж ты тут… У меня знакомый есть, Аркадий Семенович Громов. Он говорит, известный строитель, а я про него ничего найти не могу. Может, у тебя получится?
Паша хмыкнул и застучал по клавиатуре. Через десять минут он повернул к ней ноутбук.
– Тетя Лена, ваш знакомый – личность известная. Только не в строительных кругах. Вот, смотрите. Статья в областной газете за 2005 год: «Брачный аферист получил условный срок». Фото его. Вот форум обманутых дольщиков за 2012 год, там его фамилия упоминается раз двадцать. А вот решение суда по разделу имущества с некой гражданкой Сидоровой. Судя по всему, ваш Аркадий Семенович – профессионал. Только профиль у него другой.
Она распечатала все это. Молча. Паша смотрел на нее с тревогой.
– Тетя Лена, с вами все в порядке? Он вас не…
– Все в порядке, Павлик, – мягко улыбнулась она. – Спасибо тебе большое. Я просто… проверяла одного человека. Для подруги.
Вторая галочка. Самая жирная.
Аркадий, не подозревая ни о чем, усиливал нажим. Он приносил папки с фальшивыми «документами», напечатанными на цветном принтере. Блестящие графики роста прибыли, липовые лицензии с размытыми печатями, договор инвестирования, составленный так, что все права переходили к нему, а все обязанности – к ней. Он становился все более настойчивым.
– Леночка, ну что же ты тянешь? Рынок не ждет! Каждый день промедления – это упущенная выгода! Наша упущенная выгода!
Он даже завел разговор о свадьбе.
– Давай распишемся, а? Тихо, скромно. Чтобы ты чувствовала себя защищенной. Чтобы ты доверяла мне как мужу.
Он думал, что загнал ее в угол. Он видел перед собой трепещущую птичку, готовую упасть в его силки.
А Елена Петровна сделала третий шаг. Она пошла к юристу. Не к кому-нибудь, а к Анне Борисовне, дочери своей старой коллеги. Молодая, хваткая, с глазами, как рентген. Она молча выслушала Елену Петровну, просмотрела принесенные ею распечатки и фальшивые договоры.
– М-да, – протянула она. – Классика жанра. Статья 159 УК РФ, мошенничество, совершенное в крупном размере. Будем брать, Елена Петровна?
– Будем, Анечка, – твердо сказала она. – Только я хочу это сделать… красиво. Как показательный урок. Чтобы он запомнил на всю жизнь.
Анна Борисовна улыбнулась.
– Я вас поняла. План такой…
День Икс. Аркадий Семенович должен был прийти в пять. К этому времени все было готово. Елена Петровна испекла свой фирменный яблочный пирог – запах уюта и доверчивости должен был усыпить его бдительность окончательно. На журнальном столике рядом с чайным сервизом лежала пухлая папка. Его папка. С его «документами».
Он явился минута в минуту. Сияющий, благоухающий дорогим одеколоном, в новом кашемировом пальто. В руках – коробка конфет и бутылка шампанского.
– Ну что, моя королева? Праздновать будем? Нашу новую жизнь!
Он сел в кресло, положил на стол свою папку, рядом с ней – дорогую авторучку.
– Вот, Леночка. Все готово. Договор на продажу квартиры риелтору, доверенность на меня для управления твоими сбережениями и наш главный документ – инвестиционное соглашение. Один твой росчерк – и мы летим к звездам!
Он говорил пафосно, театрально, любуясь собой. Он был на пике своего триумфа. Он уже мысленно тратил ее деньги, выбирал себе машину, прикидывал, куда поедет отдыхать, когда избавится от этой «наивной старушки».
Елена Петровна смотрела на него. В ее взгляде не было ни страха, ни сомнения. Только холодное, спокойное любопытство исследователя, наблюдающего за поведением подопытного насекомого. Она медленно взяла со стола ручку. Аркадий подался вперед, его глаза алчно блеснули.
И в этот момент она положила ручку на стол. Совсем рядом с его документами.
– Знаешь, Аркадий, – сказала она, и ее голос вдруг потерял привычную мягкость, став твердым и стальным, как лезвие. – Ты хороший актер. Но плохой стратег. Ты играл в шахматы с человеком, который преподавал теорию игр в математическом классе.
Аркадий замер. Улыбка сползла с его лица.
– Леночка, ты о чем? Какие игры?
Она не ответила. Вместо этого она взяла со стула другую папку. Свою. И открыла ее.
– Ты думал, я наивная, – продолжила она, выкладывая на стол лист за листом. – А я думала стратегически. Вот, посмотри. Это статья о твоей первой судимости. Громов Аркадий Семенович, 1964 года рождения. Все сходится. А это… это очень интересный форум. Тут тебя вспоминают некая Людмила с улицы Строителей и гражданка Сидорова. Очень недобрыми словами.
Лицо Аркадия менялось с каждой секундой. Оно из самодовольного стало растерянным, потом злым. Краска бросилась ему в щеки.
– Что это? Откуда?.. Это клевета! Подделка!
– Нет, не подделка, – ее голос был абсолютно спокоен. – А вот это, – она положила сверху маленький диктофон, – запись нашего последнего разговора. Где ты очень убедительно просишь меня продать квартиру и отдать тебе деньги. Мой юрист говорит, что это тянет на покушение на мошенничество в особо крупном размере. До семи лет, Аркадий. Семь лет, чтобы обдумать свою стратегию.
Он вскочил. Глаза его метались по комнате, ища путь к отступлению. В них больше не было обаяния, только животный страх и ненависть.
– Ты… ты… стерва! Старая ведьма! – прошипел он.
– Я учительница, – поправила она. – И я привыкла, что ученики, не выучившие урок, должны его пересдавать.
В этот момент в дверь позвонили. Коротко, требовательно.
Елена Петровна кивнула в сторону двери.
– Открой. Это, кажется, к тебе. Там мой племянник Павел и его… коллега. Они очень хотят с тобой познакомиться. И еще мой юрист, Анна Борисовна. Для протокола.
Шок на лице Аркадия сменился полным, сокрушительным осознанием. Он попался. Глупо, бездарно, как первоклассник. Он посмотрел на эту тихую женщину в скромном синем платье и понял, что она его переиграла. Полностью. Методично. Безжалостно.
Он не пошел открывать. Он просто осел обратно в кресло, обхватив голову руками.
Когда за ним закрылась дверь, уводя его в совсем другую, не им придуманную реальность, в квартире наступила тишина. Та самая, привычная. Но теперь она не давила. Она звенела чистотой и свободой.
Анна Борисовна и Павел ушли, заверив, что теперь это их забота. Елена Петровна убрала со стола так и нетронутый торт и нераспечатанное шампанское. Выбросила их в мусоропровод без малейшего сожаления.
Она налила себе чаю в любимую Петину чашку. Села в кресло у окна. За окном начинался тихий вечер, зажигались огни. Город жил своей жизнью. И она жила. Не просто существовала, а жила.
Она не чувствовала злорадства. Только огромное, всепоглощающее облегчение. И еще – гордость. Тихую, спокойную гордость за себя. За свой ум, который не заржавел за годы. За свою волю, которую не смогли сломить ни горе, ни одиночество. Она защитила свой дом. Она защитила свою честь. Она доказала себе, что возраст – это не слабость, а сила. Сила опыта, мудрости и несгибаемого духа.
Елена Петровна отпила глоток горячего чая. На ее губах появилась легкая, едва заметная улыбка.
«Он думал, я наивная, – подумала она. – А я всего лишь давала ему достаточно веревки, чтобы он сам себя повесил. Математическая точность, и ничего личного».
И впервые за долгие месяцы тишина в ее квартире казалась ей не знаком одиночества, а знаком победы.