— Ты же сама меня выгнала, мам! А я теперь тебе звонить должна и спрашивать "как твои дела?" Я ведь для тебя давно никто! Не трогай нас больше! Ты мне тоже теперь больше не нужна? — бросила Лида трубку, когда узнала голос матери.
В маленькой московской прихожей она прижала телефон к груди, не зная — злиться или плакать.
За дверью возился муж, девчушки-близняшки прыгали вокруг, а Лида стояла, спиной к облезлой стене, и вытирала слёзы — каждую снова и снова, пока телефон не погас.
Сигнал из прошлого, как много лет назад...
* * * *
Лида выросла на индустриальных окраинах, город грязных балконов и вечно голодных собак. Её кузен Женя был для неё кем-то вроде тени. Как только у одних заканчивались уроки, у других начинались, а потом оба сидели на кухне — мыли картошку, сушили штаны на батарее, таскали недопитый чай из кружек бабушки.
С четырнадцати у них случился тот самый шепчущий дружеский заговор. Никто не говорил о будущем, но всегда было ощущение, что, кроме друг друга, у них нет ничего — ни денег, ни родителей по-настоящему своих, ни того мира, где можно делать, что угодно.
В шестнадцать, когда у Жени началась первая беда по дому, а у Лиды — первая настоящая тоска, они подумали (оба без слов): что мы, не люди что ли?
Потом Лида рванула в Питер — поступила в колледж. Женя остался — рабочие, армейка, умная, но злая жена из соседнего двора. Их с Лидой дороги крутились параллельно, но, никогда не пересекались...
Её мать ворчала:
— У тебя что, друзей мало было? Женя — этот же убогий, ну-ну…
Лида только сжимала губы. Не спорила.
* * * *
Так пролетело лет десять. Лида — на новом месте, квартира в панельке, гражданский муж Денис — шустрый инженер.
Женя, по-быстрому разведённый, возвращается в город снова — каким-то ветром:
— Заскочи, хочу просто поговорить.
Так и встретились: на скамейке у подъезда. Смеялись, вспомнили старое, делали вид, что никакой глупости между ними никогда не было. Но — всё знали.
— Лид, а помнишь, как мы с тобой огород бабушки копали, и я тебе ботинки в грязи утопил?
Она тогда решила — не буду я с ним всё сначала начинать... Не буду...
Но через неделю уже сидели на кухне до ночи. Слишком много общего, слишком мало времени.
Женя говорил:
— Всё это чушь: кто что скажет, кто кому приходится…
Но Лида вжимала голову в плечо:
— У нас же родители — брат с сестрой. Вот у них сегодня праздник, поди отмечают, а мы тут…
Каждый визит в родной город превращался в проверку на прочность: Лида не рассказывает мужу, Женя не звонит из новой квартиры. Но держатся друг за друга — одной смятой фотографией детства, одним запахом сена на последних шашлыках у гаража.
* * * *
Однажды декабрьским вечером, Женя поднялся по лестнице к Лиде на четвёртый этаж, принес мандариновую коробку — внутри обычный мешочек, в нём кастет (ещё с подростковой драки), и кольцо.
— Я хочу... Вот — возьми, короче...
— Жень, ты с ума сошёл? Кто-нибудь увидит — всё.
Губы дрожали. Руки стучали ложки по столу. В углу мурлыкал кот.
Назавтра уехали в ЗАГС — по-настоящему. Всё шло, как идёт. Лида всё равно волновалась и тряслась, смотрела в окна — не пробежит ли кто-то с работы её матери.
Мать была вне себя:
— Что вы творите?! Грех, проклятие, ужас! Сколько тебе лет, Лида, ума не нажила?!
Лида прошептала:
— Я по любви… мне по-другому нельзя.
Отец молчал, а потом, когда жена уехала на рынок, бросил коротко:
— Я тебя вычёркиваю из родственников. Сама знаешь, что натворила. Ты мне больше не дочь!
Они сбежали в Москву, квартиру снимали где-то на окраине, у старушки с аккордеоном. Денег вечно не хватало, Лида мыла полы, Женя рубил мясо на рынке. Всё равно казалось: выживем.
Месяцами не было вестей. Родные не звонили: ни с одной стороны, ни с другой. Словно жили все на разных планетах.
Через год устроились — Лида бухгалтером, Женя — в сервис по ремонту техники. Копили на старенькую двушку.
Но слова матери гудели где-то в затылке:
— Нарожаете уродов! Господь всё видит…
Каждый месяц — тест на беременность, каждый раз выдох облегчения, когда вторая полоска не появлялась. Женя хмурился:
— Ни у кого ничего не случилось.Зачем ты себя накручиваешь?
— Придумала или нет — я не потяну такое "испытание", слышишь?
Женя однажды «затерял» ее таблетки. Прошло два месяца, и в их доме разразился настоящий скандал.
* * * *
Она орала. Била кулаками в стены квартиры и швыряла горшки с цветами на пол.
— Сделаю аборт! Вырву с корнем всё, раз сама не доглядела!
Женя стоял у стены, руки дрожали:
— Не надо, может, там всё нормально. Не может же быть всё так, как во всех этих страшилках…
Врачи, обследования, нервы, слёзы. Первый раз — ничего плохого не нашли.
— Девочка, здоровая. Кровь обычная, всё как у всех, — сказали врачи в центре.
Лида впервые за месяцы вздохнула — вроде бы по-настоящему.
В третьем триместре она чувствовала себя обычной беременной. Даже разрешила себе маленькую радость: купить ползуночки в цветочек в секонд хенде недалеко от дома.
Роды — как роды. Муж ждал в коридоре, в мятой куртке, с пачкой дешевых сигарет. Вместо крика малыша — тревога, беготня, врачи на ушах.
Выходит замотанная медсестра:
— Ошибка. Родовая травма… Девочка — инвалид, прости. Мы ошиблись.
Лида села на пол. Под ногами скомкался линолеум, в ушах звенело — это не может быть правдой. Не может…
* * * *
Муж, видя как она разбита, сжимал пальцы в кулак. Жалоба, врачи оправдываются, узнают знакомые, друзья кивают — помогли «найти и наказать», кто виноват.
Но жизнь всё равно переворачивается: реабилитации, сбор денег, консультации за границей. У других — поездки на юг, у Лиды — беготня наперегонки со временем.
Рядом только Женя. Остальные — исчезли.
Из всей прежней жизни осталась только школьная подруга Таня. Лида поделилась своей бедой с ней — пусть хоть кто-то знает, как страшно и тяжело ей стало жить.
Через неделю Таня «по дружбе» растрезвонила всем, кому могла. Узнали все. До матери в Екатеринбурге дошло слухом: ваша дочь уродов родила.
Трубку Лида взяла не сразу.
— Вот тебя, доченька, Господь точно наказал! Будешь теперь тянуть лямку до самой старости!
Голос матери был злой, ломкий, чужой. Там не было ни жалости, ни желания помочь.
— И не вздумай соваться к нам, мы о тебе даже думать не хотим!
Лида положила трубку. Сердце внутри было как разбитая миска.
* * * *
Им обоим пришлось привыкать к "новой жизни" : лекарства, массажи, дни на колесах реабилитационных центров, экономия на всём — кроме дочки.
Через шесть лет, несмотря на страх, Лида родила сына. Обычный, здоровый мальчишка, костлявый прям как муж, сильно ручками размахивал.
Женя говорил:
— Вот видишь! Всё будет хорошо! Ты просто не верила, скучная моя бухгалтерша!
Она иногда ему улыбалась. Да, пусть не всё потеряно.
* * * *
Прошло двенадцать лет. В тот день, когда Лида сидела в очереди с Агатой (так назвали дочку) к очередному врачу, ей позвонила мама.
Голос был чужой:
— Мы здесь, нам совсем плохо. Отец вообще не ходит, да и я совсем больная... Никто нам не помогает, всё бросили… Хоть бы приехала, помогла нам. Мы совсем беспомощные стали.
Лида поджала губы:
— Вы меня давно вычеркнули, мам. Вы когда-нибудь что-нибудь сделали для меня после моего ухода? Доброе слово? Хоть копейка, хоть час времени — помнишь, как вы кричали, что лучше бы я не рождалась?
— Ну что ты к словам цепляешься... Нам тяжело так, Лидочка, — шептала мать.
— Я чужая для вас, — отрезала Лида. — Вам и помощь теперь должна приходить от чужих, а не от дочери, которую вы сами вычеркнули.
В трубке повисло молчание, тугое и липкое.
Лида к родителям приезжать и не думала. Они нашли молодых соседей, пообещали им жилплощадь за уход.
Подруга Таня вновь объявилась — теперь с просьбой, ссылаясь на старую дружбу и былые воспоминания:
— Прости, что так получилось. Может, хоть теперь пообщаемся?
Лида молча удалила её номер. На кухне дочка возилась с чаем, сын складывал книжки в рюкзак.
Женя вернулся с работы, пахнуло улицей и машинным маслом. Всё было как обычно. Хлопало окно, на батарее сохли носки.
Лида стояла перед окном, смотрела на девятиэтажки за стеклом.
Ни победы. Ни прощения. Ни успокоения...
Благодарю за каждый лайк и подписку на канал!
Приятного прочтения...