Темно и сыро. Не хватает воздуха. «Надо выбираться. Вставать». Эта мысль показалась девушке настолько естественной, насколько естественной она кажется любому, кто нежится в ванне, лёжа в душистом и пушистом облаке пены. Наташа пошевелила конечностями, разминаясь, будто после долгого сна, и сделала попытку подняться. Ей легко это удалось. Она села, затем встала. Голова оказалась над поверхностью земли, тело же оставалось в толще почвы. «Ура», - обрадовалась девушка, стараясь удержать равновесие. Немного покачивало, как если бы она стояла на плоту, плывущему по реке. Ногами она ощущала обивку крышки, провалы в ней, и ещё что-то, похожее на осклизлую корягу на дне.
День уже закончился, наступила ночь. Стоя по шею в земле, удобно опершись подбородком о лежащий на поверхности мо.ги.лы венок, Наташа наслаждалась вечерней прохладой, принесшей с лугов всевозможные ароматы. Мелодично и печально пели на соседнем кусте сирени птицы. Издалека доносился ровный и шуршащий звук набегающих на берег волн, пахло близостью воды. Жёлтовато-оранжевый, почти красный, рожок полумесяца замер над оградами и крестами как кровавая коса См.ер.ти, вернувшейся с жатвы с богатым урожаем и повесившей на небесный склон своё орудие труда. Покойно и пустынно было в этом царстве усопших. Наташа осмотрелась. Её холмик, увешанный венками и усыпанный цветами, вдруг показался ей таким трогательным, одиноким и беззащитным. Мгновенно накрыло тоской, сделалось грустно и тревожно, безумно захотелось домой. Выпрыгнув на поверхность, девушка присела на лавочку. «Ну, и кто говорил, что выбраться из мо.ги.лы невозможно? Из настоящей мо.ги.лы – да, но, если у тебя гал.лю.цинация»…
Её мо.гил.ка оказалась рядом с мо.ги.лой бабушки. Ещё тогда, после бабулиной см.ер.ти, мама распорядилась поставить широкую оградку с расчётом на себя. Теперь и это место занято. Наташа заплакала. Гал.лю.цинация, казавшаяся поначалу забавной, теперь была ей ненавистна. Нет, когда она очнётся – а очнётся она обязательно – пылинки с матери сдувать станет. И себя беречь будет, хотя бы ради неё. Вот сейчас пойдёт домой, и хоть иголку себе загонит под ноготь, но обязательно очнётся! Внезапно она вновь ощутила себя стоящей по шею в земле. Наташа растерянно замерла, пытаясь понять, как это произошло. Под ступнями вновь ощущалось что-то склизкое, холодное. «Неужели, это бабушкин гр.о.б?»– ударила в голову жуткая, неприятная мысль. Получается, она сейчас стояла на её костях? Или?... Наверх, срочно наверх. Приложив небольшое усилие, она выпрыгнула на поверхность и оказалась на тропке промеж двух мо.ги.л.
Невдалеке показалась движущаяся тень. Ночью? На клад.би.ще? Однако же, девушка не испугалась. Она помнила, что это всего лишь видение, побочка от лекарства, коим её лечат сейчас там, в палате ре.а.ни.мации. Ей лишь стало любопытно: кто это шастает здесь по ночам? Осторожно подкравшись, она выпрыгнула навстречу идущему с громким криком:
- Стоять! Пожарная инспекция!
И тут же расхохоталась от нелепости своей реплики. Однако, тень, явно мужская, остановилась. Не проигнорировала её, не побежала прочь с воплями.
- Ты кто? Что здесь забыл? – выдавила Наташа, вдоволь отсмеявшись.
- Влад. Родных ходил навестить.
Перед ней стоял молодой привлекательный мужчина в чёрном.
- Днём надо ходить. Часы посещения закончились. Иди домой, - девушка всё ещё веселилась над своей шуткой.
Мужчина не подчинился. Он стоял, с интересом рассматривая Наташу.
- А ты откуда здесь? – спросил он.
Тут только до Наташи дошло, что Влад – единственный, кто услышал и увидел её. Пережив такой день, она просто до крайности нуждалась в собеседнике. Выговориться, выплакаться захотелось вдруг с неимоверной силой.
- Да, ладно. Я пошутила, не обижайся. Я – Наташа. Представляешь, меня сегодня вроде как по.хо.ро.ни.ли. Я живая, а они меня по.хо.ро.ни.ли. А я выбралась, Владик, - затараторила она, низко и сипло, так как слёзы подступали к горлу. И разрыдалась снова. Влад подошёл к ней, обнял. Стало легче. Слёзы и участие вернули способность говорить. И она рассказала ему всё.
- Наташа, а я ведь тебя знаю. Вы же сюда ездите. И дом ваш, там ещё бабушка Нюра жила.
- Ну, да. Она ум.ер.ла пять лет назад. Вот её мо.гил.ка, - всхлипнула Наташа, - Только, извини, я тебя не знаю.
- Я здесь недавно. Мы из города. Купил дом в этой деревне, перевёз семью и родителей, - начал он, выдавливая из себя слова, - Сын у меня, семь лет. И дочка.
- И что случилось? Кто-то умер, раз ты сейчас здесь, верно? – осторожно спросила Наташа.
- Да. Жена ум.ер.ла при родах. Дианочка моя. Девочку мне родила, Гелечку.
- А родители?
- Родители живы, - выдохнул Влад.
- Ну, ничего… Ты молодой. Вырастишь детей, появятся внуки. Быть может однажды встретишь новую любовь, которая исцелит твоё сердце и станет хорошей мамой для твоих детей.
В ответ – ещё один тяжёлый вздох. Тут до Наташи дошло – не мыслит парень себя без любимой жены. Да и немудрено. Судя по всему, произошло это го.ре совсем недавно, ра.на ещё слишком свежа и бо.лез.ненна, а она тут со своими нелепыми и банальными утешениями. Тоже мне… К ней он ходил, к Диане. Сидел, поди, целый день у мо.гил.ки. Молодец, что не пил. Многие мужчины в его ситуации быстро бы полезли в бутылку, заливать несчастье.
- Мне сложно, наверное, понять, прости. У меня ведь нет пока ни мужа, ни детей. Не успела пока… Но… Жизнь не окончилась, Влад. Я вот сейчас домой пойду, и ты со мной иди. Мне ещё маму подготовить нужно. Поможешь?
- Я тоже, поначалу, так думал, - тихо и невпопад ответил Влад, указывая кивком головы куда-то в сторону. Наташа в недоумении посмотрела в указанном направлении. Среди ог.р.ад и крестов желтела деревянным крестом свежая мо.ги.ла. Что-то смутило, взволновало Наташу. Она сорвалась с места и побежала туда. У самого холмика она остановилась, как вкопанная. С креста, сквозь венки, на фотографии улыбался Влад.
- Это не гал.лю.цинация, Наташа, - сказал Влад, оказавшийся за её спиной.
- Нет! – воскликнула она, резко обернувшись и оттолкнув его, - Нет! Это неправда! Ты у.м.ер – да! А я – живая! Я сейчас в бо.ль.нице, в ко.ме, понимаешь? Меня лечат. А всё это…
Наташа обвела руками пространство:
- Всё это просто моя гал.лю.ци.нация. И вообще - мы оба ходим, говорим. Мё.рт.вые не могут…
- Мне объяснил всё один старичок. Его место далеко отсюда, - тихо, но твёрдо перебил её Влад, - И строго-настрого велел передать это следующему, то есть тебе. Со см.ер.тью тела человек не умирает мгновенно. Он живёт ещё некоторое количество времени. Видишь, мо.гил полно, а мы больше никого не видим?
- Может, они в раю? – дрожащим голосом произнесла Наташа, узнавшая страшную правду.
- Может, - неуверенно произнёс Влад, - Только ум.ер.шие с каждым днём слабеют. Сначала они могут гулять, где попало, но потом им становится всё труднее и труднее отдалиться от своего тела. И ты должна мне пообещать, что расскажешь это тому, кто придёт сюда после тебя. Это важно. У тебя и у меня пока есть возможность сходить домой, повидать родных. Последняя возможность, понимаешь. Сейчас это сделать легко, но потом станет невозможным.
- Получается, ты проведывал родных? Ходил домой?
- Да. Гелю уже забрали в дом малютки, за Лёшкой скоро приедут. Родители старые, опеку им не оформят. Может, двоюродный брат согласится.
- Нет-нет, их же двое. Может…
- Наташа, моя см.ер.ть их подкосила. Да и лет им много – уже восемьдесят отцу и семьдесят восемь матери.
Наташа посмотрела на темнеющее небо.
- Влад, а родители Дианы?
- Да нет, - отозвался Влад, - Отца у неё давно нет, а мать... Болеет она, да и винцо попивать стала.
- Послушай, Влад, а ты супругу свою видел? После см.ер.ти? Она же, ты говоришь, недавно ум.ер.ла? – спросила Наташа с надеждой.
- Не успел. Мо.ги.ла уже мё.рт.вая, - едва сдерживая слёзы, произнёс Влад, - А ты иди. Иди обязательно, пока ещё в силах.
Вдалеке, за деревьями показались огни. Мимо клад.бища проехала машина, исчезла за поворотом.
- Влад, осторожно спросила Наташа, а ты как? Как сюда попал?
- Ин.фа.р.кт. Я ведь, после её ухода места себе не находил. Ну и нашёл подработку, чтобы не думать много. Днём на заводе, а в выходные – в автомастерской. Машины чинил. Оно, с занятием, как-то легче выходило. Однажды рука заболела. Думал, что перетрудил. Наутро всё прошло, а к обеду прихватило. Увезли на скорой, но у самой бо.ль.ницы – всё. Тело в мо.р.ге, а я стою, как дурак на улице. Дошёл до завода, попытался уехать в деревню на машине. В машину-то я попал, только ни завести её, ни даже фары включить не смог. И не потому, что ключ в мо.р.ге остался, нет. Всё словно каменное вдруг стало. Даже бардачок не смог открыть. Он как литой, как из чугуна. Пыжился, пыжился, да и пошёл пешком. А там уже и зеркала завесили. Мать с отцом плачут. Целый дом соседей. Лёшка ревёт. Я ору, пытаюсь докричаться – бесполезно. Хотел занавесь с зеркала уронить, а она что свинцовая. До утра с ними просидел, а утром… И не уходил никуда, даже на улицу не выглянул. Утро настало, я в гр.о.бу проснулся. На клад.бище уже смог выпрыгнуть. Так и стоял, смотрел, как меня хо.ро.нят. Так что, ты иди, Наташа, иди. Я сегодня уже там был. Второй раз не пойду – мне, пожалуй, хватит.
И Наташа пошла. По лесной дороге, освещённой белой ночью. Лёгкий ветер приятно обдувал лицо, неистовый птичий хор исполнял летнюю симфонию. Всё вокруг жило и цвело. Квакали на речке лягушки, вили гнёзда птицы. А она… Она шла в свой дом, чтобы навсегда проститься с ним.