— Инна, ну куда ты опять со своими тряпками? — Глеб заглянул в комнату, недовольно морща нос. — Весь стол завалила. Ужинать-то будем сегодня?
Инна подняла голову от швейной машинки, на мгновение прикрыв глаза. Жужжание стихло, и в наступившей тишине стало слышно, как на кухне назойливо капает кран и как за стеной бубнит телевизор в комнате свекрови.
— Будем, Глеб, конечно, будем, — она устало улыбнулась. — Я почти закончила. Посмотри, какой зайка получился.
Она протянула мужу мягкую игрушку, сшитую из лоскутков вельвета и ситца. У зайца были длинные, смешно торчащие уши с цветочным узором на внутренней стороне и глазки-пуговки, которые, казалось, смотрели с лукавым любопытством.
Глеб повертел игрушку в руках без особого интереса.
— Симпатичный. Опять для Регинкиной дочки? Ты бы лучше на заказ шила, что ли. Хоть какая-то копейка в дом.
— Так это и есть заказ, — тихо возразила Инна, убирая со стола обрезки ткани. — Это для ярмарки. Регина предложила мне поучаствовать. Говорит, мои игрушки могут понравиться.
— Ярмарка… — протянул Глеб, ставя зайца на полку. — Опять на целый день пропадёшь, а дома дел полно. Мама просила окна помыть, говорит, уже совсем ничего не видно.
Инна вздохнула. Тамара Захаровна, её свекровь, жила с ними в их трёхкомнатной квартире, и её просьбы всегда звучали как приказы. Окна были кристально чистыми, Инна мыла их две недели назад, но спорить было бесполезно. Проще было взять тряпку и помыть ещё раз, чем выслушивать недельные причитания о своей лени и нерадивости.
— Я помою завтра, Глеб. Ярмарка в субботу, один день.
— Один день там, другой день тут… А жизнь мимо проходит, — философски заметил он и удалился на кухню.
Инна осталась одна. Она посмотрела на свои руки — пальцы были исколоты иголкой, под ногтями въелась пыль от мела, но она любила это. Любила, как из бесформенных кусков ткани рождается что-то живое, тёплое. Каждая игрушка была для неё маленьким миром, в который она сбегала из серой, предсказуемой реальности, где главным событием дня был вечерний сериал свекрови, а главным достижением — вовремя вымытые окна.
В субботу на ярмарке было шумно и весело. Регина, её лучшая подруга, бойко торговала своими вязаными шапками и шарфами, а Инна, стесняясь, расставила своих зайцев, мишек и смешных полосатых котов на небольшом столике. Поначалу люди проходили мимо, но потом подошла молодая женщина с дочкой. Девочка с восторгом схватила того самого вельветового зайца.
— Мама, купи! Пожалуйста! Он такой… такой настоящий!
Сердце Инны забилось чаще. Она продала этого зайца, потом ещё одного кота, потом целую семью мышек в крошечных платьицах. К концу дня у неё почти ничего не осталось. Выручка была небольшой, но чувство, которое она испытала, было бесценным. Её творения кому-то нужны. Они приносят радость.
— Ну что я тебе говорила? — обняла её Регина, когда они собирали остатки товара. — У тебя золотые руки, Инка! Тебе нужно своё дело открывать.
— Какое дело, ты что, — отмахнулась Инна. — Это так, баловство.
— Никакое не баловство! — не унималась подруга. — Я тут помещение присмотрела. Небольшое, в полуподвале, но аренда божеская. Рядом детский сад. Давай откроем ателье-мастерскую? Я буду вязать, ты — шить. Будем проводить мастер-классы для детей. Подумай!
Инна думала об этом всю дорогу домой. В голове роились картины: светлая мастерская, полки с разноцветными тканями, смеющиеся детские лица… Это казалось такой несбыточной, такой дерзкой мечтой.
Вечером, когда они с Глебом сидели на кухне, она решилась.
— Глеб, я хотела с тобой поговорить. Регина предлагает… она предлагает нам вместе открыть маленькую мастерскую.
Муж поперхнулся чаем.
— Мастерскую? Ты с ума сошла? На какие деньги?
— У нас же есть накопления, — Инна говорила быстро, боясь, что её решимость испарится. — Мы откладывали на машину. Но машина может и подождать. А это — шанс. Я могла бы заниматься тем, что люблю, и деньги зарабатывать.
Глеб смотрел на неё как на сумасшедшую.
— Ты предлагаешь потратить наши сбережения на… на твои игрушки? Инна, ты работаешь бухгалтером в ЖЭКе. У тебя стабильная зарплата, соцпакет. Какая мастерская? Это же риск! Прогорим через месяц, и что тогда?
— Но мы даже не попробовали! — в её голосе зазвенели слёзы. — Глеб, я ненавижу свою работу. Я каждый день заставляю себя идти туда. Эти цифры, отчёты, вечно недовольные жильцы… Я задыхаюсь там. А когда я шью, я живу.
— Глупости всё это, — отрезал он. — Хобби должно оставаться хобби. А что мама скажет? Ты о ней подумала? Она этого не одобрит.
На этом разговор был окончен. Но семя сомнения, брошенное Региной, уже дало ростки. Инна поняла, что не сможет больше жить как раньше. Она составила примерный бизнес-план, рассчитала расходы. Сумма получалась немаленькой, но подъёмной, если вложить их общие накопления.
Через несколько дней состоялся семейный совет. Тамара Захаровна сидела в своём кресле, как королева на троне, Глеб мялся рядом, а Инна, чувствуя себя подсудимой, пыталась объяснить свою идею.
— …и мы могли бы проводить занятия для детей, — закончила она, с надеждой глядя на свекровь.
Тамара Захаровна долго молчала, поджав свои тонкие губы. Потом она медленно перевела свой холодный, колючий взгляд с Инны на сына.
— Глеб, ты слышал, какой бред несёт твоя жена? Она собирается выкинуть на ветер деньги, которые вы копили годами, ради своих тряпочек.
— Мама, но это же мечта… — попытался вступиться Глеб, но осёкся под её взглядом.
— Мечта? — свекровь презрительно хмыкнула. — Мечта нормальной женщины — это семья, уютный дом, муж накормленный. А не иголки с нитками! Ты бухгалтер, Инна! У тебя приличная, понятная профессия. Сиди и работай. А рукоделие — это для бездельниц. Ты хочешь опозорить нашу семью? Чтобы все говорили, что жена Глеба Бурлакова пошла по миру с протянутой рукой, игрушки свои продаёт?
— Но почему сразу по миру? — не выдержала Инна. — Я хочу работать на себя!
— Работать? — Тамара Захаровна повысила голос. — Это не работа, это блажь! Ты семью хочешь без копейки оставить? Глебу нужна надёжная опора, нормальная жена, а не витающая в облаках фантазёрка! Сына своего пожалей, Матвея! Ему скоро в школу, ему форма нужна, учебники, а ты деньги на ветер!
Инна посмотрела на Глеба. Он стоял, опустив голову, и молчал. Он не собирался её защищать. В этот момент она поняла, что в этой семье у неё никогда не будет ни поддержки, ни понимания. Она всегда будет лишь функцией — женой, невесткой, хозяйкой. А её собственные желания, её душа — всё это не имело значения.
— Я всё решила, — сказала она тихо, но твёрдо. Голос не дрожал. — Я вложу свою долю денег в это дело.
Глеб вскинул голову.
— Свою долю? Инна, это наши общие деньги!
— Я работала наравне с тобой все эти годы, Глеб. Половина там моя. И я имею право распорядиться ею так, как считаю нужным.
Лицо Тамары Захаровны пошло красными пятнами. Она поднялась с кресла, приблизившись к Инне вплотную.
— Если ты это сделаешь… Если ты ослушаешься, пойдёшь против семьи… Ты разрушишь всё! Глеб тебе этого не простит! Ты останешься одна со своими дурацкими игрушками!
— Значит, так тому и быть, — прошептала Инна.
— Ах, так! — вскричала свекровь, и в её глазах мелькнула злая, торжествующая искра. — Ну что ж, иди! Иди, куда хочешь! Только запомни мои слова: всю жизнь будешь жалеть об этом решении! Будешь локти кусать, да поздно будет! Посмотрим, кто принесёт тебе стакан воды, когда ты останешься никому не нужной!
На следующий день Инна подала заявление на увольнение и сняла свою половину денег со счёта. Глеб с ней не разговаривал. Вечером, когда она собирала свои вещи в чемодан, он вошёл в комнату.
— Ты правда уходишь? — в его голосе было скорее удивление, чем горечь.
— Да, Глеб. Я не могу больше так. Я поживу пока у Регины. И Матвея заберу на выходные.
— Мама сказала, если ты уйдёшь, то назад дороги нет.
— Я знаю.
Он постоял ещё немного и вышел. Ни объятий, ни слов сожаления. Словно она уезжала в командировку, а не уходила из его жизни навсегда.
Первые месяцы были похожи на ад. Они с Региной вдвоём делали ремонт в их крошечной мастерской, сами красили стены, таскали мебель. Денег катастрофически не хватало. Инна продала свои единственные золотые серьги, чтобы закупить первую партию ткани. Они открылись, но поначалу клиентов почти не было. Вечерами, лёжа на диване в квартире подруги, Инна плакала от усталости и отчаяния. Слова свекрови ядовитым шипом сидели в голове: «Будешь жалеть… Будешь локти кусать…» Может, она и правда была права? Может, она совершила самую большую ошибку в своей жизни?
Матвей, её семилетний сын, был её единственной опорой. Когда она забирала его на выходные, он с восторгом рассматривал мастерскую.
— Мама, как тут красиво! А можно я тоже попробую сшить?
Она учила его делать простые стежки, и его сосредоточенное сопение придавало ей сил. Ради него она не могла сдаться.
Однажды в мастерскую заглянула женщина, местный блогер, которая вела популярный паблик для мам. Она пришла заказать вязаный комбинезон у Регины, но увидела игрушки Инны. Она долго их рассматривала, а потом сказала:
— У вас невероятные работы! В них есть душа. Можно я напишу о вас пост?
Инна, не особо надеясь, согласилась. А на следующее утро их телефон начал разрываться от звонков. Пост стал вирусным. Люди звонили, писали, хотели заказать именно её игрушки. Заказы посыпались один за другим, не только из их города, но и из других регионов.
Инна и Регина работали сутками напролёт. Они наняли ещё двух швей. Их маленькая мастерская под названием «Тёплые истории» стала известной. Через год они переехали в помещение побольше, открыли свой сайт. Инна теперь не просто шила, она придумывала новые модели, разрабатывала выкройки, вела мастер-классы, которые обожали дети. Она купила себе небольшую, но уютную квартиру в ипотеку, куда и переехала вместе с сыном. Она была измотана, но впервые в жизни по-настоящему счастлива.
Она не видела Глеба и его мать почти два года. Иногда до неё доходили слухи через общих знакомых. Глеб так и работал в своей конторе. Тамара Захаровна нашла ему новую жену, тихую и покладистую дочку своей подруги. Жизнь их текла ровно и без всплесков.
Однажды зимним воскресным днём Инна с Матвеем сидели в кафе в центре города. Они ели пирожные и смеялись. Матвей, которому уже исполнилось девять, взахлёб рассказывал о школьном спектакле. Инна смотрела на него, на его горящие глаза, и чувствовала безграничное счастье.
И в этот момент она увидела их. За соседним столиком сидели Глеб, Тамара Захаровна и его новая жена. Инна похолодела. Они её тоже заметили. Тамара Захаровна толкнула сына локтем.
Глеб выглядел… потухшим. Он поправился, на лице застыло выражение унылой покорности. Его жена, блёклая женщина с забитым взглядом, что-то испуганно шептала ему на ухо. А Тамара Захаровна смотрела на Инну. Смотрела долго, изучающе, и в её взгляде больше не было презрения. Там было что-то другое — смесь удивления, зависти и, кажется, даже запоздалого уважения.
Инна выглядела прекрасно. Она была одета в элегантное пальто, которое сшила сама, на губах играла уверенная улыбка. Она была хозяйкой своей жизни.
Глеб нерешительно поднялся и подошёл к их столику.
— Здравствуй, Инна.
— Здравствуй, Глеб.
— Матвей, привет, — он неловко потрепал сына по волосам.
— Папа, привет! А мы с мамой потом на каток пойдём! — радостно сообщил мальчик.
— Это хорошо… — Глеб перевёл взгляд на Инну. — Я видел твой магазин. В центре. Большой такой… Красивый.
— Спасибо, — просто ответила она.
Он помялся, не зная, что ещё сказать.
— Мама… она… ну, в общем, она передаёт привет.
Инна кивнула, не удостоив Тамару Захаровну взглядом.
— Ладно, мы пойдём, — сказал Глеб и вернулся за свой столик.
Инна проводила его взглядом. Она не чувствовала ни злорадства, ни торжества. Только лёгкую, светлую грусть по тому человеку, которого когда-то любила и который так и не смог стать счастливым. Она посмотрела на своего смеющегося сына, на заснеженную улицу за окном, на свои руки, которые теперь создавали красоту и приносили ей доход, и поняла одну простую вещь.
Решение, о котором она должна была жалеть всю жизнь, оказалось единственно верным. Оно привело её к себе. И ни одного дня, ни одной минуты она о нём не пожалела.