- Мама, - прохрипела она, падая куда-то вниз.
Сколько продолжалось падение в темноте, она не поняла. Полёт был одновременно бесконечным и кратким, как выстрел. Открыв глаза, Наташа увидела, что находится в их старом деревенском доме, который после см.ер.ти бабушки они с мамой использовали как дачу. Приезжали сюда на летние каникулы, пока Наташа училась в школе, а позже в отпуск и на выходные. Наташа поняла, что лежит – над ней чёткой линией прочерчивала белый крашеный потолок матица, ниже белизна переходила в стены с зеленовато-золотистыми обоями. «Но почему я лежу посреди большой комнаты, а не в закутке, где стоит моя любимая кровать?» - девушка с недоумением воззрилась на матицу. Взгляд скользнул ниже. Люди. Много людей. Сидят на стульях вокруг неё. Женщины в чёрных платках. Мужчины со скорбными лицами.
- Мама! – крикнула в отчаянии Наташа. Крик получился ясным и звонким, без хрипения и шипения. Значит, голос уже восстановился. Это хорошо. Но что же происходит? «С мамой беда», – это единственная мысль, что возникла в эту секунду в голове. На её крик никто не отреагировал. Девушка вскочила на ноги – это получилось сделать быстро и легко – и бросилась мимо окаменевших, поникших гостей наружу, боясь увидеть страшное.
Однако же, ей удалось сделать всего пару шагов, как в дверях появилась её мать – ещё более постаревшая и погасшая, чем там, в палате. Наташа едва успела затормозить, чтобы не сбить ту с ног. Чёрная косынка охватывала практически седые, небрежно собранные в низкий пучок, волосы. Девушка растерянно оглянулась на женщин, ища ответа – и замерла, обезумев. Посреди комнаты стоял гроб, в котором лежало знакомое тело. Её, Наташино, тело - такое прозрачное и исхудавшее, почти невесомое под покровом. Бледно-серое, иссохшее лицо, заострившийся нос, обвисшая, как у древней старушки, кожа, провалившиеся глаза с тёмными кругами, сложенные на груди тонкие птичьи ручки. Наташа медленно обвела взглядом комнату. Завешенные чёрной тканью зеркала, тоскливо жавшиеся в углу венки, живые цветы - в гр.о.бу и в стоящей у изголовья трёхлитровой банке. Её фотокарточка двухгодичной давности с пришпиленной к уголку булавками чёрной узкой ленточкой. Что это?
«Гал.лю.ци.на.ции…. Это всё не по-настоящему…. Как сон. Мама ведь говорила про это, предупреждала!» - огненной молнией пронзило мозг, немного успокоило. Она оглядела присутствующих, словно зомби уставившихся на гр.о.б.
Это сон. Кошмар. Надо проснуться. Надо закричать, что есть духу, тогда мама её разбудит или она проснётся сама.
- Лю-ю-юди! Я живая! – завопила во всё горло Наташа, но её никто не услышал. И кричала она до странного свободно. Не так, как это бывает во сне, когда вроде как находишься в толще пушистой ваты и всё происходящее такое зыбкое, мягкое, тягучее - ненастоящее.
«Гал.лю.ци.на.ции. Нет никакого гр.о.ба». Девушка подбежала к матери, что-то поправлявшей в изголовье.
- Мама, я здесь! – снова закричала она, крепко обхватив родительницу. Мать не реагировала. Она не изменила позы даже тогда, кода дочь в приступе отчаяния прыгнула ей на спину. Видимо, мама тоже была частью галлюцинации.
Люди передвигались по избе, утирали мокрые глаза, тихо шептались и крестились.
- Да, ну вас к чёрту! – отрывисто бросила Наташа и выбежала на улицу.
На дворе торжествовал июнь. Свежо пахло луговыми цветами, солнцем, тополиными почками, прогретой тёплой землёй и речкой. Под ногами тут и там белели пушистые шарики одуванчиков. Наташа выдохнула и улыбнулась. Ничего, раз уж это сон, она переживёт эту маленькую неприятность и проснётся рано или поздно. Легко и непринуждённо девушка зашагала по пыльной дороге к реке, постепенно перейдя на бег.
Вскоре между кронами ивняка солнечными яркими бликами замелькала, заблестела речная гладь, вода переливалась золотом. Наташа выбежала на берег. Конечно, в такой час она оказалась здесь не одна. Кругом расположились отдыхающие. В воде плескались несколько взрослых, куча малышни и компания знакомых подростков.
- Эй- эгегей! – закричала Наташа, сбегая с пригорка. Никто на неё не обернулся.
- Вы тут купаетесь, а там чей-то дом горит! – крикнула она ещё громче. Безрезультатно. Глухие они тут все в её сне что ли?
Тут Наташа опомнилась, что не взяла купальник. Вот же ж досада. Сон сном, но плавать го.лы.шом она не намерена. Девушка растерянно оглядела себя и не обнаружила на теле одежды. Не то чтобы она была нагой – нет. Одежда как бы была, скрывая всё, что должна прятать, но разглядеть её не получалось. Что-то белое, невесомое, облачное. Обуви тоже не было. «Да, и плевать. Стану я ещё заморачиваться с каким-то сном», – подумала Наташа, бросившись в воду.
Вода оказалась парной и необычайно плотной. Наташа просто лежала на поверхности, гребя руками. Такой стиль плавания оказался на редкость удачным: всего за пару секунд она достигла противоположного берега – более крутого и обрывистого. Забравшись на обрыв, девушка тут же спрыгнула с высоты и нырнула. «Ух-х-х!» Мягкая, как перина, река приняла её в объятия, и тут же вытолкнула на поверхность. Ухмыльнувшись, девушка встала. Да, ей удалось встать на воду. Поверхность покачивалась, как зыбкое болото - пальцы стоп слегка утопали в воде - но держала.
Вернувшись на свой берег пешком по воде, Наташа хотела было сделать ещё пару трюков, это занятие оказалось забавным и пришлось ей по вкусу, но тут на дороге показалась тра.ур.ная процессия. Нет, пропустить собственные по.хо.ро.ны она не могла. Наташа легко выбежала на дорогу. Одежда или не одежда оказалась совершенно сухая.
Процессия состояла из грузовичка, в котором стоял гр.о.б и сидели мама с тётями и дядей, да местные старушки, которым трудно было идти. За грузовичком шли люди. Много людей. Почти все деревенские, которых знала Наташа. Водитель, время от времени включал звуковой сигнал – тоскливый и жуткий, отчего Наташе сделалось нехорошо, но она справилась. Запрыгнув в кузов, девушка уселась на закрытый гр.о.б, убеждённая в том, что мё.рт.вые не могут купаться и видеть гал.лю.ци.на.ции. И тут же провалилась под крышку.
Процессия остановилась у ворот клад.би.ща. Гр.о.б взяли на руки четверо мужчин, понесли. Наташе вдруг стало хорошо и спокойно, словно она вновь очутилась в детской коляске. Да, она помнила несколько моментов из раннего детства. Так же стояла жара. Пышущая огнём мать прижимала её к своему телу. Хотелось вырваться, убежать, да куда убежишь из пелёнок. Потом её положили в коляску, накрыли тюлем, чтобы не кусали комары, и повезли. Стало так приятно и хорошо, что Наташа тут же замолчала и уснула.
Когда Наташа очнулась, отпевание уже завершилось и наступило время прощания. Мать, уже неспособная больше плакать, рухнула перед гр.об.ом на колени, Наташа ощутила ужас. Такую гал.лю.ци.нацию не пожелаешь никому. Накатил жуткий холод, такой, что сковало руки и ноги, её тело больше не подчинялось ей, вновь сделалось темно, но ненадолго. Наташа попыталась подняться. На этот раз встать не получилось. Да что же это такое?! Неужели её вот так запросто сейчас закопают?! Живую?!
Она кричала и выла, но люди подходили к гр.о.бу, целовали иконку и её лоб. Некоторые просто молча стояли секунду-две. Потом гр.о.б накрыли крышкой. Девушка успела заметить в ней несколько щёлок. Тр.аур.ная материя скрывала сей огрех. «Так себе гр.об.ик», – мелькнула мысль. Гроб качнулся, стал опускаться. Словно ливень, застучала по крышке земля. И Наташа вдруг успокоилась, словно это не земля, а дождь стучит по крыше. Она дома, где безопасно и уютно. Всё хорошо. Спать, спать, спать….