Когда Анна впервые вошла в новую квартиру, она ощущала не восторг, а странную пустоту. Просторная, светлая, с окнами на шумную улицу, она казалась ей холодной и чужой. Штор не было, только жалюзи. Алексей, её муж, уверенно хлопал дверцами шкафов и рассказывал, как удобно будет тут расставить мебель. Он бегал по комнатам, нахваливал квартиру, как риелтор, а не как человек, с которым она планировала строить семью.
— Я подумал, тут будет идеальная спальня, — сказал он, заходя в комнату без балкона. — Уютно, не жарко, не будет светить солнце по утрам.
— А ты не хотел со мной обсудить, какую квартиру покупать? — тихо спросила Анна, прижимая к себе термос, как щит.
— Анют, ну ты же знаешь, мои родители дали почти всё на первый взнос. Мы с тобой бы ещё год копили. А так — сразу своё.
Это «сразу своё» эхом отозвалось у неё в голове. Она промолчала. Они поженились всего полгода назад, и Анна ещё училась не спорить с Алексеем по мелочам. А тут вроде не мелочь, а уже поздно.
Позже она часто вспоминала тот первый вечер: как сидела на подоконнике, попивая остывший кофе, и слушала, как Алексей в соседней комнате оживлённо разговаривает с матерью по телефону. Он рассказывал ей, как «всё получилось». Ни разу не упомянул Анну.
Переезд затянулся почти на две недели. Анна брала отгулы, таскала коробки, мыла полы, собирала шкафы. Алексей всё больше отнекивался: то «на работе завал», то «спину тянет». Приходил усталый, ел в одиночестве и тут же шёл спать. Она старалась не ныть, не обвинять. Надеялась, что просто устаёт. Новая жизнь, новые стены — надо привыкнуть.
Соседка с верхнего этажа проявилась на второй день. Худая, ухоженная, с короткой стрижкой и губами, выкрашенными в холодный бордо. Она представилась Ирой и сразу спросила:
— Вы с мужем только заехали, да? У него такая... приятная внешность. Не теряйте. Тут такие женщины живут — уведут мигом.
Анна растерялась. Пыталась улыбнуться, ответить вежливо, но в голове застряло это «не теряйте». Ира потом часто появлялась в подъезде, как будто специально подгадывала момент, когда Анна возвращалась с работы или выносила мусор. Улыбалась так, что от её взгляда по спине ползли мурашки.
— Мужа вашего что-то не видно. Всё на работе? — спрашивала с фальшивой заботой.
— Да, он устаёт сильно, — отвечала Анна, стараясь держать нейтралитет.
Но чем больше она старалась быть сдержанной, тем навязчивее становилась Ира. Она намекала, язвила, однажды даже обронила:
— Не каждая женщина умеет удержать своего. Даже в новой квартире. А можно как-то зайду и посмотрю как обустроились.
Анна рассказывала об этом Алексею, но тот только смеялся:
— Господи, ну ты чего? Она со всеми так. Не заморачивайся. Просто любопытная соседка.
Он продолжал возвращаться поздно. Иногда от него пахло чужими духами, иногда — вином. Но всегда были объяснения. Коллега плеснула на него ароматом, клиент угостил, случайно капнул. Анна сжималась внутри, но держалась. Она не хотела показаться истеричкой, не хотела потерять лицо.
Однажды утром, когда весеннее солнце только начало пробиваться сквозь серые облака, она вышла на лестничную площадку — и столкнулась с Алексеем лицом к лицу. Он выходил из квартиры Иры. Не успел даже застегнуть воротник рубашки. Его глаза расширились на секунду, потом он выдал:
— Я... по делу заскочил. Обсуждали с ней интернет-провайдеров.
— Так бурно обсуждали, что рубашку расстегнул.
— Постой... я просто...
Анна молча развернулась и пошла обратно. В ушах звенело, сердце билось глухо, будто из глубины колодца. Она не кричала. Не устроила сцену. Просто села на кровать и уставилась в окно. Там, за стеклом, дети играли на площадке. Их смех казался ужасающе далеким.
Алексей не пришёл домой той ночью. Наутро он позвонил и сказал:
— Дай мне время. Мне нужно подумать.
Через день он приехал за вещами. Молча собирал носки, джинсы, зарядки. Не смотрел ей в глаза. Она стояла у двери, сжав в руках пульт от телевизора, и не чувствовала пальцев.
Он ушёл. И в квартире стало совсем тихо.
Прошло два дня. Анна на автомате мыла посуду, когда из ящика выпал тест на беременность. Один из тех, что она покупала «на всякий случай», когда казалось, что цикл сбился. Она решила проверить — просто так. Без особой надежды.
Полоски проявились быстро. Две.
Она села прямо на пол, спиной к дверце шкафа. В голове была пустота. Даже не страх, не паника — просто глухое: «Что теперь?»
А потом раздался звонок в дверь. Анна открыла, и на пороге стояла Ира.
— Надеюсь, ты не думаешь тут жить вечно, — сказала она, оглядывая квартиру. — Я твоему мужу эту квартиру продала не для того, чтобы он у меня жил, а ты тут королевой сидела. Вали давай. Или будет хуже.
Анна не верила своим ушам.
— Что значит "продала"? — переспросила.
— Ну а ты думала, кто эту сделку ему устроил? Это вообще-то моя квартира была. Просто я нашла способ избавиться и заработать. Но не рассчитывала, что ты тут будешь. Вали. И поскорее.
— Ты всё это время специально строила мне гадости, пыталась нас рассорить? Радуйся, добилась. А теперь вон от сюда. Пока ещё, я тут хозяйка.
Анна захлопнула дверь, дрожащими руками повернув замок.
Ира ещё долго стояла за дверью, цокая каблуками и бормоча: «Ты думаешь, он тебя спасёт? Ха, девочка, это я его держу, не ты».
Анна опустилась на пол. Она впервые за долгое время заплакала. Не от боли, не от обиды. От бессилия. И какой-то странной, дикой жалости — к себе, к будущему ребёнку, к той девочке в себе, которая когда-то верила, что любовь — это навсегда.
Пол под ней был холодный, как будто всё в этом доме вымерло вместе с её надеждами. Слёзы стекали по щекам, и она даже не вытирала их — просто сидела, вжавшись в себя, позволяя боли идти сквозь неё.
В какой-то момент, когда голова начала кружиться от напряжения, она поднялась, нашла плед, заварила себе ромашковый чай и легла на диван. Сон не шёл. Мысли, как шершни, роились и жалили. Она вспоминала разговоры, мелочи — как Ира заглядывала в их квартиру, караулила в подъезде, как Алексей всегда выходил покурить «на минутку» и возвращался с каким-то особым выражением лица, будто после тайного удовольствия. И всё это время Анна мыла полы, перебирала бельё, думала, какую подушку купить в спальню.
На следующий день она впервые не пошла на работу. Позвонила и сказала, что неважно себя чувствует. Голос её звучал, как чужой.
Она включила стиральную машину и начала медленно разбирать вещи Алексея. Рубашки, которые он просил гладить «по пятницам». Носки, которые вечно терялись. Кружку с надписью "Лучший муж" — подарок через месяц после свадьбы.
Всё это теперь казалось частью спектакля, в котором она играла роль без репетиций.
Через три дня позвонили из школы — она преподавала начальные классы — и спросили, как она. Она ответила: «Хорошо», — и удивилась сама себе. Хорошо? Но с каждым днём боль становилась всё тише. Не исчезала — просто уходила глубже, как рана, покрытая тонкой коркой.
И тут пришла свекровь.
— Аннушка, ты меня извини, что без звонка, — сказала Лариса Ивановна, снимая перчатки. — Я волнуюсь. Алексей ничего не рассказывает. Пропал, на звонки не отвечает. Мы же не звери. Это ж твой муж… Зачем выгонять то сразу, подумаешь бытовая ссора?
Анна стояла у дверного косяка, в потянутой футболке, с мокрыми волосами, и смотрела на женщину, которая когда-то сдержанно пожимала ей руку у загса и говорила: «Главное — не скандальничай. Мужчинам нужно давать свободу».
— Он у соседки живёт, — ровно сказала Анна. — У Иры. Ходил к ней, пока я здесь обустраивала быт. Он обманул меня.
Лариса Ивановна побледнела. На секунду ей даже не нашлось слов.
— Подожди… ты серьёзно?
Анна кивнула. Молча. Без истерик. Без упрёков.
— И вы… вы же в этой квартире недавно живёте? Может тебе показалось? — прошептала свекровь, оглядываясь, будто кто-то мог услышать.
— Он специально купил квартиру здесь. Эта гадина приходила и права уже качала. Пока не решили, как делить.
— Подожди… как это делить?
— Мы разводимся. Я подала документы.
— Анна, ну не спеши! Он же… Он, может, оступился. Мужчины — они как дети, сами не знают, чего хотят. А ты такая… спокойная. Ты держишь семью. Не выгоняй его. Он же…
— Я беременна, — перебила она тихо. И снова — пауза. Та, от которой звенит воздух.
— Что?.. — Лариса села на стул. Медленно. Как будто ноги подкосились.
— Я жду ребёнка. От вашего сына.
Женщина закрыла рот рукой. Смотрела на неё в изумлении, в ужасе, в растерянности — всё сразу.
И тут в коридоре раздался звук ключей. Замок щёлкнул. Вошёл Алексей.
Он остановился, как вкопанный, когда увидел обеих женщин.
— Что происходит? — спросил он, не понимая, кого ему бояться больше — матери или жены.
— Анна беременна, — сказала мать. Голос её был глухим.
Алексей обернулся на Анну.
— Это правда? — прошептал он.
— Поздно, Лёша, — ответила она. — Очень поздно.
Он подошёл ближе, осторожно, как будто боялся спугнуть.
— Анют… ну… давай попробуем всё сначала. У нас будет ребёнок. Мы справимся. Я… я был дурак. Но теперь всё по-другому.
— По-другому? — она усмехнулась. — Ты каждый вечер ходил к ней, пока я клеила обои. Она смеялась у меня за спиной. Ты ушёл. А теперь, когда понял, что придётся платить алименты — хочешь назад?
— Нет! Не из-за этого. Я просто… Я понял, что ошибся. Ира… она…
— Ты выбрал её, Лёша. Ты выбрал. А я — теперь выбираю себя. И своего ребёнка.
Он молча стоял. Потом опустил глаза.
— Я тогда заберу вещи, — тихо сказал он.
Она кивнула. Повернулась и ушла в спальню, оставив его с матерью наедине. Через час дверь хлопнула. Они ушли.
Анна стояла у окна. На улице шёл дождь. Весна вымывала серость из города.
В душе у неё было столько тишины, сколько не было никогда. Ни истерик, ни криков. Только ясность. Чистая, ледяная ясность.
Она сидела на подоконнике, обхватив живот ладонями, как будто защищала его — ещё невидимого, но уже родного. За окном моросил дождь, капли стучали по стеклу с успокаивающим ритмом, будто кто-то шептал: «Ты всё правильно сделала. Всё будет хорошо».
На следующий день она поехала к юристу. Без лишних слов. Без слёз. Только с папкой документов и сухим:
— Хочу оформить развод. И раздел имущества.
Алексей пытался позвонить. Потом писал сообщения. Одно, другое, третье. «Прости». «Дай шанс». «Я всё понял». «Нам нужно быть вместе ради ребёнка».
Анна не отвечала. Она читала — и удаляла. Иногда при этом у неё дрожали руки, но внутри будто кто-то сказал: «Стой. Не возвращайся туда, где тебя предали».
Когда состоялось первое судебное заседание, Алексей пришёл в светлом пиджаке и с выражением благородного терпения на лице. Ира с ним не пришла. Потом Анна узнала: та ушла от него. Сказала, что ей надоело ждать, когда он «разрулит свою семейную драму». Нашла себе другого. Побогаче. С машиной. И квартирой — не в ипотеку.
— Ну что, счастливая? — прошептал Алексей ей в спину у выхода из суда. — Всё развалила. Сама теперь будешь ребёнка тянуть.
Анна обернулась. Спокойно. С такой силой в глазах, что он отшатнулся.
— Я не развалила. Я спасла себя.
Суд вынес решение: квартиру продать, деньги поделить пополам. Анна съехала первой. Вещи упаковывала сама, методично, в тишине. Каждая чашка, каждая вилка — как прощание. Как освобождение. Даже шторы сняла и аккуратно сложила. Не потому, что было жаль. А потому, что не хотела оставлять ни капли себя в тех стенах.
Она переехала к родителям в старенькую трёшку на окраине. Её детская комната всё ещё была с обоями с мишками и потрёпанной тумбочкой. Мама плакала, когда увидела её у порога с чемоданами. Отец ворчал: «Вот же придурок. Кто ж таких женщин бросает?..» — и отводил глаза, чтобы не расплакаться самому.
Анна спала под одеялом своего детства, вдыхая запах порошка и деревянного шкафа. И постепенно — начала дышать.
Беременность протекала спокойно. Без осложнений, но с постоянной усталостью. Иногда она просыпалась в тревоге: как всё будет? Где взять деньги на коляску, кроватку? Сможет ли одна?
Лариса Ивановна — бывшая свекровь — звонила часто. Сначала осторожно, спрашивала, как здоровье. Потом приезжала. Привозила баночки с супом, распашонки. Никогда не говорила о сыне. Только о будущем внуке.
— Я знаю, что он всё испортил, — сказала она однажды, аккуратно вытирая яблоко и протягивая Анне. — Но ты не думай… я с тобой. Как бы там ни было, я бабушка. А ты — мама моего внука. И мне важны вы. Вы, а не он.
Анна не ждала этих слов. Но, услышав их, почувствовала, как что-то внутри у неё сжалось и отпустило.
— Спасибо, — тихо ответила она. И впервые обняла Ларису.
Роды начались ранним утром. Быстро. Почти внезапно. Анна едва успела собрать сумку, как схватки стали нестерпимыми. Мама вызвала такси. Водитель торопился, сигналил, обгонял по встречке. Анна сжимала руку мамы, плакала от боли и… от страха.
Но когда в палате раздался первый крик, она вдруг заплакала от счастья. Мальчик. Маленький, тёплый, с крошечными пальцами, которые сразу сжали её палец, как будто он уже знал, кто она.
Она назвала его Никитой.
Алексей узнал о рождении сына от матери. Он не пришёл. Не написал. Только спустя два месяца, через Ларису, передал конверт с деньгами и фразу: «Если что — могу помогать».
Анна тогда долго смотрела на этот конверт. А потом аккуратно сложила его в ящик стола и ни разу не потратила ни копейки. Потому что знала — настоящая помощь не в купюрах. А в плечах рядом, в бессонных ночах, в тепле, которое не предаёт.
Прошёл год. Никита рос весёлым, крепким мальчиком. Он обожал маму, тянулся к бабушке Ларисе и смеялся, когда дед делал «ку-ку» из-за газеты. Анна снова начала работать — удалённо. Вела уроки онлайн, редактировала текста. Денег хватало. Иногда даже позволяла себе мороженое на вечер или тортик.
Однажды, проходя мимо зеркала, она вдруг остановилась. Посмотрела на своё отражение. На усталые глаза, на лицо без макияжа. И вдруг улыбнулась.
— Ты выжила, — сказала она себе вслух. — И ты справилась.
И в эту секунду Анна поняла, что стала совсем другой. Не той, что когда-то мечтала о белом платье и уютном гнёздышке, где муж будет класть ладонь ей на руку и говорить: «Ты — моя». А женщиной, которая больше не боится остаться одна. Потому что одна — не значит слабая. И не значит несчастная.