Глава 73
– Дима, ты у себя? – голос полковника Романцова в рации доктору Соболеву сразу не понравился. Он звучал как-то сдавленно, с едва уловимой дрожью в нижних тонах, будто Олег Иванович пытался сдержать не просто волнение, а почти панику. Каждый раз, когда он произносил слова с такими дрожащими интонациями, это означало большие неприятности, и прежде всего – личного плана. Не его, конечно, а начальника госпиталя. Дмитрий знал это по опыту. За время работы здесь, вдали от цивилизации и под постоянным напряжением, научился читать людей по интонациям, как по открытой книге. А у Романцова сейчас был голос человека, который боится крупно вляпаться.
– Да, а что случилось? – поинтересовался Соболев, опуская руку с рации и отодвигая в сторону медицинскую карту, над которой корпел последние полчаса.
– Я сейчас приду, никуда не уходи! – бросил Романцов, и связь оборвалась с коротким щелчком.
Хирург поднял брови, глядя на рацию, будто та могла объяснить происходящее. Странный он какой-то, этот Олег Иванович. Не то чтобы он был привычно спокоен – нет, начальник госпиталя и в лучшие времена отличался нервной подвижностью, – но сегодня в нём чувствовалось что-то большее, чем просто тревога. Это было похоже на страх, граничащий с отчаянием. Но что проку гадать, если всё скоро выяснится?
Полковник ворвался в маленький кабинет Соболева минут через десять. Прибежал самолично, запыхавшись, – уже событие из ряда вон. Обычно он посылал помощника или просто звонил. А тут – сам, с растрёпанными волосами, будто только что выскочил из-под обстрела. Он остановился в дверях, упираясь рукой в косяк, и несколько секунд пытался восстановить дыхание. Его лицо было бледным, на лбу выступил пот, хотя в помещении было прохладно.
– Дима, сейчас приедут люди из штаба танковой бригады… – начал он, не успев перевести дыхание. Голос его дрожал, как провод под напряжением.
– Какой бригады? – спросил Дмитрий.
– Это неважно! – нервно замахал руками полковник. – Главное – им обязательно нужно помочь. Понимаешь? Случилась одна нехорошая история. Важно, чтобы она не стала достоянием широкой общественности, иначе сначала звёзды с погон полетят, а потом и головы! Я не шучу, Дима. Это может кончиться большим скандалом!
– Да что случилось-то?! Вы нормально можете объяснить, без истерики?! – не выдержав нервного хождения вокруг да около, перебил Соболев начальника госпиталя. Он редко позволял себе такой тон, особенно в общении с вышестоящими, но сейчас терпение лопнуло. Глаза сузились, голос стал резким.
Полковник даже не заметил, как ему подчинённый фактически нахамил, повысив голос. Наоборот, постарался успокоиться, провёл ладонью по лицу, словно стирая с него следы паники, и продолжил менее быстро, с усилием подбирая слова, будто боялся сболтнуть лишнее.
– Недалеко от нас находится танковая бригада. К её командиру, полковнику Алёшкину, приехал старинный товарищ по КВТКУ.
– По чему? – переспросил Дмитрий, хмурясь.
– Казанское высшее танковое командное училище, – быстро расшифровал Романцов. – Они там курсантами были, дружили. Так вот, Алёшкин теперь комбриг, а его товарищ – из штаба округа. Встретились, я так понимаю, случайно, ну и решили это дело как следует отметить, – Олег Иванович выразительно щёлкнул себя по горлу. – Потом им захотелось на охоту. Нашли, тоже мне, место для развлечений! – и он оценил решение двух полковников коротким неприятным выражением, из которого следовало, что оба они – большие чудаки, если не сказать хуже.
Дальше доктор Соболев узнал, как два, мягко говоря, не очень трезвых командира сели на БТР-80 и, махнув рукой на меры предосторожности, поехали к ближайшему озеру, решив, что там непременно должны водиться дикие утки, ну или какая-то другая дичь. Они были под таким градусом, что всё равно – лишь бы хорошо время провести, не думая о последствиях. Прибыли, достали карабины и устроили пальбу прямо на болотистой пойме. Но буквально сразу оба протрезвели, когда подстрелили двух крупных птиц. Те как-то разом взлетели из гнезда, расправив огромные крылья.
Дичь упала, и, к счастью, не в воду, а на берег, в тростник. Полковники кинулись смотреть, что за трофеи им достались, и были ошарашены увиденным. Оказалось, они подбили двух беркутов – одного большого, второго поменьше. Кажется, самку и её детёныша. Испытав внезапно проснувшиеся в обоих муки совести, офицеры похватали птиц, завернули в плащ-палатку, и рванули обратно в расположение части. Оттуда позвонили в ближайший госпиталь.
– Короче, Дима, они едут сюда. Везут беркутов. Их надо спасти, – выдохнул Романцов, глядя на Соболева с отчаянием в глазах. – Это редкие птицы. Занесены в Красную книгу. Если об этом узнают экологи, журналисты… их всех снимут с должностей. Это будет скандал, который не замять. Сам посуди: в тылу неподалёку от «ленточки» два полковника развлекаются, губят природу!
– И кто этим должен заниматься? – удивился Соболев. – Я, что ли? Я хирург, а не ветеринар. У нас здесь не ветлечебница, а военный госпиталь.
– Ну а кто ещё с такой задачей справится, Дима?! – спросил Романцов. – Ну правда, помоги. Что хочешь потом проси – всё сделаю. Отпуск, премию… наградной лист!
– С чего бы это? – прищурился врач. Он давно уже перестал верить в искренние порывы своего начальника. У каждого его «спасибо» была цена, и всегда – в чью-то пользу, только не в его.
– А с того, что комбриг тот, танкист, недавно посодействовал, чтобы… – и Олег Иванович похлопал по своему плечу, на котором не было в данный момент погон, однако стало понятно, кто помог Романцову продвинуться по служебной лестнице, став полковником.
Соболев задумался. Он смотрел в окно, где над лесом сгущались сумерки, и слушал, как вдали гудит двигатель приближающегося БТРа. В голове крутилась мысль: «Что за безумие? Люди воюют, раненых везут, а я должен спасать орлов?» Но с другой стороны – если он откажется, Романцов запомнит. А в армии память начальства – вещь долгая.
– Ну… я не ветеринар, конечно, – сказал Дмитрий, наконец, медленно, с нажимом. – Но сделаю, что смогу. Только чтобы потом никто не говорил, что я отказывался помочь.
Не прошло и получаса, как в приёмное отделение ворвался какой-то заполошного вида капитан. Его камуфляж был помят, лицо – бледное, с каплями пота на висках, будто он не просто бежал, а спасался от чего-то. Глаза метались по сторонам, пока не зацепились за фигуру Соболева. Капитан кинулся к нему, чуть не сбив с ног санитара с тележкой, быстро назвался начальником медчасти танковой бригады и, задыхаясь, доложил, что пока ехали, он самолично наложил орлам повязки, чтобы несчастные птицы не истекли кровью. Говорил он быстро, срывающимся голосом, будто боялся, что опоздал.
Дмитрий коротко кивнул, окинув прибывшего оценивающим взглядом.
– Операционная уже готова, их ждут, – ответил он, стараясь не выдать раздражения. – Кто ещё с вами?
Заодно спросил, где виновники торжества – те самые полковники, что устроили охоту. Но капитан лишь головой отрицательно помотал, опустив глаза и нервно сглотнув:
– Ну вы же понимаете, они не могут…
Соболев только осуждающе покачал головой. Ну правильно: как находящихся в «Красной книге» птиц стрелять, так это они пожалуйста, с карабинами и бутылками. Как смотреть в глаза медикам, которым теперь придётся спасать несчастных беркутов, так это они «не могут».
– Несите скорее, я мыться, – сказал Дмитрий и пошёл готовиться. В голове складывалась тактика: как стабилизировать, остановить кровотечение, дать анестезию. Он не ветеринар, но за годы службы видел многое – и у людей, и у животных. Главное – не дать шоку победить.
Вскоре капитан вернулся, ведя за собой двух рядовых с петлицами танковых войск. Те были молодые, с испуганными глазами, будто сами понимали, что везут не просто раненых, а символ возможной катастрофы. Они поставили прямо в коридоре два плотных мешка из грубой мешковины, пропитанных тёмными пятнами, и начмед танковой бригады, стараясь говорить чётко, произнёс:
– Пострадавшие тут!
У хирурга Соболева глаза на лоб полезли, и мысли возникли нехорошие в голове: «В мешках привезли! Очумели совсем уже!» Он подошёл к одному из них, осторожно приподнял край ткани. Внутри действительно оказался большой беркут. Дмитрий в школе делал доклад на тему «Хищные птицы», и запомнил отличие: мощный крючковатый клюв, жёлтые ноги с чёрными когтями, тёмно-коричневое оперение с золотистым отливом на затылке. Это был взрослый самец, тяжело дышащий, с запавшими глазами и окровавленным, бессильно свисающим крылом.
Птицу осторожно вытащили, завернули в стерильное полотно и отнесли в операционную. Второго беркута – молодого, с ещё неокрепшими крыльями – доставили следом. Осмотр показал, что у первого – сквозная рана левого крыла и поверхностная в области грудины. У второго – повреждение плечевого сустава и контузия.
Стали зашивать. Солдат попросили держать старшего беркута, чтобы не дёргался – анестезию ввели, но не было уверенности, что стопроцентно сработает. Бойцы встали по обе стороны от стола, взяли каждый по крылу, подняли для удобства доступа. Их руки дрожали, но они старались держаться.
В этот момент дверь открылась, и со словами «А какая группа крови у пациента?» вошла медсестра Зиночка. Стоило ей бросить взгляд на доктора Соболева, как она, человек хотя и опытный, многое повидавший, перенёсший тяжёлое ранение, внезапно замерла. Глаза её расширились, лоток с инструментами выскользнул из пальцев и грохнулся на пол с оглушительным звоном. Она побледнела, как полотно, закатила глаза и шлёпнулась в обморок, прямо на кафель.
– Что с ней? – спросил Дмитрий, не в силах помочь, потому что был весь в птичьей крови, пухе и перьях, с шовным материалом между пальцев.
Хирургическая медсестра Галина Николаевна поспешила к коллеге, но, подойдя, вдруг остановилась, окинула Соболева взглядом – и усмехнулась:
– Видели бы вы себя, Дима. Она когда зашла, вы обернулись, а из-за спины два огромных крыла торчат.
Пока Петракова приводила Зиночку в чувство, Соболев, усмехнувшись под маской, вернулся к работе. Его руки двигались чётко, без лишних движений. Шов за швом. В общем и целом получилось. Хотя птицы в дальнейшем требовали тщательного ухода, оставалась надежда, что летать смогут. Минимум – выживут.
Танкисты теперь уже не в мешках, словно трофейную дичь, а бережно отнесли раненых птиц обратно в броневик. Начмед бригады на радостях крепко пожал Соболеву руку и поблагодарил «от лица командования», с чувством, будто спасли не двух беркутов, а бойцов.
– Спасибо не булькает, – усмехнулся Дмитрий.
– Да не вопрос, майор! – улыбнулся капитан, хлопнув его по плечу. – Завтра же у тебя будет… а ты чего пьёшь?
– Всё, что горит, – прозвучало в ответ. – Только хорошее.
– Без проблем!
Танкисты уехали, и тишина, наконец, опустилась на госпиталь, как тяжёлое одеяло. Двигатель БТРа затих вдали, растворившись в ночном воздухе, а вместе с ним исчез и последний след суматохи. Но не успел Соболев даже снять халат, как в кабинет ворвался Романцов – уже не запыхавшийся, как в прошлый раз, а с напряжённым блеском в глазах. Он плотно прикрыл дверь за собой и, понизив голос, спросил:
– Ну, Дима, как всё прошло?
– Нормально, – спокойно ответил хирург. – Я не орнитолог, повторяю, но сделал всё, что смог. Хорошо, те двое стреляют посредственно, иначе пришлось бы таксидермиста вызывать.
– Зачем это? – нахмурился полковник.
– Чучела набивать, – хмыкнул Соболев, не глядя на него, протирая лицо влажной салфеткой. На салфетке остались следы птичьей крови и мелкий пух, будто прилипший снег.
– Ну ты скажешь тоже! – фыркнул Романцов, но улыбнулся, будто пытался снять напряжение. – Главное, что живы. Я уже думал – всё, конец.
– Да, насчёт обещания, – перебил Дмитрий, поворачиваясь к нему. – Пора его выполнять.
– Слушаю, – насторожился Олег Иванович, опускаясь на край стола.
– Нужно Жигунова как можно скорее отправить в Саратов, в отпуск.
– Зачем? – удивился полковник. – Он работает исправно. У нас и так не хватает хирургов.
– Во-первых, у него там семья, – начал Соболев размеренно, будто читал доклад. – Невеста и двое детей. Он давно не видел их. А во-вторых, он давно не отдыхал, может перегореть на работе, – в последней фразе прозвучал скрытый сарказм.
Дмитрий прекрасно знал, что, а точнее кто последнее время «зажигает» его коллегу, и это пламя следовало как можно скорее погасить. Жигунов, ещё недавно сдержанный и сосредоточенный, вдруг стал задерживаться в госпитале допоздна, улыбаться при упоминании новой сотрудницы, шептаться с ней в коридорах. А доктор Комарова, Ольга Николаевна – молодая, с тонкими чертами лица, умными глазами и редким для армейской среды шармом – появилась всего две недели назад, будто из ниоткуда. И сразу – внимание, уважение, тёплые разговоры. Ну, и ещё проведённая вместе ночь в Перворецком.
Хирургу показалось, что его интонация останется незамеченной, но Романцов неожиданно спросил, глядя прямо:
– Ты намекаешь на его роман с доктором Комаровой?
– Да, – признался Соболев, не отводя взгляда. – И не просто роман. Это может стать проблемой.
Полковник на мгновение замер, потом провёл ладонью по лицу, будто стирая с него маску спокойствия.
– Ох, Дима… ты не представляешь себе, что я недавно узнал! – прошептал он. – Пошли, лучше переговорим у меня. Здесь не место.
Через минуту они уже сидели в кабинете Романцова.
– Я стал невольным свидетелем короткого разговора Ольги Николаевны с тем самым генерал-майором Рукавишниковым, который приезжал на награждение… – он сделал паузу, будто сам до конца не верил. – Оказалось, что она – его дочь.
Соболев ошарашенно замер. Ему показалось даже, будто ослышался.
– Да-да, представляешь! – продолжил Романцов, понизив голос до шёпота. – Он назвал её дочкой, она его – папой. А самое главное, он говорит ей: «Не ожидал тебя тут встретить». Честно говоря, Дима, я одурел от этого! Не знал, как и реагировать. А они попрощались, и генерал уехал. Вот теперь и думай, как мне к ней относиться! С уважением? Как к родственнице начальства? А может, она тут не просто так?
Но Соболева волновал теперь совсем другой вопрос: Жигунов знает, с кем связался? Или, может, он потому и стал липнуть к новенькой, что решил за счет её высокопоставленного папаши сделать себе карьеру в армейской медицине? Мысль была мерзкой. Дмитрий не ожидал такого от человека, которого считал своим другом. Жигунов был не просто коллегой – они вместе прошли через обстрелы, дежурили сутками напролёт… И вот теперь – это.
Выводы делать рано, конечно. Может, он искренне влюбился. Но совпадение подозрительное. Слишком.
– Ведите себя, как и раньше, – сухо посоветовал он Романцову. – Пока нет информации, зачем она тут оказалась, нет смысла дёргаться раньше времени. А насчёт Жигунова… всё-таки ему нужен отпуск. Если генерал-майор узнает о том, что его дочь крутит здесь роман с местным офицером… мало ли что. Вдруг она замужем?
– Жуть… – пробормотал полковник, проводя ладонью по лбу. – Я даже не проверил.
– Стоило бы, – заметил Соболев. – На всякий случай. Если да, то их страсти нужно прекратить в самом начале. Иначе это не просто скандал. Это конец карьеры. Вашей прежде всего.
– Верно, Дима, – ошарашенно произнёс Романцов, глядя в пол. – Я… я подумаю. Завтра начну оформлять отпуск Жигунову.
Хирург после этого вышел. На улице моросил дождь. Соболев остановился у крыльца, вдохнул влажный воздух, чувствуя, как холод проникает под кожу. На душе было противно. Гардемарин снова напакостил, а кому-то другому его спасай. Соболев пожалел даже, что предложил отправить коллегу в отпуск. Пусть бы сам эту кашу и расхлебывал.