Светлана помешивала чай в своей любимой чашке — той, с тонким золотым ободком и едва заметным рисунком незабудок. Ложечка тихонько звенела, ударяясь о фарфоровые стенки, и этот звук казался единственным, что нарушало густую, вязкую тишину в их гостиной. Алексей сидел напротив, в своем продавленном кресле, истуканом уставившись в экран смартфона. Его большой палец методично скользил вверх-вниз, а лицо выражало то, чего Светлана не видела уже много лет, когда он смотрел на неё, — живой, неподдельный интерес.
Тридцать пять лет. Господи, целая жизнь. Жизнь, в которой она была всем: бухгалтером, менеджером, поваром, психологом, матерью их двоих сыновей, а для него — надежным, невидимым тылом. Она помнила, как они покупали эту квартиру, как он тогда сказал: «Светка, ты у меня голова! Я в этих бумажках ничего не понимаю, решай сама». И она решала. Всегда. Оформляла документы, платила налоги, открывала вклады, выбирала, куда вложить скромные сбережения, чтобы их не съела очередная инфляция. Он лишь снисходительно кивал, занятый «более важными» делами — своей работой инженера в проектном бюро, рыбалкой, встречами с друзьями.
А потом начались «командировки». Сначала редкие, потом всё чаще. Он возвращался оттуда чужим, с отстраненным взглядом и запахом дорогих, незнакомых духов, который он неумело пытался замаскировать табаком. Светлана не была дурой. Она была женщиной, прожившей с этим мужчиной большую часть своей жизни. Она видела всё. Пустоту в его глазах, когда он смотрел на неё. Раздражение, когда она просила помочь с чем-то по дому. И эту липкую, снисходительную жалость во взгляде… будто он уже давно вынес ей приговор, но откладывал его исполнение.
Первый звоночек прозвенел полтора года назад. Он пришел домой необычайно возбужденный и предложил «выгодно вложить деньги» в какой-то сомнительный проект его нового знакомого. «Свет, там такие проценты! Мы дачу новую отгрохаем!» — говорил он, размахивая руками. Она тогда спокойно отказала, сославшись на нестабильность рынка. В его глазах промелькнуло злое разочарование. Именно в тот вечер она поняла: он больше не считает эти деньги их деньгами. Он считает их своими, просто временно находящимися под её управлением.
И тогда она начала действовать. Не из мести, нет. Из инстинкта самосохранения. Как волчица, которая чувствует приближение суровой зимы и начинает готовить логово, укреплять его, запасаться провизией.
Сначала была дача. Их уютный летний домик, который она сама обихаживала, сажала цветы, красила веранду. По документам он был в совместной собственности. Светлана вызвала сыновей, взрослых, уже самостоятельных мужчин.
— Мальчики, — сказала она им тогда за кухонным столом, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Отец… он немного не в себе. Хочет продать дачу, вложиться в какую-то аферу. Я хочу переоформить его долю на себя. Через дарение. Вы не против?
Сыновья переглянулись. Они тоже всё видели.
— Мам, делай, как считаешь нужным, — твердо сказал старший, Андрей. — Мы тебя поддержим.
Алексей подписал бумаги не глядя. Она что-то пролепетала про «упрощение налогового бремени», и он лишь махнул рукой: «Ой, делай, что хочешь, ты в этом лучше разбираешься».
Потом пришла очередь квартиры. Она была куплена ещё в советское время, приватизирована на всех четверых. Светлана снова поговорила с сыновьями. Они безропотно оформили дарственные на свои доли на её имя. Она стала единоличной собственницей.
Последним шагом были сбережения. Та самая «подушка безопасности», которую она скрупулезно собирала больше двадцати лет, откладывая с его зарплаты, со своей, подрабатывая когда-то шитьем на дому. Основной вклад был оформлен на неё, но был и общий счёт, к которому у Алексея был доступ. За последние полгода она методично, под разными предлогами, переводила оттуда деньги на свой личный, новооткрытый счёт в другом банке. Объясняла это более выгодными процентами, защитой от мошенников… Он не вникал. Ему было всё равно. Он уже жил не здесь. Его тело сидело в этом кресле, а душа витала где-то там, где пахло чужими духами и молодостью.
И вот, этот вечер настал. Вечер, которого она ждала и боялась одновременно.
Алексей наконец отложил телефон. Встал. Прошелся по комнате, словно репетируя речь.
— Света, — начал он пафосно, заложив руки за спину. — Нам надо поговорить.
Она молча отставила чашку. Сердце ухнуло куда-то вниз, но лицо оставалось спокойным.
— Я ухожу, — выпалил он. — Я встретил другую женщину. Её зовут Инга. Она… она понимает меня. С ней я снова чувствую себя живым.
Он ждал слёз. Истерики. Упрёков. Но Светлана молчала, глядя на него долгим, изучающим взглядом, будто видела впервые. В её глазах плескалась боль, да, но где-то на самом дне уже зажигался холодный, стальной огонёк.
— Я надеюсь, ты поймешь, — продолжил он, ободренный её молчанием. — Мы прожили хорошую жизнь, но всё заканчивается. Я хочу пожить для себя.
— Понимаю, — тихо сказала она.
Такой реакции он точно не ожидал. Он даже растерялся на секунду.
— Ну… вот и хорошо. Я соберу вещи.
Он прошел в спальню и скоро вышел оттуда с небольшим чемоданом. На комоде в прихожей он демонстративно бросил связку ключей. Металлический звон резанул по натянутым нервам.
— Квартира остаётся тебе. Сыновьям. Живите, — бросил он с барского плеча. — А я начинаю новую жизнь!
Он уже стоял в дверях, на пороге этой новой, манящей жизни. Обернулся. И с какой-то злой ухмылкой, с мстительным блеском в глазах, добавил:
— Теперь ты будешь знать, как без меня жить!
Он думал, что этим ударом он её добьёт. Что она останется раздавленная, униженная, брошенная на произвол судьбы стареющая женщина.
Но Светлана вдруг подняла на него глаза. И в них не было слёз. Лишь какая-то странная, печальная усмешка тронула уголки её губ.
— Иди, Лёша, — сказала она тихо. — Иди.
Он хлопнул дверью. В квартире снова воцарилась тишина. Но теперь она была другой. Не вязкой и гнетущей, а звенящей и пустой. Светлана сидела неподвижно ещё минут десять. Потом встала, подошла к окну. Внизу, во дворе, её бывший муж садился в такси. На переднем сиденье его уже ждала она — молодая, яркая. Инга.
Светлана провела ладонью по холодному стеклу. Боль никуда не делась. Она рвала душу на части. Но сквозь эту боль, как росток сквозь асфальт, пробивалось другое чувство. Чувство горького, но справедливого облегчения.
Игра началась. И он даже не догадывался, что проиграл её, так и не начав.
Первые недели для Алексея и Инги были похожи на затянувшийся медовый месяц. Они сняли уютную квартирку в новостройке, обставили её по последней моде, ужинали в ресторанах, строили грандиозные планы. Инга, тридцатипятилетняя эффектная блондинка с хищным блеском в глазах, была воплощением той самой «новой жизни», о которой мечтал Алексей.
— Лёшик, — мурлыкала она, перебирая каталоги с мебелью. — А зачем нам эта съёмная халупа? Давай продадим твою квартиру, дачу… Купим шикарный пентхаус! И машину мне надо поменять, эта уже не по статусу.
Алексей млел. Вот она, жизнь! Никаких тебе отчётов по расходам, никаких «надо экономить». Он чувствовал себя всемогущим султаном.
— Конечно, солнышко! Всё продадим! Всё для тебя!
Первым делом он решил разобраться с деньгами. Общий счёт, на котором, по его прикидкам, должно было лежать несколько миллионов, был его главной надеждой. Он с важным видом приехал в банк, вставил карточку в банкомат… «Недостаточно средств».
«Сбой какой-то», — решил он и пошел к операционистке.
Молоденькая девушка долго стучала по клавишам, а потом с вежливой улыбкой сообщила:
— Алексей Петрович, на вашем счёте сейчас тысяча двести рублей. Основные средства были переведены в течение последних месяцев.
— Куда переведены?! — взревел он так, что люди в очереди обернулись.
— На счёт, открытый на имя Светланы Игоревны. Вот, у нас есть ваше нотариальное согласие на управление счётом…
Алексей похолодел. Он смутно припомнил, как подписывал какую-то бумажку, не читая. «Для удобства», — сказала тогда Света.
Вылетев из банка, он тут же позвонил риэлтору, с которым когда-то имел дело.
— Срочно продать квартиру на Ленинском! И дачу в Переделкино! По максимальной цене!
Риэлтор обещал всё проверить и перезвонить. Перезвонил он через час. Голос у него был недоумевающий.
— Алексей Петрович, тут какая-то ошибка. Ни квартира, ни дача вам не принадлежат. Собственник по всем документам — Светлана Игоревна. Единоличный.
Мир под ногами Алексея качнулся. Как? Как?! Он же сам, своими руками… Подписывал… Не глядя…
Паника сменилась яростью. Он набрал номер Светланы.
— Ты что устроила?! — заорал он в трубку, не здороваясь. — Ты обокрала меня! Где мои деньги?! Где моё имущество?!
Светлана на том конце провода помолчала, давая ему выдохнуть пар. Её голос был до ужаса спокойным, ровным, как гладь озера в безветренный день.
— Алексей, это мои деньги. Я их копила всю жизнь. И это моя квартира и моя дача. Посмотри документы, если не веришь.
— Я подам в суд! Ты мошенница!
— Подавай, — так же спокойно ответила она. — Все сделки абсолютно законны. У меня есть все дарственные и твои подписи. Помнишь, ты всегда говорил, что не хочешь вникать в бумажки? Вот ты и не вникал.
— Я тебя уничтожу! — хрипел он.
— Удачи, — сказала она и повесила трубку.
В этот момент рядом с ней сидела её лучшая подруга, Надежда. Она приехала сразу, как только узнала о случившемся.
— Ну и фрукт, — покачала головой Надя, слушая обрывки разговора. — Ты молодец, Светка. Просто умница. Не дай ему себя запугать.
— Я и не дам, — твёрдо ответила Светлана, наливая подруге чай. — Я слишком долго боялась. Хватит.
Алексей вернулся в съёмную квартиру почерневшим от злости. Инга встретила его с новым каталогом ювелирных украшений.
— Лёшик, смотри, какое колье…
— Денег нет! — рявкнул он. — Она всё забрала! Всё!
И он, заикаясь и путаясь, рассказал ей о своём полном фиаско. По мере его рассказа лицо Инги менялось. Восторженная улыбка сползла, блеск в глазах потух, сменившись холодным, оценивающим выражением. Она смотрела на него так, как смотрят на просроченный товар.
— То есть… как нет? — процедила она. — Ты же говорил…
— Я думал! Я не знал, что она такая стерва! Но ничего, я её засужу, я…
— Засудишь? — Инга рассмеялась. Сухо, неприятно. — А жить мы на что будем, пока ты будешь судиться? Аренду кто платить будет? Я?
С этого дня их райская жизнь превратилась в ад. Деньги стремительно заканчивались. Инга больше не мурлыкала. Она пилила его с утра до вечера, называя тюфяком, неудачником и старым дураком. Алексей пытался огрызаться, но быстро сдувался. Он и сам чувствовал себя именно таким.
Прошло два месяца. Два месяца унижений, скандалов и безденежья. Алексей похудел, осунулся, на лице залегли глубокие морщины. Он пытался консультироваться с юристами, но все они, изучив документы, лишь разводили руками: «Всё законно. Шансов почти нет. Раздел имущества при разводе? Но делить-то нечего, всё имущество — личная собственность вашей супруги».
Конец был предсказуем. Однажды вечером Алексей вернулся в квартиру и обнаружил, что половины вещей нет. На столе лежала записка, написанная размашистым почерком Инги: «С неудачниками мне не по пути. Прощай, алиментщик». Рядом лежал счёт за аренду за последний месяц. Неоплаченный.
Он сидел на полу посреди полупустой комнаты и тупо смотрел в стену. Всё рухнуло. Карточный домик его «новой жизни» разлетелся от первого же дуновения ветерка реальности. Он потерял всё: жену, семью, дом, деньги, даже ту, ради которой всё это затеял. Осталась только звенящая пустота в карманах и в душе.
Отчаяние — странная штука. Оно заставляет человека совершать самые нелогичные поступки. И Алексей, раздавленный и уничтоженный, сделал единственное, что ему пришло в голову. Он поехал туда. Домой.
Он стоял на знакомой лестничной клетке, перед дверью, в которую входил тысячи раз. Он нажал на звонок. Руки дрожали.
Дверь открыла Светлана. Она изменилась. Посвежела, будто сбросила лет десять. В простой, но элегантной домашней одежде, с аккуратной стрижкой. В глазах — ни капли злобы. Только спокойствие и лёгкая усталость.
Он ожидал чего угодно — криков, упрёков, злорадства. Но её спокойствие обезоруживало.
— Света… — прохрипел он. Голос не слушался. — Светочка, прости меня. Я был таким идиотом. Я всё понял. Она меня бросила, обобрала… Я…
Он замолчал, не в силах подобрать слова. В его глазах стояли слёзы. Настоящие, жалкие слёзы старого, разбитого человека.
— Пусти меня обратно, а? Я всё исправлю, клянусь! Я буду… я буду другим! Мы же… мы же родные люди.
Он сделал шаг вперёд, пытаясь войти. Но Светлана не сдвинулась с места, преграждая ему путь. Она посмотрела на него. Долго. Не как на мужа, не как на предателя. А как на постороннего. Как на ошибку прошлого.
— Алексей, — её голос был тихим, но твёрдым, как сталь. — Ты всегда был безответственным ребёнком. Я это знала и… слишком долго это принимала. А потом просто приняла меры, чтобы защитить себя. Ты сделал свой выбор. И я сделала свой.
Она перевела дыхание и посмотрела ему прямо в глаза.
— Твоего места здесь больше нет.
И не дав ему сказать ни слова, она начала медленно, но решительно закрывать дверь. Он видел, как сужается полоска света, как её лицо исчезает, как остаётся только тёмное дерево. Последнее, что он услышал, был сухой, окончательный щелчок замка.
Всё. Конец.
Алексей остался один. Совсем один. Ему пришлось переехать к троюродной сестре в крошечную однушку на окраине города. Его пенсии едва хватало на еду и оплату коммуналки. Иногда он звонил сыновьям, но они отвечали холодно и односложно, не желая слушать его жалобы на жизнь. Он стал тенью самого себя, невидимым стариком, которого жизнь одним щелчком выбросила на обочину.
А Светлана… Светлана расцвела.
Первым делом она сделала в квартире ремонт, о котором мечтала много лет. Выбросила старое продавленное кресло Алексея, переклеила обои, повесила новые, лёгкие шторы. Дом вздохнул свободно.
Потом она продала дачу, которая хранила слишком много и хороших, и плохих воспоминаний. На вырученные деньги и часть сбережений она купила себе небольшую, но шуструю иномарку. Ту самую, от покупки которой Алексей её всегда отговаривал: «Зачем тебе? Я же вожу!»
Она записалась на курсы итальянского языка и в студию акварельной живописи. Она начала путешествовать. Сначала с подругой Надей в санаторий, потом — в маленький тур по Италии. Она гуляла по улочкам Рима, ела джелато, щурилась на яркое солнце и впервые за много лет чувствовала себя не чьей-то функцией, а просто собой. Свободной. Счастливой.
Однажды, когда она вернулась из очередной поездки, её встречал старший сын. Он помог донести чемодан, а потом, в прихожей, вдруг остановился и посмотрел на неё с удивлением и нежностью.
— Мама, — сказал он. — Ты так изменилась. Словно расцвела!
Светлана улыбнулась. Не печальной усмешкой, как в тот вечер, когда ушёл Алексей, а по-настоящему. Широко и светло.
— Просто я наконец-то начала жить для себя, сынок.
Она знала, что Алексей иногда звонит, но не брала трубку. Не из злости. Просто ей было нечего ему сказать. Их истории закончились. Его — бесславно и жалко. А её… её история только начиналась. И впереди было ещё так много интересных глав.