Глава 70
Внезапно ощутив, как по спине пробежал холодок, а сердце словно пропустило удар, полковник Дорофеев понял: его вот-вот обнаружат. Промедление было смерти подобно. Он принял единственно верное, как ему показалось в тот момент, решение: плавно вытащил из-под куртки свой верный ТТ, очень тихо сдвинул флажок предохранителя, решительно поднялся во весь рост и, не таясь, направился к бревенчатому крыльцу. Каждый шаг отдавался гулким стуком в ушах.
Он подошёл к нему в тот самый момент, как грубо сколоченная дверь с натужным скрипом распахнулась, и на пороге показался бородатый Андрон с двустволкой в мозолистых руках. Инстинкты мужчин, отточенные десятилетиями службы у одного и охоты у другого, сработали безукоризненно. Почти одновременно, разрывая утреннюю тишину, громыхнули два выстрела.
Только вот положение в пространстве у стрелков было разное, и это решило исход короткой дуэли. Алексей Иванович, уже начиная давить на тугой спусковой крючок, сделал резкий шаг в сторону, уходя с линии огня. Староверу же, зажатому в узком дверном проёме, деваться было совершенно некуда: он привык, что дичь если и нападает, то не сразу, молниеносно.
Пуля полковника, выпущенная из ствола ТТ, ударила старовера в предплечье, с силой отбрасывая назад, в сени. А мощный заряд крупной дроби, предназначенный Дорофееву, промчался по воздуху рядом с его головой и с яростью впился в камни и сухой песок у фундамента, выбив сноп искр.
Инерция от резкого движения увлекла полковника за собой. Он пошатнулся, едва не упав, но в последнее мгновение успел выставить вперёд левую руку и упереться в шершавую стену сруба. Быстро развернувшись, снова взял на мушку пошатнувшегося Андрона и громко властно крикнул:
– Не двигаться! Полиция!
Старовер, впрочем, и не думал бежать. Он с глухим стоном выпустил из ослабевших рук тяжёлое ружьё, которое с грохотом ударилось о дощатый пол. Зажмурившись от пронзившей тело боли, сжал рану на предплечье правой ладонью, пытаясь остановить кровь, уже пропитавшую грубую ткань плаща.
– Сюда иди! – приказал Дорофеев. Адреналин всё ещё бурлил в крови, заставляя сердце колотиться где-то в горле. «Совсем отвык я от подобных приключений, пора на покой», – с досадой мелькнуло в голове.
Ни слова не говоря, Андрон, морщась, сошёл с крыльца и встал напротив. Его лицо, обычно суровое и непроницаемое, исказила гримаса боли. Алексей Иванович продолжал держать его под прицелом, направив тёмный ствол пистолета прямо в грудь.
– Кто ещё в доме? Оружие есть? – отрывисто спросил полковник, переводя дух.
– Старец Исихий и ещё двое стариков, – хрипло ответил старовер. – Безоружные все.
– Не дёргайся, – предупредил Дорофеев, в два шага приблизившись к Андрону. Одним быстрым, отработанным движением он вытащил у него из-за пазухи массивный охотничий нож в грубо сшитом кожаном чехле и отбросил его в сторону. «Сейчас бы надеть на него браслеты, – пронеслось в голове. – Но откуда им тут взяться?» Полковник мысленно выругал себя за то, что не продумал этот момент. Раньше всегда носил с собой наручники, но на пенсии расслабился. Тут же нашлось и оправдание: ну какой бывший оперативник на заслуженном отдыхе будет таскать с собой спецсредства?
Его взгляд упал на широкий сыромятный ремень, стягивавший штаны Андрона.
– Снимай ремень! – приказал он.
Старовер лишь презрительно дёрнул щекой и кивнул на свою простреленную руку. Мол, не видишь? Полковник, не опуская оружия и уперев ствол ТТ в бок пленника, чтобы тот даже не подумал дёрнуться, сам ловко расстегнул пряжку, вытянул ремень, а потом быстро завёл Андрону руки за спину и туго стянул запястья. Пленный зашипел от новой вспышки боли. Не обращая внимания, Дорофеев вытащил из кармана носовой платок, скрутил из него подобие жгута и перетянул предплечье старовера выше раны. Судя по аккуратному входному и более широкому выходному отверстию, ранение было сквозным и, к счастью, не задело кость.
– Иди к сараю, вон туда. Сядь и жди. Увижу, что пытаешься сбежать, – пулей догоню, – жёстко пригрозил Дорофеев, кивнув в сторону поленницы.
Старовер молча, сгорбившись, побрёл в указанное место и тяжело опустился на толстое сосновое бревно, приготовленное к распилу. Алексей Иванович тем временем подобрал брошенное ружьё, привычно закинул его на плечо и, стараясь ступать как можно тише, двинулся в дом. Под его ногами жалобно скрипели старые половицы. В воздухе стоял густой, смешанный запах пыли, сушёных трав, развешанных под потолком, и церковного ладана.
Полковник миновал тёмные сени и, затаив дыхание, медленно, опасаясь засады, приоткрыл следующую дверь. Внутри, как он и предполагал, оказалась просторная горница, грубо поделённая дощатой перегородкой. Справа белела большая русская печь с лежанкой. В первой половине комнаты он заметил человека в тёмном монашеском одеянии, которое смутно напоминало те, что носят монахи на Соловках. Но это было иным: вместо обычной скуфьи голову покрывал островерхий капюшон-камилавка, а сама ряса была богато расшита алыми, бросающимися в глаза символами – восьмиконечными крестами, витиеватыми надписями на церковнославянском и какими-то незнакомыми знаками.
Человек в рясе стоял спиной к вошедшему, обратившись к большому домашнему иконостасу в красном углу, где одиноко теплилась лампада. Он что-то неразборчиво, но напевно бормотал, очевидно, творя молитву. Мерцающий огонёк едва выхватывал из полумрака тёмные, почти чёрные от времени лики святых на иконах. Судя по всему, образа были очень старыми: доски, служившие им основой, от времени и перепадов влажности заметно выгнулись дугой.
– Меня зовут полковник полиции Дорофеев, – громко и чётко представился Алексей Иванович, держа незнакомца на мушке. Голос его гулко разнёсся по бревенчатым стенам. – Медленно обернись. И руки так, чтобы я их видел!
Человек в рясе замолчал на полуслове и неторопливо развернулся. Перед Дорофеевым оказался седовласый старик с длинной, до пояса, бородой и лицом, испещрённым густой сетью глубоких морщин. Его глубоко посаженные глаза смотрели с тем особенным, горящим изнутри выражением, которое встречается только у людей, фанатично преданных своей идее. В этом взгляде читалось презрение ко всем, кто не разделял их веры, кого они считали то ли еретиками, то ли глупцами, а чаще всего – и теми, и другими сразу.
– Назовись, – потребовал Дорофеев, не опуская пистолета.
– Раб божий Исихий, – спокойно, с достоинством представился старец.
– Печерские где? – без предисловий задал полковник самый важный для него вопрос.
– Не ведаю, о ком ты говоришь, сын мой.
– Мария и Родион Печерские, пенсионеры. По моей информации, они должны находиться здесь, – повторил Алексей Иванович, стараясь говорить как можно убедительнее. – Лучше признайся, куда их спрятал. Иначе всё будет гораздо хуже. Сядешь по сто двадцать шестой, часть третья. Это похищение группы лиц по предварительному сговору, до пятнадцати лет лишения свободы. Или вплоть до пожизненного, если они погибли.
– Заблуждаешься, сыне: не знаю я никаких Печерских, – упрямо, с ноткой превосходства в голосе повторил Исихий.
Полковник от досады только зубами скрипнул. Ну что за упёртый народ эти староверы! Ну, или кто этот самый старец.
– Во второй половине дома кто?
– Послушники мои. Страждущие души. Помогаю им лечить телесные и душевные недуги словом Божьим, покаянием и усердной молитвой, – ответил старец.
– Иди туда. Медленно! И без фокусов!
Исихий с видом полнейшего смирения и даже некоторой театральности прошёл в смежную комнату.
– Дальше отойди! К стене! И руки, чтобы я их видел!
Старец беспрекословно выполнил приказ и, встав у стены, демонстративно взялся за большой наперсный крест, висевший на его груди. Дорофеев шагнул следом, внимательно осматриваясь. Ставни на окнах здесь тоже были плотно закрыты, и единственным источником света была ещё одна тусклая лампадка в углу. Запах стоял тяжёлый, спёртый. К уже знакомым ароматам сушёных трав и ладана примешивался какой-то неприятный, кисловатый дух болезни и немытого тела.
Полковник достал из кармана мощный тактический фонарик и включил его. Яркий луч пронзил полумрак, осветив две простые деревянные кровати. На одной, съёжившись, сидела незнакомая старушка в тёмном платке, на другой под грубым одеялом лежал старик и хрипло, с присвистом дышал. Судя по землисто-зеленоватому цвету лица и запавшим глазам, он был очень тяжело болен. Между кроватями стояла колченогая тумбочка, заставленная какими-то глиняными чашками с остатками отваров и заваленная грязными тряпицами.
– Вы кто? Как вас зовут? – спросил полковник старушку, которая испуганно смотрела на него, щурясь от резкого света.
– Раба божия Неонила, – тихо, почти шёпотом ответила она.
– А его? – ствол пистолета, который Дорофеев решил пока не убирать, указал на больного старика.
– Павел... муж мой.
– Что вы здесь делаете?
– Пришли к старцу Исихию... чтобы помог супругу моему исцелиться. Хворает он сильно, врачи отказались, – срывающимся голосом сказала старушка.
– Вы ещё кого-нибудь здесь видели? Кроме Андрона, который на входе был.
– Андрон только, он помогает отцу Исихию по хозяйству…
– Нет, я про других. Пожилые мужчина и женщина, может, чуть моложе вас. Их фамилия Печерские. Мария и Родион.
– Нет, здесь только мы с Пашенькой, – испуганно покачала головой старушка.
«И что мне теперь, обыск тут устраивать? – с досадой подумал Дорофеев. – Ордера нет, прав на это не имею. Да и доказательств, что Печерские здесь, никаких». Но интуиция подсказывала, что уходить просто так нельзя. Совесть потом замучает, если с разыскиваемыми людьми что-то случится.
– Здесь подвал есть? – спросил Дорофеев, не сводя глаз со старца.
– Погреб, что ли? – с деланым безразличием поинтересовался Исихий. – Есть, конечно. В сенях. Пойдём, покажу, коль не веришь.
Алексей Иванович, держа пистолет наготове, проследовал за старцем обратно в полумрак сеней. Тот подошёл к стене и молча указал на массивный дощатый люк в полу с грубо вбитым в него ржавым металлическим кольцом.
– Открывай, – коротко потребовал полковник.
– Нет, уважаемый, не могу, – отрицательно покачал головой Исихий, и в этот момент в душе полковника что-то ёкнуло. Интуиция кричала, что здесь нечисто. – Стар я для таких дел. Оступлюсь ещё, кости переломаю. Хрупкие они с годами стали, как сухие ветки.
– А как же «Господь управит»? – не удержался от едкой иронии Дорофеев. Он терпеть не мог тех, кто подменял официальную медицину сомнительными снадобьями, знахарскими отварами и молитвами. За годы службы он насмотрелся на тех, кто, понадеявшись на «народных целителей» и «святых старцев», слишком быстро отправлялся на тот свет.
Старец на этот выпад ничего не ответил, лишь поджал губы.
– Ладно, я сам. Отойди вон туда, к стене, – он кивнул на вбитые в стену кривые гвозди, служившие вешалкой. – И не двигайся.
Исихий послушно отошёл. Дорофеев, не убирая пистолет в кобуру, ухватился левой рукой за холодное кольцо и потянул. Люк, обросший паутиной, поддался на удивление легко, со скрипом отворился, и из тёмного провала пахнуло сыростью, землёй и плесенью. Вниз вела шаткая деревянная лестница. Полковник, подсвечивая себе путь фонариком, осторожно спустился на несколько ступеней, заглянул в подпол. Яркий луч выхватил из темноты длинные полки вдоль стен, на которых стояли покрытые толстым слоем пыли разнокалиберные стеклянные банки. Алексей Иванович разглядел ряды с консервированными помидорами и огурцами, банки с вареньем, какие-то мешки с корнеплодами. Больше в погребе ничего не было. Он поднялся наверх, с грохотом захлопнул люк и повернулся к старцу:
– Пошли посмотрим, что у тебя во дворе.
– Ну пошли, раз ты такой Фома неверующий, – со вздохом, полным вселенской скорби, произнёс Исихий.
Когда они вышли на улицу, щурясь от дневного света, Андрон, сидевший на бревне, тут же вскочил при виде старца:
– Как вы, отче?! Он вас не тронул?
– Всё хорошо, сын мой. Ох, ты ж… он ранил тебя? – голос Исихия из смиренного мгновенно стал жёстким и суровым.
– Пустяки, навылет, – отмахнулся старовер, хотя лицо его было бледным.
Исихий злобно зыркнул на Дорофеева и прошипел сквозь зубы что-то явно неприятное, похожее на проклятие. Алексей Иванович не расслышал, да и не хотел. Он заставил старца обойти все строения на участке: покосившийся сарай, баню, дровяник, даже туалет. Нигде никого. Лишь после этого полковник разрешил Исихию подойти к Андрону и, обращаясь к обоим, сказал примирительно:
– Я сейчас уйду. Прошу прощения, что так вышло. Надеюсь, без обид?
– Господь простит, – холодно ответил старец, всем своим видом показывая, что он-то прощать не намерен.
– Ружьё верни, – потребовал Андрон, сверля полковника взглядом.
– Оставлю в скиту у настоятеля Пантелеимона, заберёшь, – отрезал Дорофеев. Он не доверял этому бородачу. Мало ли, что тому в голову взбредёт после его ухода? Оставалось надеяться, что другого огнестрела у них нет. Хотя вряд ли – обстановка тут была более чем скромная, не до арсеналов. Даже старенький генератор, обнаруженный в сарае, стоял с сухим баком. «Как они тут вообще выживают? – пронеслось в голове у полковника. – Ни холодильника, ни плиты, ни света. Позапрошлый век какой-то!» Но вдаваться в подробности быта местных отшельников ему было совершенно недосуг.
Он развернулся и, не оглядываясь, пошёл прочь с хутора, чувствуя на спине два злых, тяжёлых взгляда. На этот раз он двигался открыто, не таясь, и довольно скоро вышел к месту, где его должен был ждать монах Никодим. Тот, к радости Алексея Ивановича, оказался на месте, тут же вернул ему часы и буквально засыпал вопросами.
Дорофеев вкратце рассказал, что внутри действительно находится пожилая пара, и Исихий, похоже, «лечит» старика, проводя над ним какие-то свои ритуалы. То ли церковные, то ли знахарские. При этих словах Никодим испуганно перекрестился.
– А что за стрельба была? Я слышал, так испугался! – поинтересовался он.
– Да это Андрон пытался из меня дуршлаг сделать, но промахнулся, – хмыкнул Алексей Иванович. – Зато я ему шкурку немного подпортил.
– Убили?! – в ужасе прошептал монах, округлив глаза.
– Господь с вами! – почти на местном «наречии» ответил полковник. – Говорю же: ранил слегка. В предплечье. Ничего страшного, оклемается.
На это Никодим ничего не ответил, но сам факт, что на тихих Соловках произошла настоящая перестрелка, его явно взбудоражил до глубины души. «Представляю, какими жуткими подробностями теперь обрастёт это происшествие среди монашеской братии», – мысленно усмехнулся Дорофеев. Но тут же улыбка сошла с его лица, и он глубоко задумался. Конечно, хорошо, что удалось уйти невредимым. Хорошо, что он проверил это странное место. Но, к сожалению, главный вопрос так и остался без ответа: «Где же всё-таки Печерские?!»