Глава 69
Доктору Соболеву до судорог не хотелось садиться в одну машину с Жигуновым и Комаровой. Сама мысль о том, чтобы несколько часов подряд быть невольным зрителем их слащавого флирта, вызывала почти физическое отторжение. Но выбора не было. Пришлось молча забраться в дребезжащую «таблетку», оставляя позади гостеприимное село Перворецкое, воспоминания о котором теперь оказались безнадёжно испорчены.
Аграфена Кузьминична, провожая их, сунула в руки Дмитрия тёплый, пахнущий домом и заботой свёрток с пирожками. Она специально для этого поднялась затемно и, стараясь не скрипеть половицами, тихонько возилась на кухне, пока за тонкой стенкой не утихали вздохи и приглушённый смех молодых мужчины и женщины, которые не давали спать друг другу почти до самого утра.
Для бывшей медсестры, видевшей и жизнь, и смерть, происходящее не было чем-то из ряда вон выходящим. Жизнь коротка, а молодость ещё короче, особенно здесь, где каждый день может стать последним. Доктор Жигунов ей ещё в прошлый раз, под настроение, признался, что официально не женат. Да, есть дети где-то там, в далёком Саратове, но он же не монах. Мужчина молодой, видный, кровь играет. Аграфена Кузьминична, ловко защипывая края пирожков, вспомнила себя в его годы и тихонько хмыкнула. Ох, сколько же парней за ней увивалось! Скольким она головы вскружила, пока не встретила своего единственного.
Да и доктор Комарова ей приглянулась. Интеллигентная, красивая, и что важно – колечка на пальце нет. За ужином ни словом не обмолвилась, что сердце её занято. Аграфена Кузьминична рассудила по-житейски просто: двое молодых, симпатичных людей, заброшенных судьбой в это суровое место – отчего бы им и не утешить друг друга? Поэтому она постаралась не вслушиваться в ночную возню, а потом и вовсе встала, когда часы показали пять минут шестого, и поспешила к плите.
Всю дорогу Дмитрий напряжённо молчал, уставившись в окно на проносящиеся мимо унылые, выжженные солнцем пейзажи. Внутри всё кипело. Ему отчаянно хотелось вытащить Жигунова из машины, отвести в сторонку и, глядя в его бесстыжие глаза, высказать всё, что он думает о нём и его «подвигах». Но что это изменит? Гардемарин, как блудливый кот, вернулся на свою привычную тропу, нашёл новую жертву и прилип к ней, как муха к… Сравнение получилось настолько мерзким и дурно пахнущим, что Соболев даже кашлянул, прогоняя его. «Ничего это не изменит, – с горечью подумал он. – Остаётся только наблюдать и ждать, когда он снова покажет свою гнилую натуру».
Его мучил вопрос: а Комарова? Она вообще понимает, с кем связалась? Знает ли, что у этого бабника есть гражданская жена и двое детей? Что после окончания контракта он, как ни в чём не бывало, вернётся в Саратов, в свою квартиру, где его семья живёт фактически на птичьих правах? Он ведь единственный собственник. Хотя... Дмитрий нахмурился. Выписать несовершеннолетних детей по закону почти невозможно, если им негде больше жить. Даже если отец – единственный собственник, а дети просто прописаны, суд, скорее всего, встанет на их сторону, ведь расторжение брака родителей не лишает ребёнка права на жильё. Но разве Жигунова когда-то волновали подобные «мелочи» и юридические тонкости? От этих мыслей у Дмитрия запульсировало в висках.
До госпиталя добрались без приключений. Соболев, не проронив ни слова, выскочил из машины и поспешил в штаб, к подполковнику Романцову, чтобы доложить о поездке. Тот выслушал сухой отчёт, покивал и вдруг расплылся в широченной, довольной улыбке.
– Дима, а у меня распрекрасная новость!
– Слушаю внимательно, Олег Иванович.
– Сегодня из штаба группировки приедут. Будут награждать!
– Кого?
– Наш госпиталь разумеется! И меня тоже, – подполковник задорно подмигнул, словно озорной мальчишка, которому подарили новую игрушку.
– Отлично! – через силу выдавил улыбку Дмитрий, хотя на душе от поведения Жигунова было так гадко, что хотелось вымыть руки.
– После церемонии – банкет в столовой. В узком кругу, так сказать. Я уже обо всём распорядился. Посидим, отдохнём как следует. Мы заслужили.
– Хорошо. Во сколько награждение?
– В шесть вечера. Построение на плацу, всё как положено, ну, ты знаешь.
Дмитрий кивнул и направился в свой жилой модуль. Принял холодный душ, пытаясь смыть с себя дорожную пыль и липкое чувство омерзения. Переоделся в чистое. Только он собрался идти в хирургический корпус, чтобы занять себя работой, как со смены вернулась Катерина. Она подошла, молча обняла его, поцеловала и, заглянув прямо в глаза, сразу спросила:
– Ну, как съездили? Как эти двое?
Дмитрий тяжело вздохнул. Ему не хотелось говорить, но и врать Кате он не мог.
– Они стали любовниками. Это было… очевидно и довольно гадко.
Доктор Прошина неожиданно крепко выругалась. Шёпотом, но слова прозвучали так зло и грязно, что у Соболева, который никогда не слышал от неё ничего подобного, невольно свело скулы.
– Прости, – выдохнула Катерина, заметив его реакцию. Её лицо стало жёстким, а в глазах появился холодный блеск. – Вырвалось. Больше не повторится.
Хирург молча кивнул, обнимая её крепче. Он чувствовал, как напряжены женские плечи.
– Просто я… я ненавижу предателей, – тихо, но с невероятной, ледяной яростью в голосе сказала она. – Всей душой ненавижу. Тех, кто врёт в глаза, кто предаёт доверие.
– Я тоже, Катя, – так же тихо ответил он. – Я тоже.
Они постояли так ещё минуту, и Дмитрий понял, что сегодняшний «праздничный» банкет превратится для них обоих в настоящее испытание. Сидеть за одним столом с Жигуновым и его новой пассией, зная всё это, будет невыносимо.
***
Ровно без десяти шесть, когда весь личный состав прифронтового госпиталя за исключением занятых с ранеными был построен на небольшой площадке, накрытой маскировочной сетью (те, кто прежде служил в армии, привычно называли это место плацем, хотя здесь никто строем не маршировал и песни в строю не исполнял), прибыла небольшая колонна: броневик в сопровождении двух БТРов охраны.
Из него вышел заместитель командующего в звании генерал-майора и сопровождавшие его двое полковников – видимо, помощники. Они поздоровались с Романцовым, затем руководитель делегации обратился к собравшимся, произнёс короткую речь. После началось награждение. Ордена и медали получили четырнадцать человек, – исключением не стал даже майор Прокопчук, который особенно ничего и не сделал, разве что подсуетился, переговорив кое с кем в штабе, – и лишь в самом конце, видимо для придания событию пущей торжественности, высокопоставленный военный вручил Романцову погоны полковника и орден «За военные заслуги» – «За образцовое выполнение служебных обязанностей, высокие личные показатели в служебной деятельности и профессиональной подготовке…»
Олег Иванович в этот момент был, похоже, самым счастливым человеком на всей планете. Наконец-то сбылась его давняя мечта стать настоящим полковником! Улыбка не сходила с его лица, он сиял, как новенькая монета, думая лишь о том, как бы поскорее позвонить домой и сообщить приятную новость, которая, как он был уверен, вскоре благодаря супруге станет известна всей Тульской области. Вот пусть тогда хоть кто-нибудь попробует сказать про него дурное слово!
Доктор Комарова также присутствовала, стоя в отдельной группе гражданских специалистов госпиталя. Пришла на торжественное построение ради любопытства. Стало интересно, кого наградят из новых коллег. Но когда увидела, кто вышел из броневика и направился к начальнику госпиталя, побледнела и сильно напряглась. Ей захотелось поскорее покинуть мероприятие, скрыться где-нибудь, но теперь это было поздно: зря встала в первом ряду.
Максимум, что она могла теперь сделать, – это опустить голову и стараться не смотреть в сторону того человека, который теперь зачитывал наградные листы и раздавал награды. Она вздрагивала от звуков его голоса, мечтая лишь о том, чтобы всё это поскорее закончилось, и тот человек её не заметил. Она облегчённо выдохнула, когда последние слова были произнесены, и генерал-майор в сопровождении полковников направился к броневику. Бросила на него взгляд… и тут же осеклась: в ту же секунду военный посмотрел на неё. Остановился, поднял брови, а потом что-то тихо спросил у Романцова.
– Есть! – отчеканил тот и призывно помахал Комаровой: – Ольга Николаевна! Подойдите, пожалуйста! Товарищ генерал-майор просит!
У женщины всё замерло внутри. Теперь захотелось провалиться под землю. Но деваться было некуда, и ноги сами понесли к высокопоставленному офицеру. Она подошла, встала напротив и сказала:
– Здравствуйте.
– Это наша Ольга Николаевна, сердечно-сосудистый хирург, прекрасный специалист. Да, гражданский, – уточнил Олег Иванович. – Прибыла к нам совсем недавно, но уже успела себя отлично зарекомендовать. В первый же день спасла бойца с тяжёлым ранением сердца. Если и дальше так будет работать, стану ходатайствовать…
– Ну здравствуй, дочка, – произнёс генерал-майор, глядя в глаза Ольге Николаевне.
Романцов осёкся и замолчал, растерянно переводя взгляд с одного на другого.
– Здравствуй, папа, – ответила доктор Комарова.
– Не ожидал тебя здесь найти.
Врач промолчала.
– Ладно, потом поговорим, – сухо сказал генерал-майор, сел в машину и уехал.
Романцов, проводив колонну изумлённым, почти испуганным взглядом, медленно повернулся и вопросительно посмотрел на доктора Комарову, которая стояла бледная, как полотно. Он открыл рот, чтобы что-то спросить, но так и не успел: к ним, сияя, подошёл Жигунов, уже предвкушавший и банкет, и продолжение приятного знакомства. Увидев напряжённые, окаменевшие лица, он мгновенно стёр с лица улыбку.
– Что случилось? – спросил озадаченно, переводя взгляд с начальника на Ольгу.
– Всё нормально, – отрезала Комарова ледяным тоном, не глядя на него, и резким движением развернувшись, почти убежала в сторону хирургического блока.
Начальник госпиталя только плечами пожал, провожая её растерянным взглядом. Ему отчаянно хотелось поделиться с кем-нибудь шокирующей новостью, но он побоялся. Рассказывать Жигунову о том, что его новая пассия – дочь замкомандующего, было бы верхом неосмотрительности. Мало ли что.
Банкет, несмотря на внезапный отъезд генерала, всё же состоялся и прошёл на удивление хорошо для большинства присутствующих. Романцов, быстро оправившись от шока и решив пока не думать о последствиях, откровенно радовался новому званию и долгожданному ордену. Майор Прокопчук с важным видом пристраивал к своей коллекции ещё одну медаль. Остальные награждённые тоже веселились, принимая поздравления.
И только хирурги сидели с постными, мрачными лицами, словно на поминках. Соболев и Прошина демонстративно старались в сторону Жигунова и Комаровой, расположившихся рядом напротив, даже не смотреть. Их показное отчуждение создавало вокруг стола зону ледяного напряжения. Гардемарин весь вечер, как ни в чём не бывало, пытался развеселить свою соседку: подливал в бокал сок, рассказывал анекдоты, пытался взять её за руку. Но Ольга оставалась холодной и непроницаемой, как мраморная статуя, отвечая односложно и глядя в свою тарелку.
– Кажется, поссорились, – прошептал Дмитрий, с нескрываемым злорадством оценив происходящее.
– Интересно бы узнать, из-за чего, – так же шёпотом ответила Екатерина Владимировна, внимательно наблюдая за парой. – Неужели наш ловелас всё-таки признался о своей семье в Саратове?
– Не думаю, – хмыкнул Соболев. – Он бы тогда не был таким галантным и услужливым. А теперь посмотри, как увивается, словно провинившийся щенок.
– Может, ляпнул что-то не то по глупости, вот и пытается вину загладить, – предположила Катерина. – У него это хорошо получается.
– Катя, пойдём отсюда? – предложил Соболев, которому стало физически тошно от этого фарса. – Не могу больше на это смотреть.
Доктор Прошина с явным облегчением и радостью согласилась. Они поодиночке, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, незаметно покинули этот «праздник жизни».
Вскоре и доктор Комарова, почувствовав себя совсем неуютно под градом взглядов и попыток Жигунова её развлечь, поднялась. Пожелав всем хорошего вечера, она твёрдым шагом направилась к выходу. Гардемарин, озадаченный и раздосадованный её странным поведением, поспешил следом. Он рассчитывал проводить Комарову и, возможно, провести ещё некоторое время вдвоём, но Ольга Николаевна решительно направилась прямиком в женский жилой модуль, даже не замедлив шага.
– Оля, что происходит? – догнав её у самого входа, спросил доктор Жигунов. – Весь вечер была сама не своя. Что случилось? Генерал нахамил? Скажи мне, я разберусь!
– Всё в порядке, Денис, – холодно, с нажимом ответила доктор Комарова, впервые за вечер посмотрев ему прямо в глаза. Во взгляде её была такая усталость и холод, что Жигунов невольно отступил на шаг. – Я очень устала и хочу спать. До завтра.
Она развернулась и скрылась за дверью, оставив Гардемарина в полной растерянности и смутной тревоге. Он ещё постоял немного, глядя на закрытую дверь, пытаясь понять, что же сделал не так. Но ответа не было.