Рубиновый венец 11
Георгий дрожащими руками открыл шкатулку с фамильными драгоценностями. Диадема сверкала рубинами даже при тусклом свете свечи. На внутренней стороне была золотая надпись: «Пламя не угаснет, пока живо имя».
— Сколько же ты стоишь? — прошептал он. — Тысяч пятьдесят серебром, не меньше... Да еще серьги. Поменьше в цене, но тоже целое состояние.
Этих денег хватило бы, чтобы покрыть долг и ещё осталось бы на новую игру. Может, наконец-то повезёт?
Рука потянулась к диадеме, но остановилась на полпути. В голове зазвучал голос покойного отца: «Это святыня рода, Георгий. Кто продаст ее, накликает на себя несчастья».
— Нет, — сказал он вслух. — Не могу. Если продам, предки не простят. И Машенька всю жизнь будет мучиться.
Он закрыл шкатулку и поставил её на место. Лучше долги, лучше разорение — но только не святотатство. А если посчастливится сгинуть с этого света, так пусть тогда наследница продает. Он оставит ей такой выбор. Хотя, Марию жалко. Он знал, что кроме этих ценностей есть еще одна шкатулка. О ней тоже было принято не распространяться. Несколько алмазных камешков лежали в бархатном мешочке. Неприкосновенный запас, на который Георгий так же наложил табу. Пока удавалось себя сдерживать
Он достал из буфета бутылку горькой, налил полный стакан. Выпил залпом, потом ещё один. Жидкость обжигала горло, но не облегчала душевную боль.
«Что же делать? — думал он. — Как жить дальше?»
Но ответа не было. Только пустота и отчаяние.
Утром к Георгию пришёл Савелий Кузьмич — управляющий, который ещё помнил времена его отца.
— Барин, из банка приехали. Говорят, проценты платить надо. Вы можете заложить ещё одно имение.
— Какое имение? — удивился Георгий. — Всё уже заложено.
— Забыли, что ли? Есть ещё Борисовка. Небольшая деревенька, дальняя. Всего сто душ.
Георгий вспомнил. Борисовка — крошечное имение, доставшееся ему от тётки. Он и думать о нём забыл.
— А много дадут?
— Да не больно. Земля не ахти какая, крестьяне бедные. Но проценты даже вперед покроют
— Всё равно деньги. Оформляй заклад.
Маша играла в углу кабинета с куклой — единственной игрушкой, которая у неё осталась. Она слышала разговор взрослых, но не понимала, что отец лишает её последнего наследства.
— А что такое заклад? — спросила она.
— Это, барышня, когда имение отдаёшь в банк, а деньги берёшь, — объяснил Кузьмич. — Потом нужно выкупить.
— А если не выкупишь?
— Тогда имение становится банковским.
Маша нахмурилась: — Получается, мы станем бедными?
Георгий отвернулся к окну: — Не бедными, дочка. Просто... не такими богатыми.
Кузьмич покачал головой.
— Это всё, что осталось, барин. Больше закладывать нечего.
— Понял, — коротко ответил Георгий.
Когда управляющий ушёл, Маша подошла к отцу: — Папа, а почему ты всё продаёшь?
— Долги нужно отдавать, Машенька.
— А почему появились долги?
Георгий не знал, что ответить. Как объяснить ребёнку, что он проиграл в карты всё семейное состояние?
— Так получилось, — сказал он наконец.
— А мама знала о долгах?
— Знала. И очень переживала.
Маша задумалась: — Она же просила тебя больше не играть?
— Просила.
— А ты обещал?
— Обещал...
— Но не сдержался?
Георгий посмотрел на дочь. В её глазах не было упрёка — только печаль и недоумение.
— Не сдержался, Машенька. Виноват я.
Девочка подошла и обняла отца.
— Ничего, папенька. Может быть, ещё всё наладится.
Георгий прижал дочь к себе и подумал: «Если и стоит бороться с этой проклятой страстью, то только ради неё».
В начале ноября у дома остановилась дорогая карета, запряжённая четвёркой вороных. Кучер в ливрее спрыгнул с козел и открыл дверцу. Из кареты вышел дородный мужчина в модных сапогах.
Семен доложил барину.
— К вам гость приехал. Федором Яковлевичем Касьяновым назвался. Себя родственником называет.
Георгий нахмурился. Этого родственника он помнил смутно — кажется, троюродный брат. Из купеческого сословия.
Фёдор Яковлевич вошёл в дом с широкой, но фальшивой улыбкой: — Георгий Петрович, сердечно приветствую! Давно хотел навестить родственника.
— Милости просим, — сухо ответил Георгий.
Гость внимательно осматривал обстановку. Его хищные глаза подмечали каждую деталь: пустые рамы от картин, следы от проданной мебели на стенах.
— Слышал, дела идут неважно, — сочувственно покачал головой купец. — Времена нынче тяжёлые для дворянства. Может, чем помочь?
— Спасибо за добрые слова, — холодно ответил Георгий.
В это время в гостиную вошли Маша с Варварой. Девочка хотела поклониться гостю, но Варвара инстинктивно заслонила её собой.
— А это, чай, ваша дочка? — заискивающе улыбнулся Фёдор Яковлевич. — Красавица растёт! Вся в покойную матушку.
— Поклонись дяде, Машенька, — велел Георгий.
Маша присела в реверансе: — Здравствуйте, дядюшка.
— Здравствуй, милая племянница. Вот тебе гостинец.
Он протянул девочке коробку конфет. Маша взяла, но прижалась к няне.
— Что ж, образованием, чай, занимаетесь? — продолжал расспросы гость. — Учитель есть?
— Есть, — коротко ответил Георгий.
— Это похвально. Барышня должна быть образованной. А приданое, небось, готовите?
Варвара насторожилась. Зачем купцу спрашивать о приданом?
— Рано ещё думать о приданом, — ответил Георгий.
— Да что вы! Время быстро летит. Глядишь, и замуж выдавать пора будет.
Фёдор Яковлевич хитро прищурился.
— А фамильные сокровища, чай, целы? Помню, ваш батюшка рассказывал про старинную диадему. От самой императрицы Екатерины, говаривал он.
Георгий помрачнел.
— Что касается фамильных ценностей, то это наше семейное дело.
— Да полно вам! Я же не чужой. Мы с вами из одного рода, хоть и по боковой линии.
— Тем не менее, — твёрдо сказал Георгий.
Купец понял, что прямо он не скажет. Но главное уже ясно: диадема в доме.
После обеда разговор зашёл о семейной истории. Фёдор Яковлевич с показным интересом расспрашивал о предках.
— Дед ваш, царство ему небесное, верно служил государю, — говорил он. — И награды получал высокие. Небось, и драгоценностями от государей жаловали?
— Бывало, — осторожно ответил Георгий.
— А та знаменитая диадема? Слышал, будто сама Екатерина Великая пожаловала её за боевые заслуги?
— Слышали всякое. Не всё правда.
— Да уж, молва — дело хитрое, — согласился купец. — А всё-таки интересно — цела ли семейная реликвия? В такие трудные времена многие идут на крайние меры...
Георгий резко поставил стакан на стол.
— Если хотите знать прямо, диадема цела. И продавать я её не собираюсь. Никогда. Лучше я с голоду умру.
— Да что вы, Георгий Петрович! — замахал руками гость. — Я и подумать не мог, что бы советовать продать. Родовая святыня — дело святое.
Но в его глазах мелькнуло торжество. Главное он еще раз удостоверился — сокровище в доме.
— А где же хранится такая драгоценность? — как бы невзначай поинтересовался он. — Небось в банке, в сейфе?
— Где надо, там и хранится, — буркнул Георгий.
Варвара, подававшая чай, внимательно слушала разговор. Этот Фёдор Яковлевич явно приехал не просто так. Ему что-то от них нужно.
— А прислуга у вас, чай, надёжная? — продолжал гость. — В наше время воровства развелось немерено. Того и гляди, обворуют.
- Прислуга с детства живет в этом доме, — ответил Георгий.
— Это хорошо. А то нынешняя прислуга... Не так надежна.
Маша слушала взрослый разговор и чувствовала, что дядя ей не нравится. От него веяло чем-то нехорошим.
После отъезда Фёдора Яковлевича Георгий позвал к себе Савелия.
— Расскажи-ка об этом родственнике. Откуда он взялся?
Старый слуга почесал седую бороду.
— Долгая история, барин. Был у вашего прадеда брат младший — Иван Степанович. Нрав у него был дурной, в долги влез. Батюшка его из дома выгнал.
— А дальше что?
— А что дальше? Не пропал, такие не пропадают. Сколотил небольшое состояньице, да у батюшке своего долю вытребовал. Женился, опять же приданное. Так свой род и продлил. Отец Федора - Яков Николаевич подался в купцы. Занялся торговлей, стал деньги зарабатывать. Говорят, не всегда честными способами.
— То есть?
— Да так, барин. Брался за государственные подряды, одевал солдат в плохое сукно, обкрадывал на провианте. Наживался неправедно.
Георгий нахмурился: — А этот Фёдор — его сын?
— Сын, барин. Дело отцовское продолжает. Разбогател, дом в Москве купил, карету справил. Только вот к благородству не привык.
— Понятно. А права на наше имение у него есть?
— Никаких прав, — твёрдо сказал Кузьмич. —Прадед все честно разделил. Каждый потом стал сам по себе.
— Слава Богу, — с облегчением вздохнул Георгий.
— Только вот что, барин, — осторожно добавил приказчик. — Человек он хитрый и жадный. Просто так не приедет. Что-то ему от вас нужно.
— А что у нас есть? Всё уже распродано.
— Не всё, барин. Диадема-то цела.
Георгий побледнел.
— Он спрашивал про диадему... Думаешь, он за ней приехал?
— А как же. Небось слышал, что у вас дела плохи. Думает, может, удастся купить за бесценок.
— Никогда! — вскрикнул Георгий. — Скорее умру!
— Дай-то Бог, барин. Только осторожность не помешает. Фёдор Яковлевич на всякие хитрости горазд.
После отъезда незваного гостя Варвара отвела Машу в детскую. Она села рядом с девочкой на кровать и взяла её за руки.
— Слушайте меня внимательно, Мария Георгиевна. От этого дяди держитесь подальше.
— Почему, Варя? Он же родственник.
— Родственник, да не тот. У него глаза хищные, он чужого хочет. Видели, как он по дому шарил? Высматривал, что ещё не продано.
Маша нахмурилась.
— И мне он показался неприятным. Улыбается, а глаза злые.
— Умница. Чувствуете человека. С ним ни о чём не разговаривайте, если он ещё приедет. Особенно о наших семейных делах.
— А что, если он спросит о чём-нибудь?
— Скажете — не знаю, я ещё не взрослая. И сразу ко мне бегите.
Маша серьёзно кивнула.
— Понятно, Варя. Он плохой человек?
— Семён говорил, что очень плохой. Деньги для него важнее всего на свете.
— А папенька знает, что дядя плохой?
— Знает.
Маша задумалась: — Варя, а правда, что у нас есть драгоценности?
Варвара встревожилась: — Откуда вы знаете?
— Дядя спрашивал. И папенька сказал, что есть.
— Есть. Но это семейная тайна. О них вообще никому ни слова. Это родовая святыня.
— А где она лежит?
— Там, где надо. Я не знаю. Пока об этом не думайте. Подрастёте — узнаете.