В семейном быту самая досадная штука — рассинхронизация биоритмов. Предположим, мужчину распирает от желания устроить грандиозную баталию, а жена вдруг засобиралась в царство Морфея. А ему-то как раз надо выяснить отношения! И минута благоприятная, и причина железная, и все аргументы отточены до блеска. А адресата нет.
Виктор подошёл к спальне и постучал в дверь:
— Ты что, в объятиях Морфея?
Молчание.
— С каких это пор ты по ночам почивать изволишь? — повысил голос.
Из-за двери донёсся сонный ответ жены:
— Виктор, нормальные люди в одиннадцать вечера спят.
— Нормальные? — усмехнулся он. — А как же наша «насущная беседа» о твоих тратах на очередные украшения?
— Завтра поговорим, — последовал равнодушный ответ.
Такая супруга его не устраивала.
Для качественной словесной дуэли требуется горячая натура: беспокойно спящая, мгновенно переключающаяся на крики, рыдания и истерику особа.
Второй брак Виктора оказался именно таким. Марина пребывала в отменной кондиции: проворная, чуткая, неуловимая, словно молодая пантера.
По ночам не почивала, а возлежала в кресле с гордо поднятой головой и внимала каждому его слову.
— Опять задержался на работе? — встретила она его в прихожей. — Или всё-таки заехал к своей секретарше?
— Марина, не начинай, — устало ответил Виктор, снимая пальто.
— Не начинать? — взвилась она. — А кто начал водить меня за нос? Кто обещал золотые горы, а приносит домой копейки?
— Я работаю не покладая рук! — возмутился он.
— Работаешь? — захохотала Марина. — В кабаках работаешь! С девицами работаешь!
Последовал грохот летящей в стену вазы.
Благодаря искусству Марины в уклонении закончилась вся посуда.
Это была музыкальная перепалка, скандал-симфония. Сначала густой бас Виктора «бум-бум-бум-бум», затем вой, визг, плач Марины «а-а-а», «бах-трах», подключался фарфор — и безмолвие. Во втором акте снова живучий бас — «бум-бум-бум», потом вой, визг, писк, грохот и тишина.
— Дорогая, может быть, найдём компромисс? — пытался урезонить он жену после очередного боя.
— Компромисс? — ядовито усмехнулась Марина. — Единственный компромисс — это твоё исчезновение из моей жизни!
***
В общем, подобная супруга тонизировала и возбуждала, но высокого уровня не давала. Для венца существования Виктор решил выбрать звезду эпатажа, виртуоза слова — ледяную, злобную, умную, убивающую парой фраз навечно.
Елена Аркадьевна стала его третьей женой. И тогда визжать и рыдать начал он сам.
Цеплялся за стены, за пилюли, капал мимо стакана и долгими одинокими ночами зализывал всё, до чего дотягивался.
— Милый, — ласково произносила Елена Аркадьевна за завтраком, — а не кажется ли тебе, что твой костюм несколько... как бы это деликатнее выразиться... провинциален?
— Что в нём не так? — растерянно спрашивал Виктор.
— О, ничего особенного, — улыбалась она. — Просто он кричит о том, что его владелец никогда не поднимется выше клерка средней руки.
Это был высший пилотаж. Она действовала не поверхностно, а калечила изнутри.
И кличку дала меткую, на всю оставшуюся жизнь: «Эй ты, недоразвитое убожество». Когда они под ручку прогуливались по бульвару, она с ним именно так и обращалась, как раз перед встречей с приятелями.
— Недоразвитое убожество, подай мне сумочку, — негромко, но отчётливо произносила Елена Аркадьевна.
У Виктора сквозь лицо проступал череп, и уже на черепе проступала вымученная улыбка.
— Воздухом балуетесь? — интересовались приятели, разглядывая его осунувшееся лицо.
— Да нет, всё прекрасно, — пытался он улыбнуться.
— Мой муж просто переутомился на работе, — вмешивалась Елена Аркадьевна. — Знаете, когда человек работает не по способностям, а по необходимости, это так изнуряет.
Как раз дышать Виктор уже не мог. Убить — да! Скончаться — да! Все спрашивали: что с ним стряслось? И она спрашивала: что с ним стряслось? Отвечать некому — голоса у него не было.
— Дорогой, — обращалась к нему Елена Аркадьевна дома, разливая чай, — а ты не думал сменить профессию? Ну, скажем, на дворника? По крайней мере, там твоя интеллектуальная ограниченность не так бросалась бы в глаза.
— Лена, ну зачем ты так? — хрипел Виктор.
— Как — так? — искренне удивлялась она. — Я же только хочу помочь тебе найти своё место в жизни. А то ведь страдаешь, мучаешься... Видно же, что работа не по душе.
***
Это был настоящий, ускоряющий жизнь скандал. Между такими перепалками хороша была любовь. Неистовая, финальная, с потерей сознания, с перерывом на реанимацию.
— Прости меня, — шептал Виктор, целуя жену после особенно жестокой словесной экзекуции.
— За что прощать, милый? — нежно отвечала Елена Аркадьевна. — Ты же не виноват, что родился именно таким.
— Я так тебя люблю...
— И я тебя люблю, — улыбалась она. — Несмотря ни на что. Даже несмотря на то, что ты полное ничтожество.
После чего она же подавала заявление о расторжении брака.
— Почему? — спрашивал потрясённый Виктор. — Ведь ты говорила, что любишь!
— Люблю, — кивала Елена Аркадьевна. — Но жить с неудачником выше моих сил. У меня ведь тоже есть самоуважение.
— Но мы же можем всё изменить! Я постараюсь...
— Дорогой, — смеялась она, — нельзя же прыгнуть выше головы. А у тебя, увы, потолок невысок.
Ибо! Ах ибо, ибо — женщину скандал не портил, а освежал. Она скандалила — и процветала. А Виктору крикни: «Чтоб ты сдох!» — он немедленно исполнял.
— Знаешь, что самое печальное? — говорила Елена Аркадьевна, собирая вещи. — Ты даже страдаешь как-то мелко, неинтересно. Даже в горе ты посредственность.
— Лена...
— Не Лена, а Елена Аркадьевна. И запомни на будущее: женщины любят победителей. А ты, к сожалению, рождён проигрывать.
Виктор остался один, но наконец-то понял главную истину семейной жизни: самый страшный враг мужчины — это женщина, которая умнее его. А самый лучший друг — глухонемая.
— Может, стоило сразу в монастырь уйти? — размышлял он вслух в пустой квартире.
Но даже на это у него не хватало решимости. Он был создан для страданий в браке, как другие — для счастья в одиночестве.
Автор: Елена Стриж ©