Рубиновый венец 10
Дом без Софьи казался совсем пустым.
Георгий сразу после поминок заперся в кабинете. Достал бутылку водки и принялся пить. Пил молча, не закусывая, глядя в одну точку.
Маша бродила по дому, искала мамины следы. Заходила в спальню, трогала мамины вещи. Находила то расчёску, то платок, то книжку, которую читала мама. Всё это она бережно относила Варваре.
— Варя, смотри, это мамино. Нужно беречь.
— Конечно, Мария Георгиевна. Всё сохраним.
Варвара складывала вещи в сундук. Платья, шали, украшения — осталось немного. Но то, что осталось, нужно сберечь для Маши. Пусть, когда вырастет, будет что вспомнить.
Вечером Маша вдруг спросила: Варя, а мама правда на небе?
— Правда, милая.
— А она нас оттуда видит?
— Видит. И по-прежнему любит нас.
— А если я буду плохо себя вести, она расстроится?
— Конечно, расстроится. Матушки всегда переживают за своих детей.
— Тогда я буду хорошей. Чтобы мама не грустила.
Варвара присела на край Машиной кровати и взяла девочку за руку: — Не бойтесь, милая. Я рядом. Я всегда буду рядом.
— А папенька? Он тоже будет рядом?
Варвара не знала, что ответить. Георгий Петрович после смерти жены совсем опустился. Пил с утра до ночи, ни с кем не разговаривал. Какой из него отец?
— Папенька ваш сейчас очень грустит, — сказала она, наконец. — Но со временем ему станет лучше.
— А когда станет лучше?
— Не знаю, Мария Георгиевна. Когда Бог даст.
Варвара долго сидела у кроватки Маши. Слушала, как девочка дышит во сне.
Из кабинета доносится шум. То стакан звякал, то бутылка. Значит, пьёт.
Георгий совсем опустился. С утра до ночи сидел в кабинете с бутылкой. Выходил только поесть да по нужде.
Теперь он играл в карты с кем попало. К нему приезжали купцы, мещане, даже какие-то ремесленники. Лишь бы были карты. Дворянская честь, семейная гордость — всё пропало. Важна была только игра.
Старый Семён качал головой.
— Совсем барин пропал. Жены не стало — и словно все путы оборвались.
Георгий и правда, чувствовал себя свободным. Ему больше не нужно было прятаться, не перед кем было стыдиться. Софья ушла безвозвратно, а вместе с ней ушло и последнее, что его хоть как-то удерживало.
К дочери он всё-таки относился нежно. Это было единственное светлое чувство, которое не умерло в его душе. Когда он выигрывал, то приносил ей конфеты. Когда проигрывал, то садился рядом и смотрел, как она читает.
— Папенька, — говорила Маша, поднимая на него серьёзные глаза, — а ты больше не будешь играть? Маменька же просила...
Георгий отворачивался к окну: — Не буду, доченька. Обязательно брошу.
Но оба понимали, что это неправда. Он уже не мог остановиться, даже если бы захотел.
Однажды к ним приехал купец Савин — тот самый, который покупал крепостных. Толстый, с хитрым взглядом.
— Что, Георгий Петрович, дела плохи? — говорил он, оглядывая комнаты. — Слышал, вы опять в карты играете.
— Играю, — не стал отрицать Георгий. — А вам-то что?
— Да так, интересуюсь. Может, ещё что-нибудь продать надумаете? Дом, например. Или оставшуюся землю.
Георгий побледнел: — Дом не продам. Дочери негде будет жить.
Савин ушёл, а Георгий долго сидел в кабинете и думал.
Маша чувствовала, что с батюшкой что-то не так. Он стал ещё более рассеянным, почти не разговаривал. Иногда смотрел на неё таким странным взглядом, будто прощался.
— Варя, — спрашивала девочка, — папенька заболел?
— Да нет, Мария Георгиевна. Просто очень устал.
— А когда отдохнёт?
— Не знаю, милая. Может, скоро.
Но Варвара понимала, что не отдохнёт. Наоборот, станет только хуже. Она видела, как заезжие купцы смотрят на дом, как торгуются с барином. Тот держался. Но надолго ли его хватит? Рано или поздно он всё продаст. И что тогда будет с Машенькой?
Поздним вечером, Маша стояла в спальне перед портретом матери. Портрет висел над туалетным столиком — на нём Софья в молодости, была красивая и счастливая.
— Маменька, — тихо шептала девочка картине, — я пришла поговорить с тобой.
Варвара слушала, стоя в стороне и сердце её сжималось.
— Я буду хорошей, как и обещала, — говорила Маша. — Варя учит меня читать и писать, как ты и хотела. И молиться тоже учит.
Свеча затрепетала от сквозняка. Тени на портрете зашевелились, и на мгновение показалось, что Софья улыбнулась.
— И ещё, маменька, — Маша сложила ручки, как для молитвы, — я буду заботиться о папеньке. Может быть, он перестанет грустить и играть в эти карты.
Варвара тихо всхлипнула. Бедная девочка, она же не понимает, что её отец — безнадёжный человек.
— Я знаю, что ты на небе, — шептала Маша. — И видишь нас оттуда. Не грусти, пожалуйста. Я постараюсь быть такой, чтобы ты мной гордилась.
В детском сердце зарождалась твёрдая решимость.
— Помоги мне, маменька, — прошептала девочка. — Одной мне будет трудно.
Она поцеловала кончики пальцев и приложила их к портрету. Затем обернулась к Варваре:
— Пойдём спать. Маменька благословила.
Варвара взяла Машу за руку, и они пошли в детскую.
— Варя, ты правда всегда будешь со мной?
— Всегда, барышня. Пока жива — буду рядом.
— А если папенька тебя прогонит?
— Не прогонит. Барин Сергей Иванович не позволит.
— А если дедушки не будет?
Варвара остановилась. Маша задавала слишком взрослые вопросы.
— Зачем вы об этом думаете?
— Маменьки нет. Может, и других не будет.
— С вами ничего плохого не случится, — твёрдо сказала Варвара. — Я не позволю.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Маша успокоилась и быстро заснула. А Варвара долго сидела у её кровати и думала. Как сдержать своё обещание? Как защитить девочку от того, что надвигается?
Барин Сергей Иванович стар и болен. Сколько ему ещё осталось? А Георгий Петрович с каждым днём всё глубже погружается в пучину. Скоро дойдет до того, что и дом продаст.
«Софья Сергеевна, — мысленно обратилась Варвара к покойной барыне, — помогите мне, барыня. Одной не справиться».
Из кабинета донёсся звук упавшего стакана. Затем последовала ругань. Георгий Петрович напился и теперь швырялся посудой.
Годы летели, а под крышей барского дома мало чего менялось.
Осенний дождь стучал по крыше полупустого дома. За последнее время усадьба словно постарела на целый век. В комнатах гуляли сквозняки, кое-где отклеились обои, потускнел паркет. В той самой гостиной, где раньше играла музыка и веселились гости, теперь стоял обычный деревянный стол. За ним сидела Маша — ей было одиннадцать лет, но лицо у неё было серьёзное, как у взрослой.
Месяц назад к ним приехал молодой человек в поношенном сюртуке. Георгий принимал его в кабинете.
— Алексей Иванович Дулепов, — представился посетитель. — Исключён из университета за неблагонадёжные мысли. Но образование получил приличное.
Георгий внимательно рассматривал молодого человека. Лет двадцати пяти, худощавый, с умными глазами. В речи чувствовалось воспитание.
— А почему исключили-то?
— Да так, барин. Возразил профессору насчёт толкования Писания. Сказали — вольнодумец. А я просто думаю своей головой.
— Это хорошо. Моя дочь должна получить настоящее образование, — твёрдо сказал Георгий. — Жалованье небольшое могу дать — сто рублей в год. Ну и стол, конечно. Будете жить в доме.
Дулепов согласился. Куда ему было деваться? Исключённому студенту было трудно найти работу.
— Только учтите, — добавил Георгий, — девочка у меня особенная. В восемь лет потеряла мать. Характер серьёзный. И няня у неё строгая — Варвара. Без её одобрения ничего не делайте.
Тогда же Варвара познакомилась с новым учителем. Она внимательно осмотрела его, как осматривают человека, которому доверяют самое дорогое.
— Мария Георгиевна уже обучена грамоте, — продолжал Георгий Петрович. — Читает, пишет. А вот дальше — ваше дело.
— Французский язык, арифметику, историю, астрономию я преподам. Правила поведения, танцы.
— Хорошо. Нужно всё, что положено барышне. И чтобы воспитанной была.
Дулепов кивнул.
Георгий стремился оставаться отцом. «Пусть я пью, пусть играю, но дочь должна получить образование», - думал он.
Однажды Варвара с Марией Георгиевной решила поговорить.
— Мария Георгиевна, я покажу вам кое-что важное.
Она подошла к иконе Богородицы в углу детской и осторожно отодвинула её. За образом в стене была небольшая ниша. Оттуда Варвара достала знакомую шкатулку из красного дерева с медными уголками.
— Помните эту шкатулку?
— Конечно. Дедушка подарил это маменьке.
— Правильно. А что в ней лежит?
— Какие-то драгоценности...
— Не какие-то, а твои. Дедушка завещал их Софье Сергеевне на хранение для тебя.
Варвара открыла шкатулку. Внутри, завёрнутые в мягкую ткань, лежали жемчужное ожерелье, золотые серьги и кольца с изумрудами. При свете свечи камни мерцали, как живые.
Маша затаила дыхание:
— Какая красота! А можно потрогать?
— Конечно.
Девочка взяла ожерелье. Жемчужины были тёплыми и гладкими. Серьги были тяжёлыми, из настоящего золота.
— Это все мое?
— Ваше, барышня. Но слушайте внимательно.
Варвара села рядом с девочкой и взяла её за руки:
— Никому ни слова. Слышите? Никому. Особенно папеньке.
— Почему?
— Потому что он игрок. Если узнает, то может проиграть. А это ваше приданое на будущее.
Маша нахмурилась.
— А что такое приданое?
— Когда девушка выходит замуж, родители дают ей приданое. Деньги, драгоценности, приданое. Чтобы в новой семье её уважали.
— А если я не захочу выходить замуж?
Варвара рассмеялась.
— Захочешь. Все девушки хотят. Но это ещё не скоро. А пока эти драгоценности будут ждать вас.
Она бережно завернула украшения, убрала их в шкатулку, поставила в нишу и закрыла иконой.
— И запомните, Мария Георгиевна. Если со мной что-то случится, если вдруг меня не станет — вы знаете, где ваше сокровище. Только берегите его.
— А почему тебя не станет? Ты же не старая.
— Мало ли что в жизни бывает. Просто помни — за иконой. И никому ни слова.
Маша серьёзно кивнула: — Обещаю, Варя. Это наш секрет?
— Наш. Самый важный секрет.
В бывшей гостиной шли занятия.
—Мария Георгиевна, прочтите мне это отрывок, - он казал на строчки в книжке.
Маша взяла книгу, чётко и выразительно прочла написанное. Дулепов одобрительно кивнул: — Хорошо. Теперь напишите что-нибудь.
Маша аккуратно вывела: «Меня зовут Мария Георгиевна Касьянова. Мне одиннадцать лет».
— Прекрасно! Почерк хороший, ошибок нет. Кто учил?
— Варя учила. И маменька немного, пока болела. И по французски тоже.
Дулепов с уважением посмотрел на Варвару.
— Основы заложены отлично. Теперь будем расширять знания.
Варвара слушала урок и кивала. Учитель был терпеливый, объяснял понятно. И главное — относится к Маше с уважением, не свысока.
— У барышни способности к наукам, — говорил Дулепов Варваре. — Память хорошая, соображает быстро.
Варвара довольно улыбнулась. Значит, её воспитанница будет не хуже других молодых барынь.
После урока Маша подошла к Варваре: — Варя, а мне нравится учиться. Алексей Иванович хорошо объясняет.
— И слава богу. Будете образованной, как ваша матушка. Она на фортепиано играла, и рисовала.
— А я стану такой же?
— Станете, милая. Обязательно станете.
Маша обняла няню.
— Спасибо тебе, Варя.
**
Той ночью Георгий не мог уснуть. Долг душил его. Правда, кредит был взят на 15 лет. Но почему-то он не давал покоя. Мелькнула мысль, что жизнь быстротечна. А когда эта жизнь становится существованием, и вовсе не стоит за неё цепляться. Такие раздумья посещали сейчас Георгия довольно часто, когда он был трезв. Он встал с кровати и прошел в кабинет. На столе стояла последняя нетронутая вещь — шкатулка с фамильной диадемой.