Моя жизнь, казалось, превратилась в нескончаемую полосу препятствий. Пять лет брака с Аней, и я был уверен, что знаю свою жену как никто другой. Мы делили всё вместе и горести, смех и слезы. Но как оказалось только так думал я. Этот год, этот чёртов последний год, оказался настоящим испытанием на прочность, и не только для меня, но и, как выяснилось, моей уверенности в жене.
Сначала была нога. Вернее, перелом ноги. Банальное падение на льду, и вот я, бывший менеджер среднего звена, оказался на больничном на несколько месяцев. Лежал дома, мучился от скуки и боли, а Аня ходила вокруг, вздыхала, но виду не подавала. Тогда я думал: "Вот она, настоящая поддержка! Моя верная жена! Как мне повезло."
Едва я встал на костыли, как последовал второй удар: зарплату сократили. На работе начали "оптимизировать" расходы. Аня только пожала плечами: "Ну, что ж теперь, переживем. Главное, что ты на ногах". Я снова подумал, какая она молодец. Всё понимает не пилит, не нервничает.
А потом меня вообще уволили. Сокращение штата. И вот я, человек с высшим образованием, опытом, в 30 с небольшим лет остался без работы. Несколько месяцев я, рассылал резюме, ходил на собеседования. Но рынок труда, казалось, не брал меня в расчёт. Нормальную работу я не мог найти, и с каждым поражением моя уверенность в себе таяла.
Наконец, когда мы стали жить на зарплату жены, а квартплата и коммуналка давили неподъемным грузом, мне пришлось идти на заправку. Оператором. Зарплата там, мягко говоря, была смешная. Почти в три раза меньше, чем моя предыдущая. Аня смотрела на меня, как я собирался на первую смену, и кивала головой: "Ну, хоть что-то. Перетерпишь". В тот момент я чувствовал себя полным ничтожеством, но утешал себя мыслью, это временно, жена Аня со мной, она всё понимает.
Работа на заправке, с её запахом бензина и вечно недовольными клиентами, была суровой. Я вкалывал, как проклятый, возвращался домой уставший, злой на весь мир. Аня, казалось, привыкла к моему новому статусу. Она продолжала работать в своем магазине, где её зарплата была чуть выше моей нынешней.
И вот, когда я только-только начал привыкать к мысли о своем "падении", пришла плохая новость. Моей маме понадобилась срочная операция и реабилитация после неё. Сумма на лечение была приличной. У нас таких денег свободных на данный момент и близко не было. Я, скрипя зубами, начал изучать условия кредитов. "Что делать, Аня? Придется брать кредит, другого выхода нет", — сказал я, показывая ей расчеты.
Она спокойно посмотрела на меня, допила свой чай и огорошила меня таким, что я чуть со стула не упал.
«Да не нужно никакого кредита, Андрюш», — сказала она, как будто речь шла о покупке хлеба.
Я вскинул брови. «В смысле, не нужно? Ты думаешь, деньги с неба упадут?»
«Почему с неба? У меня есть накопления», — ответила она, и в её голосе прозвучали нотки какого-то странного самодовольства.
Я опешил. «Какие накопления? Откуда?»
Она встала, подошла к старому комоду, выдвинула ящик порылась где-то там и достала небольшую металлическую коробку. Открыла и показала мне. Там лежали пачки купюр. Много купюр. На вскидку, там было несколько сотен.
«Вот. Хватит на мамину операцию и даже останется», — сказала она, протягивая мне коробку.
Я взял коробку, почувствовав её вес. В ней были десятки, сотни тысяч. Моя челюсть отвисла. «Аня… это что? Откуда это?»
Она улыбнулась. «Ну, как откуда? Откладывала. Все эти шесть лет».
Шесть лет. С момента нашей свадьбы. Мозг лихорадочно заработал, пытаясь осознать масштабы её "накоплений". «Но как? Ты же всегда говорила, что денег едва хватает, что мы экономим… Я же много раз брал подработки, чтобы что то купить»
И тут она открыла мне свою "тайну".
«Ну, ты же знаешь, я экономная. Вот, например, ты мне даешь на продукты четыре тысячи, а я куплю на три шестьсот. А четыреста рублей… отложу. Свою зарплату не отдавала полностью. Или на одежду ты думаешь, что я пять тысяч потратила, а на самом деле три. Остальное в копилку. Вот так, по чуть-чуть, и накопилось. А сейчас получается не зря.».
Я слушал её, и во мне закипала не просто злость, а какая-то жуткая смесь обиды, предательства и непонимания. Оказывается, всё это время у нас были деньги.
«Так… выходит, ты меня обворовывала?» — мой голос дрожал.
Она тут же вспыхнула. «Что за слова?! Какое "обворовывала"? Я откладывала! На будущее! На чёрный день!»
«На чёрный день?!» — я повысил голос. «А когда я ногу сломал и без работы сидел, это был не черный день?! Когда меня сократили, не черный день?! Когда я на заправку пошел за копейки вкалывать, потому что ты, оказывается, молчала, как рыба, и даже не подумала сказать о деньгах, молча смотрела, как я иду на первую попавшуюся работу за копейки вкалывать! Это что, не чёрный день?!»
Я высказал ей всё, что накипело. И про свою сломанную ногу, и про сокращение, и про унижение на заправке. Я кричал, что она предала наше доверие, что она скрывала от меня что мне беспокоиться не о чем, пока я выбивался из сил.
На что я получил лишь обвинения в том, что спускаю деньги в унитаз, и что она всё сделала правильно, а сидеть без работы для неё, не повод брать из отложенных!
«Ты что, Андрей, хочешь сказать, что ты деньги экономил? Да ты же вечно на свои хобби тратил, на свои гаджеты, на эти твои дурацкие „улучшения“ в машине!» — она стояла, уперев руки в бока, её лицо было красным от гнева. — «А я вот, я всегда о будущем думала! И накопила! Это мои деньги! Мои, понимаешь?!»
«Твои?! А мы что, не семья?! Это наши деньги! Мы же одно целое!» — кричал я.
«Ты для меня одно целое, а я для тебя, банкомат?!» — она перешла на крик. — «Ты думаешь, мне легко было эти копейки откладывать? Я с пятнадцати лет пашу! И знаешь, ни разу дольше недели без работы не сидела! А ты, чуть что, сразу в депрессию, искать не можешь, то нога, то сокращение! Ах ты бедненький,. Чего ты там ждал, когда я тебе о деньгах скажу? Когда мы совсем на дно опустимся?! Да если надо, я бы и уборщицей пошла. Но сидеть на чьей то шее не буду»
Я смотрел на неё, и мне казалось, что передо мной совершенно чужой человек. Мы, оказывается, жили в разных мирах. В её мире я был транжирой, который не способен позаботиться о себе, а она героиней, которая в одиночку спасает наш "корабль" от затопления.
«А то, что все её работы низкоуровневые и малооплачиваемые, не думает!» — эта мысль пронзила меня. Она гордилась тем, что никогда не сидела без работы, но при этом её карьера никогда не шла в гору. Она постоянно работала продавцом, уборщицей, кассиром. И это не потому, что она не могла большего, а потому что её устраивал такой подход: стабильная, пусть и маленькая зарплата, без лишней ответственности. А я всегда стремился к большему, развивался, учился. И сейчас, когда я пытался найти достойное место, она обвиняла меня в безделье.
Мы кричали друг на друга до хрипоты, пока не поняли, что слова закончились. Осталась только боль. И горечь. Боль от того, что человек, которого ты считал самым близким, оказался чужим. И горечь от осознания того, что весь брак был построен на фундаменте лжи и недоверия.
Маме мы, конечно, помогли. Деньги были взяты из "подушки" Ани. Но отношения между нами треснули. И этот треск был настолько сильным, что, кажется, его уже ничем не замажешь. Я получил не только деньги, но и горькое осознание того, что моя жена не просто откладывала, а намеренно скрывала, обманывала меня, пока я переживал самые трудные моменты своей жизни.
Я теперь знал, что такое "черный день" для Ани. Это не перелом, не увольнение, не нужда в помощи близким. "Черный день" для нее, когда деньги заканчиваются в её потайной коробке. А остальное… Остальное, видимо, неважно.
Наша жизнь продолжалась, но теперь каждый взгляд, каждое слово было пропитано недоверием. Я смотрел на Аню и думал: "А что ещё ты скрываешь?" И я понял, что наш брак, который я считал таким крепким, оказался иллюзией. И все это из-за нескольких сотен рублей, которые ежедневно утекали из нашего общего бюджета в её личную, никому не известную "подушку".