– Ты... ты чё, мам, вообще с катушек съехала? – прохрипел он, поднимая на меня взгляд. – Что это за цирк?
1. Важная игра
– Дим, сынок, помоги, а? Занеси на кухню.
Я едва переступила порог, руки оттягивали два тяжеленных пакета.
И тут же в ответ донеслось раздраженное:
– Мам, ну, блин, отстань! Я занят!
Этот голос, ленивый и недовольный, ударил меня посильнее, чем ледяной ноябрьский ветер, от которого я только что спряталась в квартире.
Я молча прошла на кухню. Силы покинули меня. Пакеты с глухим стуком опустились на пол. А я оперлась о дверной косяк и посмотрела на «поле боя».
В раковине, господи, гора посуды... и сегодняшняя, и вчерашняя. Липкие круги от чашек на столе, крошки, фантики. И всё это под монотонное клацанье мышки и редкие выкрики из комнаты сына: «Давай, прикрываю! Слева заходи!».
– Дима, я же утром попросила помыть посуду… – говорю ему, а сама понимаю, что бесполезно.
– Я слышал! Помой сама, тебе что, сложно? У меня рейд! – буркнул он в ответ.
Рейд... И вот это его слово – «рейд». Прямо святое, ага. Важнее матери, которая только что притащилась с работы после девятичасовой смены. Важнее ужина, который он, конечно же, будет ждать ровно через час.
Ему тридцать. Тридцать лет. У моих подруг в этом возрасте уже были семьи, ипотеки, карьеры. А у меня был Дима. И ведь не вчера это началось, нет. Эта канитель тянется уже лет восемь, с самого института.
Первое время он вроде даже искал работу. Придет с собеседования, я к нему с расспросами:
– Ну что, сынок, как сходил?
– Да ну, мам. Шарашкина контора какая-то. Зарплата – тридцать тысяч. Это ж смешно! Я за такие копейки даже вставать с кровати не буду.
Ладно, думаю, может и правда мало. Ищет место получше, имеет право. Через месяц опять нашел что-то.
– Дим, а там как?
– Начальник – дурак, сразу видно. Таким тоном со мной разговаривал, будто я ему должен что-то. Не, я с таким психом работать не смогу, он меня с грязью смешает.
Потом мой бывший коллега, дядя Коля, предложил его к себе устроить, в отдел логистики. Хорошее место, теплое.
– Ты что, мам! По блату? Чтобы мне потом всю жизнь этим попрекали? «Мы тебя устроили, ты нам обязан». Нет уж, спасибо. Я сам.
И вот это «сам» тянется уже восемь лет. Теперь он даже не ищет. Просто лежит и в потолок плюет, точнее, в монитор. Все разговоры на эту тему заканчиваются одинаково.
– Дим, ну может, посмотришь на сайте вакансий? – начинаю я осторожно, когда у меня ещё есть силы. – Вон, Светка говорит, у них в фирму менеджер нужен.
– Мам, ну опять ты за свое! – тут же раздражается он. – Нет сейчас нормальной работы, ты понимаешь? Кризис!
– Какой кризис, сынок? Все же как-то работают.
– Ну вот пусть и работают! А я за гроши спину гнуть не собираюсь. Ты же не выгонишь меня на улицу?
И всё. И я замолкаю. Потому что не выгоню. Куда я его? Он же сын… единственный.
Я закрыла глаза, и всё это пронеслось вмиг: и «зарплата – копейки», и «начальник – дурак», и дядя Коля, и моё вечное «куда я его дену».
Вспомнила, как бежала после работы в магазин, как стояла в очереди, покупая его любимые сосиски. Как тащила эти пакеты, чувствуя, что ручки вот-вот оторвутся.
Какая же я была дура.
Он не встретил. Он даже не обернулся, когда я вошла.
И в эту секунду меня отпустило. Знаете, бывает такое? Не то чтобы я разозлилась. Просто поняла – всё, приехали. Моё терпение кончилось.
Вот та последняя капля, про которую в книжках пишут, только что булькнула в чашу.
В тот вечер я плюнула на всё. Никакой мойки, никакой готовки. Просто зашла к себе, даже не переоделась, и завалилась на кровать. Всё. С меня хватит.
2. Честный расчёт
Проснулась я утром от тишины. Странно так, обычно Димка уже с утра по клавиатуре своей долбит.
Встала, пошла на кухню и замерла. Гора посуды в раковине, конечно, никуда не делась. Но, гляжу, на сушилке стоит одна тарелка и одна чашка. Чистые.
Ага, значит, Димка ночью жрать захотел, бутерброды себе строгал. И надо же, даже помыл за собой. Видимо, совесть проснулась. Или, что скорее всего, чистой посуды просто не нашел.
И у меня прям в голове щелкнуло. Думаете, я обрадовалась? Как бы не так. Я поняла: вот он, мой шанс. Прям козырной туз мне в руки сам приплыл.
Ближе к одиннадцати из своей берлоги выплыл Димка. И вид такой у него, знаете, самодовольный. Как будто он не чашку с тарелкой помыл, а как минимум квартиру отгенералил.
– Мам, привет. Я, короче, это... ну, помыл там за собой вчера. Видела, да? – бросил он, заглядывая в холодильник.
– Видела, сынок. Молодец, – спокойно ответила я, помешивая кофе в своей чашке.
Он прям засиял. Ну да, похвалили же. Думал, всё, подмазался. Прелюдия к главной песне, так сказать. И она не заставила себя ждать.
– Мам, слушай, – начал он через пару минут, садясь за стол. – Мне, короче, надо две штуки. Там обновление на игруху вышло, все наши пацаны уже гоняют. Дай, а?
Ну вот, началось. Мой выход.
– Конечно, Дима, – я медленно встала, подошла к кошельку и нарочито долго копалась в отделении для мелочи.
Я достала оттуда две монетки. Десять рублей и пять. Подошла к столу, где он сидел в предвкушении хрустящих купюр, и положила их перед ним.
Две жалкие монетки звонко щелкнули о поверхность стола.
Он уставился на них, как баран на новые ворота, потом перевел на меня совершенно ошарашенный взгляд.
– Ты чё, мам? Блин, это прикол такой? Где бабки?
– Это и есть деньги, – ответила я спокойно, даже сама от себя не ожидала. – Это не подарок. Это зарплата.
Он растерянно моргнул.
– Зарплата? В смысле? За что?
– За работу твою. Вчерашнюю, – я кивнула на сушилку. – Ты помыл одну тарелку и одну чашку. Я всё посчитала. Согласно моему новому прейскуранту, тарелка – десять рублей, чашка – пять. Итого – пятнадцать рублей. Твой вчерашний заработок. Так что всё по-честному.
Он молчал. Просто смотрел на эти две монеты. На пятнадцать рублей.
– Ты... ты чё, мам, вообще с катушек съехала? – прохрипел он, поднимая на меня взгляд. – Что это за цирк?
– Какой цирк, Дима? Это, считай, наша новая жизнь. Вот есть моя зарплата, она моя. Понял? Я плачу за квартиру, за твой интернет, еду покупаю. А всё остальное теперь – услуги. Ты можешь их выполнять и зарабатывать. А можешь, как и раньше, сидеть. Но тогда и денег не будет. А ещё лучше – найди нормальную работу и плати мне за то, что я тебя обслуживаю. Выбор, как говорится, за тобой.
3. Новые правила
И тут до него, кажется, начало доходить.
Вот эта его жалкая попытка, типа, «сделать доброе дело», его хитрая уловка, чтобы выпросить две тысячи... её только что оценили. Буквально. В пятнадцать рублей.
Он думал, что совершил подвиг, а оказалось – выполнил копеечную работу, как какой-нибудь первоклассник. Вся его «помощь» стоила, как половина булки.
– Какие, блин, услуги? – он аж задохнулся от возмущения. – Мам, ты серьезно? Пятнадцать рублей? За это даже, типа, доширак не купишь!
– А на игру, сынок, надо заработать, – спокойно продолжила я, чувствуя, как во мне просыпается какая-то ледяная сила. – Ты же сам вчера начал. Вот я и поддержала твое, так сказать, начинание.
– Какое, нафиг, начинание?! – он аж вскочил. – Ты же мать! Ты должна мне помогать! Всегда помогала же!
Вот он, его главный козырь. «Ты же мать». Сколько раз я слышала эту фразу.
– Вот именно, Дима. Должна. И я свой долг выполнила. Я тебя вырастила, выучила, вон какого лба откормила. А теперь, извини, у меня тоже жизнь. И я не банкомат.
Я взяла с подоконника подготовленный листок. Положила его перед ним.
– А вот, чтобы тебе было понятнее, наш новый семейный бюджет. Или, если хочешь, прейскурант на услуги. Можешь ознакомиться.
Он схватил листок. Его глаза забегали по строчкам. Я прямо видела, как у него лицо меняется. Сначала недоумение, потом оно аж побагровело от злости.
- Мытьё одной тарелки – 10 рублей.
- Мытьё чашки/стакана – 5 рублей.
- Мытьё кастрюли/сковородки – 25 рублей.
- Вынести мусор – 20 рублей.
- Сходить в магазин за хлебом – 30 рублей.
- Пропылесосить в квартире – 150 рублей.
- Приготовление ужина на одного человека – 200 рублей.
- Стирка и развешивание белья (одна закладка) – 100 рублей.
– Вынести мусор – двадцать рублей… – прочитал он вслух, как будто не веря своим глазам. – Ты, короче, совсем уже?
– А ты посмотри, – я кивнула на угол кухни, где уже второй день стоял переполненный мусорный пакет, источавший кисловатый запах.
– Вон они, твои двадцать рублей. Лежат, ждут своего героя. Можешь прямо сейчас заработать. Это, между прочим, даже больше, чем вчера.
– Да кто так делает вообще?! Это бред какой-то!
– А я так делаю. Теперь так. Так что смотри, Дима. Вот раковина, – я обвела рукой кухню. – Там работы, если постараться, рублей на сто пятьдесят, не меньше. Если подсуетишься, к вечеру на пиццу себе заработаешь. А если будешь так каждый день, то, может, через месяц и на свою игру насобираешь.
Он смотрел то на жалкую кучку монет, то на прейскурант, то на меня. Я видела, как в его голове идет напряженная работа. Как он считает, сколько раз ему нужно вынести мусор, чтобы накопить на свое дурацкое обновление.
Он молчал.
И тут до него, кажется, дошло. Наконец-то, в тридцать лет. Дошло, что его халявная жизнь кончилась. Что еда в холодильнике, чистые рубашки и интернет – всё это не из воздуха берётся. Что за всё это оплачено. Моим горбом.
А он – банкрот. Абсолютный банкрот в собственной квартире.
– Мам… – начал он, но голос его сорвался.
Я развернулась и пошла в свою комнату. Оставила его там со всем этим – с его монетами, с моей бумажкой и с этой горой посуды. Пусть сидит и думает. А мне так легко стало, будто гора с плеч свалилась.
4. Первый шаг
Весь вечер из его комнаты не доносилось ни звука. Ни щелчков мышки, ни криков «прикрываю!». Просто тишина. Жуткая, давящая тишина. Он, видимо, переваривал. Я впервые заснула спокойно.
На следующий день я пришла с работы, готовая ко всему: к скандалу, к бойкоту, к чему угодно. Открыла дверь… А в квартире было непривычно чисто. Не стерильно, нет, но…
Я прошла на кухню.
Горы посуды в раковине не было. Она вся была вымыта. Не идеально, где-то виднелись разводы, но она была чистой и стояла на сушилке. Мусорный пакет, который вчера стоял в углу, исчез.
Я замерла, не веря своим глазам. Осмотрела стол. Пятнадцать рублей, те самые две монетки, так и лежали на столе, где я их вчера оставила. А вот моего «прейскуранта»... его нигде не было.
Я обошла кухню и села на старую табуретку, которая всегда шаталась. Но сегодня она стояла как влитая. Я качнулась на ней раз, другой. Не шатается.
Наклонилась и увидела под сиденьем свежий, аккуратно вкрученный шуруп. У нас ящик с инструментами уже лет пять пылился на балконе.
В этот момент из комнаты вышел Дима. Он был одет не в свою обычную растянутую футболку, а в джинсы и чистую рубашку. В руках он держал мой прейскурант.
Он молча подошел и положил его передо мной на стол.
Я опустила глаза. Напротив двух пунктов – «Мытьё посуды» и «Вынос мусора» – его рукой было выведено одно слово. Коряво, но четко.
«Выполнено».
Он не стал со мной говорить. Не просил прощения. Просто развернулся и пошел к выходу. Уже в коридоре, обуваясь, он бросил через плечо, не глядя на меня:
– Я на собеседование. К дяде Коле.
И дверь за ним захлопнулась.
Я осталась одна на кухне, в оглушительной тишине. На столе лежал мой прейскурант, который он изменил. Он не стал играть по моим правилам. А просто отменил их.
Дело было не в деньгах, он их даже не тронул. Вместо этого он пошел дальше списка: взял и починил старую табуретку. И что самое главное, ни о чём не стал просить. Просто пошел на собеседование. Сам.
Я взяла в руки эти пятнадцать рублей, повертела их. Это была самая дорогая и самая важная инвестиция в моей жизни.
Я подошла к окну и посмотрела ему вслед. Мой тридцатилетний сын шел по улице. Неуверенно, сутулясь, но он шел. Впервые за много лет – по своим делам.
Спасибо, что дочитали эту историю до конца. Будем благодарны за ваш лайк и комментарий, если история вам понравилась!