Скорость света и миска с молоком
— Одиссей, ну хватит уже драть обои! — Марина Владимировна замахнулась на меня тапочком с вышитыми розочками.
Я метнулся под диван. Оттуда, из пыльной темноты, размышлял о превратностях судьбы и о том, что эта женщина совершенно не понимает искусство когтеточения по китайскому шёлку.
Надо сказать, что к тому моменту у меня за плечами было уже восемь семей. Восемь совершенно разных домов, семь способов жизни и, как следствие, семь разных версий самого себя. Марина Владимировна досталась мне восьмой по счёту, и честно говоря, я уже начинал думать, что эта старая дева с манией порядка станет моим последним пристанищем.
Первыми были Кузнецовы. Олигархи, если говорить по-простому. Жили в особняке размером с небольшой аэропорт, и я там быстро превратился в кота-аристократа. Научился презрительно поднимать одну бровь (да, у котов есть брови, просто вы не умеете их видеть), когда прислуга подавала корм не в серебряной миске. Освоил искусство игнорирования людей, стоящих ниже меня в социальной иерархии, то есть всех, кроме хозяйки.
Елена Анатольевна обожала носить меня на светские рауты в специальной сумочке от Прада. Я выглядывал оттуда, как персидский принц, и молча осуждал окружающих за их дурной вкус в выборе домашних животных.
Но аристократическая жизнь оказалась скучной, как передача о рыбалке.
Поэтому, когда Елена Анатольевна в очередной раз забыла покормить меня (горничная заболела, а сама хозяйка панически боялась открывать консервные банки), я принял стратегическое решение. Сбежал через окно прямо во время званого ужина, элегантно спрыгнув с подоконника на капот чьего-то "Мерседеса".
Следующими стали студенты. Троих звали одинаково — Саша, что поначалу сбивало с толку. Жили они в коммуналке, где из мебели имелись три матраса, холодильник эпохи Хрущёва и гитара с натянутыми на неё рыболовными лесками вместо струн.
Зато какая творческая атмосфера! Саша номер один писал стихи про космических тараканов, Саша номер два снимал артхаусное кино на телефон, а Саша номер три изучал философию и регулярно объяснял мне смысл бытия, пока чистил мой лоток.
— Одик, — говорил он, размахивая совочком, — ты понимаешь, что твои экскременты — это метафора человеческого существования?
Я мурлыкал в ответ. В конце концов, не каждый день услышишь столь глубокомысленные рассуждения о содержимом собственного туалета.
От студентов я научился креативности. Освоил искусство превращения любого предмета в игрушку: от чайного пакетика до курсовой работы Саши номер два. Научился спать в самых невероятных позах и местах — навык, который пригодился мне во всех последующих домах.
Но студенческая жизнь закончилась также внезапно, как и началась. Саша номер один женился на девушке с аллергией на кошачью шерсть. Сашу номер два отчислили за творческий подход к сдаче экзаменов. А Саша номер три уехал искать себя в Индию, прихватив с собой только рюкзак и мои лучшие воспоминания о философских беседах.
Меня пристроили к семье Петровых — мама, папа, двое детей и собака по кличке Рекс, считавшая себя главной в доме.
Пришлось быстро осваивать дипломатию.
Дети таскали меня как мягкую игрушку, мама постоянно пыталась сфотографировать для социальных сетей в смешных костюмчиках, а папа регулярно читал мне лекции о семейном бюджете, объясняя, почему мой корм не может стоить дороже его обедов.
Но главной проблемой был Рекс. Золотистый ретривер с интеллектом стиральной машины и амбициями Наполеона. Он решил, что я покушаюсь на его территорию и авторитет.
— Кот, — рычал он, — знай своё место!
— Собачка, — отвечал я, вылизывая лапу с демонстративным спокойствием, — я знаю его лучше тебя. Оно там, на верхней полке шкафа, куда ты со своими коротенькими лапками никогда не доберёшься.
Война продолжалась три месяца. Рекс портил мои любимые места для сна, я сбрасывал его игрушки в унитаз. Он лаял на меня по утрам, я игнорировал его так искусно, что даже взрослые замечали.
Перемирие наступило только после инцидента с тортом.
Восьмилетняя Аня праздновала день рождения, а я решил познакомиться с кремовым шедевром поближе. В результате торт оказался на полу, я — весь в шоколадном креме, а Рекс героически съел все улики, заработав несварение и благодарность с моей стороны.
С тех пор мы стали союзниками. Я отвлекал взрослых, пока он воровал еду со стола. Он грел мне место на диване своим массивным телом, пока я планировал очередные проказы.
Но семейная идиллия продлилась недолго. Папу перевели в другой город, и взять с собой всех домашних животных они не могли.
— Одиссей найдёт себе новую семью, — утешала детей мама, — он такой умный и красивый.
Умный-то я действительно был. А вот с красотой к тому моменту начались проблемы — сказывалась бурная молодость и эксперименты с питанием в студенческом доме.
Мудрость приходит с возрастом и миской корма
Тут-то и появилась Марина Владимировна. Пенсионерка, живущая одна в двухкомнатной квартире, где каждая вещь имела своё строго определённое место, а я, судя по всему, должен был найти своё.
Поначалу я думал, что эта аккуратная женщина с вечно недовольным выражением лица станет самым скучным этапом моей жизни. Как же я ошибался!
Марина Владимировна оказалась настоящим кладезем житейской мудрости и, что ещё важнее, отличной поварихой. Её борщ пах так, что я готов был простить ей даже регулярные лекции о порядке в доме.
— Одиссей, — говорила она, размешивая что-то ароматное на плите, — жизнь — штука непредсказуемая. Вот ты думаешь, что знаешь, как всё должно быть, а потом раз — и всё кувырком.
Я сидел на подоконнике и слушал. После восьми домов и стольких же перемен в моей кошачьей судьбе эти слова отзывались особенным пониманием.
Марина Владимировна была вдовой. Её муж умер пять лет назад, дети жили в других городах и навещали редко. Она завела меня не из сентиментальности, а из практических соображений — нужен был кто-то, кто не даст ей окончательно заговориться с телевизором.
— Знаешь, — призналась она мне как-то вечером, почёсывая за ухом, — я всю жизнь была правильной. Училась правильно, работала правильно, мужа правильного выбрала, детей правильно растила. А теперь думаю: а может, надо было хоть иногда быть неправильной?
Я мурлыкнул сочувственно. В конце концов, кто лучше кота понимает важность иногда быть неправильным?
И тогда я решил ей помочь.
Начал с малого. Принёс ей дохлую мышь и положил прямо на любимые тапочки. Марина Владимировна сначала закричала, но потом рассмеялась — впервые за те два месяца, что я жил у неё.
— Спасибо, Одиссей, — сказала она, — давно мне никто подарков не дарил.
Потом я научил её играть. Да-да, семидесятилетнюю женщину, которая считала игры пустой тратой времени. Я просто начал гонять по квартире мячик, который нашёл под диваном, и делал это так азартно, что она невольно включилась в процесс.
Через неделю мы уже вместе играли в "поймай бантик на верёвочке", и Марина Владимировна хохотала, как девчонка.
— Дурак ты мой полосатый, — говорила она, отдуваясь после особенно активной игры, — совсем меня разбаловал.
Я терся о её ноги и понимал: впервые за все мои восемь жизней я чувствую себя по-настоящему нужным. Не как украшение интерьера у олигархов, не как повод для философских рассуждений у студентов и не как живая игрушка в семье с детьми.
Нужным.
Марина Владимировна начала меняться. Стала чаще улыбаться, перестала так тщательно следить за идеальным порядком в квартире. Разрешила мне спать на её кровати и даже завела привычку рассказывать мне о своём дне за ужином.
— Сегодня в магазине встретила Зинаиду Михайловну, — сообщала она, открывая мне банку корма, — она говорит: "Марина, ты прямо помолодела, что случилось?" А я ей: "Да вот кот у меня завёлся, хулиган такой".
И вдруг я понял: я тоже меняюсь.
В доме у олигархов я был высокомерным снобом. У студентов — творческой натурой. В семье с детьми — терпеливым дипломатом. А здесь, у Марины Владимировны, я стал просто котом. Котом, который греет душу одинокой женщине и получает взамен то, чего не было ни в одном из предыдущих домов — спокойствие.
Никто не таскал меня на выставки, не фотографировал для соцсетей, не использовал как средство для привлечения противоположного пола. Марина Владимировна любила меня просто за то, что я есть. За мурлыканье по утрам, за то, что встречаю её у двери, когда она возвращается из магазина, за то, что сплю рядом, когда ей грустно.
— Знаешь, Одиссей, — сказала она как-то поздним вечером, когда мы смотрели какой-то фильм по телевизору, — я думала, что беру тебя из жалости. А оказалось, что это ты меня спас.
Я поднял голову с её колен и посмотрел в глаза, в которых больше не было той усталости от жизни, что была раньше.
И понял: а ведь это моя девятая жизнь. Та самая, последняя, которая должна быть самой важной.
Все предыдущие семьи дали мне что-то полезное: аристократические манеры, творческое мышление, умение ладить с детьми и собаками, навыки выживания. Но только здесь, у Марины Владимировны, я научился главному — быть счастливым не потому, что у тебя всё есть, а потому, что ты кому-то действительно дорог.
За окном шёл дождь, по телевизору показывали очередную мелодраму, а я лежал на коленях у пожилой женщины и мурлыкал. И думал о том, что путешествие по чужим домам и жизням закончилось.
Я нашёл свой дом.
— Одиссей, — тихо сказала Марина Владимировна, — а что, если мы завтра купим тебе новую игрушку? Ту, с перьями, которую ты вчера высматривал в магазине?
Я помурлыкал согласие и подумал: некоторые путешествия заканчиваются именно там, где должны закончиться. А некоторые коты находят свою семью только с девятой попытки.
И это совершенно нормально.
Так же рекомендуем
Автобиография беглой золотой рыбки
👍 Ваши лайки и подписки вдохновляют на новые хвостатые приключения!
💬 Расскажите о своих питомцах в комментариях – возможно, именно ваш пушистик станет героем следующего рассказа 😼