Матвей не стал устраивать посиделки. Он как будто знал характер Елены: чувствовал, что не придет она. Да и без Александры не обойдется. Ему не хотелось объясняться с ней лишний раз. Да попросту не хотелось никого видеть, кроме Елены.
Как-то поутру Матвей вдруг предпринял решительный шаг. Он начистил до блеска свои сапоги, надел новую косоворотку, штаны, купленные в городе в торговой палате, шапку и новый добротный кожух.
— Ты как купец на ярмарку нарядился. Куда это ты? — спросил его Прокоп.
— Я к Елениным родителям, отец. Хочу пойти, объясниться. Мужик я, в конце концов, не мальчик, чтобы ждать, откуда ветер подует! Сам должен свои дела сердечные решать. Люблю я ее, всем сердцем люблю! Вот и хочу ее отцу с матерью душу открыть. А там уж ей решать, — откровенно сказал Матвей.
— Так уж и «люблю». Видал единожды — и уж «люблю»! Ну да, баба она славная. Я себе другую невестку и не хотел бы. Ежели чего, я с Михайлом-то поговорю. Коли ты серьезно, так, думаю, он в обиде не будет.
Матвей вышел на улицу. Дул холодный ветер и швырял в лицо первый колкий снег.
Вот и зима наступила, а там уж и в город пора будет собираться. Ему было велено назад воротиться к весне. Завод будут готовить к работе, а как подготовят, так и запускать станут. Машину для растяжки кож Севастьянов собирался покупать, а его, Матвея, обучить работать на ней обещал.
Все складывалось хорошо в его жизни, только дела сердечные не давали покоя. Семья нужна — жена, дети. Не хотелось больше одному прозябать. А тут Елена встретилась ему, понравилась, полюбилась. И решил Матвей не упускать счастья своего.
Так шел он к Елениным родителям и размышлял, что он скажет и как объяснится. И вдруг знакомый голос окликнул его:
— Здравствуй, Матвей!
Он и не заметил, как Елена нагнала его сзади, и эта встреча была для него совершенно неожиданной. Матвей остановился, повернулся к ней и счастливо заулыбался.
— Здравствуй, Елена. Ну вот и свиделись. Как ты живешь? — спросил Матвей участливо.
— А ты? — спросила Елена в ответ.
— Не знаю, что и сказать, право. Так-то бы все ничего, да тоска одолела. Сколько же я тебя не видал-то? В одной деревне живем, а встретиться никак не доведется, а?
— Да, не всем удача выпадает. А ты куда идешь-то, Матвей?
— А ты куда?
— Так домой, к своим. Вот проведать решила, а то похолодало. Может, помочь чего надобно.
— И я к твоим.
— Зачем это?!
— Истосковался я, Елена. Хочешь верь мне, хочешь нет, да только всюду тебя искал, высматривал, ждал, но так и не встретил ни разу после той нашей первой встречи. А забыть никак не могу. Вот, решил поговорить с твоими, а тут и тебя повстречал.
Елена не верила своим ушам. Она стояла перед Матвеем — высокая, красивая, в новом овчинном полушубке и нарядном цветастом полушалке. Щеки залил румянец, глаза блестели, а на губах играла улыбка.
— Ну, пошли тогда, — сказала Еленька и зашагала вперед.
Матвей за ней. Взял ее за руку и спросил:
— Я все время думал, Елена: захочешь ли ты поговорить со мной по-серьезному? Мне вот по весне назад в город надобно ехать, а без тебя ни к чему душа не лежит.
Тут Матвей остановился, повернулся к Елене лицом, обнял ее за плечи и сказал:
— Поедем со мной, а?
Еленька смотрела на него широко открытыми глазами и молчала. А он ждал — хотел понять, что у нее на душе, думает ли она о нем, но ответа не было. И только было Матвей хотел еще что-то сказать, как звонкий и надменный окрик прервал его на полуслове:
— Так вот кто, оказывается, мне дорожку перешел! Хороша тихоня, нечего сказать!
Александра стояла неподалеку: руки в боки, лицо гневное, а рядом с ней Григорий — кузнец, который свидетелем был, что Петр в кузнице кистeнь мастерил.
Они гуляли по деревне и вдруг встретили Елену с Матвеем. Нет бы пройти мимо, да и делу конец! Но не такая была Александра — настырная, своенравная, задиристая.
Григорий попытался придержать ее, но она вырвала руку и подошла к Елене и Матвею.
— Ну здравствуй, Матвеюшка! А я-то смотрю: куда это ты запропастился и глаз не кажешь? Значит, не мила я тебе больше. Ты нас тут в деревне всех девок да баб в очередь, что ли, выстроил? Ну, как опять до меня очередь дойдет — так скажи. Мы с Гришей подождем покуда.
Но тут вдруг Елена прижалась к Матвею, приклонила ему голову на грудь и сказала:
— Долго вам с Гришей ждать придется — то ли ему на радость, то ли тебе на беду. Мы вот пожениться решили с Матвеем.
Матвей обнял Елену и крепко прижал к себе. Александра опешила. Ее красивое лицо исказила кривая, надменная усмешка, и она проскрипела сквозь зубы:
— Ну ты еще пожалеешь не раз, что на каторгу в Сибирь со своим разлюбезным Петрушей не подалась!
— Саша, придержи язык! Зачем стараешься казаться хуже, чем ты есть? Так и не подействовали на тебя мои разговоры, а жаль! — в сердцах сказал ей Матвей.
Но Александра не отступала:
— Ты, Матвей Прокопьич, мне морали-то не читай, как девочке! Небось, когда любовь пытался закрутить со мной, не думал, что я несмышленая! Да только не вышло ничего у тебя — вот и ухватился за что попроще. Ну да, лежалый товар тебе больше к лицу.
— Так он потому и лежалый, что цены высокой. А тот, что грош за погляд, завсегда по рукам ходить будет, — отпарировал ей Матвей.
— Ну, ты-то и гроша за погляд не дал! А посмотреть-то было на что. Ну скажи, не лукавь!
— Саша, пошли, — сказал ей подошедший Григорий, взяв за локоть.
— Нет, подожди. С тобой мы еще успеем наговориться, — сказала Александра и опять вырвала свою руку.
Она была разгневана и резка. Ей хотелось скандала, обидных слов. Ей хотелось сокрушить чужое счастье в угоду своей прихоти. Она была неумолима. Но ее гнев разбивался, как бушующая волна о каменную преграду. Она видела жалостливую усмешку в глазах Елены и полный недружелюбия и осуждения взгляд Матвея.
Александра вдруг поняла, что ее попытка разрушить их союз не удалась, особенно тогда, когда Матвей обнял Елену за плечи, они повернулись и пошли прочь.
— Ну и пошел вон! — крикнула она ему вдогонку.
Потом повернулась к Григорию, робко дожидавшемуся, когда она успокоится.
— И ты пошел вон! Все вы мизинца моего не стоите! — Тут она заплакала и побежала прочь.
***
Радужно сияли утренние росы.
Распустила Саша шелковые косы,
Сарафан надела розовый с каймою,
Снова захотела встретиться с тобою.
Тучка набегает, тень на землю ляжет.
Саша все гадает: "Что при встрече скажет?"
В косу мак вплетает или незабудку,
На других не смотрит, суженая будто.
Небо было темным, звезды в рассыпную
В ночь, когда сказал он: я люблю другую.
Прошептали губы алые, как вишни:
Что ж, прощай, любимый, не хочу быть лишней.
Утро засияло дождиком умыто.
Плакали березы грустью позабытой.
Саша не смирилась с горькую судьбою,
Он еще вернется, будет он со мною!
Вечер повстречался с Сашей у березы.
Не развеял, милый, ты девичьи грезы.
Саша умывалась горькою слезою,
А я целовалась до утра с тобою.
***
Матвей и Елена поженились, сыграли свадьбу на Крещение. Она добилась официальной бумаги из окружной полиции, что ее бывший муж Петр Игумнов, осужденный за убийство и приговоренный к двадцати пяти годам каторжных работ, пропал без вести в местах отбывания каторги.
Теперь она являлась свободной и имела право снова выходить замуж. Елена сама поговорила со свекром, и он не противился.
— Что ж, дочка, ты нахлебалась горя. Не держи на нас зла. Иди замуж да будь счастлива. Господь с тобой, — сказал ей старый Михайло.
Елена заплакала. Она обняла старика и обещала всю жизнь помогать ему, как сможет. Но ей не пришлось. В феврале Михайло умер. Он был совсем немощен, и последние силы покинули его.
Еленька еще долго ухаживала за их с Аксиньей неказистыми могилками. По весне сажала цветы, зимой, если доводилось бывать в деревне, разгребала сугробы. Нет, она не держала на них зла и всегда помнила, как спасли они ее от увечья, которое собирался причинить ей их собственный сын.
Елена рассказала позже Матвею о злостной задумке Петра, но он ей так ответил:
— Я бы тебя, Еленька, и без носа, и без глаза взял бы! Душа важна в человеке-то — за нее любят, а не за красоту картинную. Да ты у меня и так раскрасавица! Я бы, наверное, и не заметил бы, что у тебя носа нет.
Елена рассмеялась в ответ.
Жили они с Матвеем в любви и согласии. После похорон Михайло сразу в Астрахань подались. У Матвея был там дом на заводской окраине. Не хоромы, но жить можно. Елена хозяйской рукой создала уют, навела чистоту и порядок.
Иногда скучала она по своей деревне, но они с Матвеем порой навещали родителей: и на Пасху, и на Спас. Всю осень Елена обычно с ними проводила — помогала с сеном, картошкой, огородом.
Долго переживала Еленька, что объявится Пётр. Но на их с Матвеем счастье не появился он больше. Гибли тогда в тайге беглые. Мало кому удавалось спастись. Вот и он, видимо, сгиб навсегда.
Вскоре у Елены с Матвеем и детки пошли. Счастливые родители имели двоих детей: сына Егора, или Горыньку, как его прозывали, и дочку Раечку, которая родилась у Елены поздно, в 1887 году. Еленьке на ту пору было уж сорок с небольшим.
Но Бог послал, и родители были счастливы. Детей вырастили, воспитали. Они прожили интересную жизнь в полном согласии. И их потомки живы и по сей день.
Раиса Матвеевна Суслова и была моей прабабушкой, которая прожила очень долгую жизнь и умерла в возрасте за девяносто. Она делилась с нами своими воспоминаниями о своей матери Еленьке. И многие ее рассказы мне запомнились с раннего детства.
***
А это другая обложка этой же книги в другом издательстве. На ней реальная фотография Раисы Матвеевны, дочери Еленьки и Матвея. Начало ХХ века.
- Так и тянется ниточка воспоминаний из глубины веков до наших дней. Ничто в этой жизни не проходит бесследно, все имеет свое продолжение в нас и детях наших.
- Огромное спасибо всем за прочтение, дорогие мои читатели! Благодарю за замечательные комментарии, которые вы оставляли, за ваше внимание и доброе отношение к героям этой книги.