Квартиру на окраине города Вера получила по наследству от бабушки. Однокомнатная, но своя. После университета она переехала туда — и выдохнула. Никакой мачехи, никаких чужих криков. Никаких «будь благодарна, что тебя вообще терпят».
Но до этой свободы был долгий путь.
Мать Веры умерла, когда девочке было одиннадцать. Болела, таяла на глазах, а потом просто не проснулась. Отец поначалу молчаливый, потерянный — почти не подходил к дочери. Бабушка, мамина мать, приезжала, помогала, забирала Веру к себе на выходные.
Через полгода отец привёл в дом чужую женщину — Лену. Молчаливая, хмурая, с дочкой Лизой на руках. Лизе было шесть. Она сразу забралась в Верин угол с куклами, устроила истерику, когда та не захотела делиться куклами. Лена только усмехнулась: «Ты ж старшая, будь умнее».
Поначалу Вера пыталась — правда. Подвинуться, помочь. Но каждый её шаг трактовали как вред. Мачеха находила в её действиях упрёк. «Что ты так на меня смотришь?», «Что молчишь?», «Что опять всё сделала сама — хочешь показать, что умная?»
Через год жизнь стала невыносимой. Лиза орала, когда ей отказывали, трогала чужие вещи, лгала. Однажды у Веры пропала фотография мамы. Нашлась в урне, порванная. Мачеха развела руками.
Отец молчал. В лучшем случае. В худшем — злился. «Хватит разжигать конфликт. Ты ведёшь себя как неблагодарная. Она ведь тебе как мать».
Когда Вере исполнилось пятнадцать, она начала ночевать у бабушки. После ссор, криков, из-за тона, из-за дневника. Бабушка не спрашивала. Просто стелила постель.
— Ты потерпи, — говорила она. — Всё пройдёт. А потом ты уйдёшь. Главное — вырасти человеком.
Вера заканчивала школу с отличием. Готовилась поступать в университет. Отец сказал, что денег не даст. «Мы здесь Лизу растим. А ты — умная. Вот и зарабатывай сама».
Бабушка снова спасла. Оплатила первый курс. Помогала чем могла. А главное — записала на Веру квартиру. Составила завещание.
— Это твоё. Не спорь. Это не из жалости. А по справедливости.
Когда бабушка умерла — всё оформили, как положено. И Вера, окончив университет, переехала туда. Она обрела место, где никто не будет рыться в вещах, рвать тетради, орать: «Хватит хлопать дверьми, как будто ты здесь хозяйка!»
Прошло пять лет. Вера переехала в деревню, устроилась учителем, получила жильё. Работала, жила одна. Свобода перестала казаться роскошью. Отец не звонил.
Когда он приехал, она копалась в огороде.
— Ты, значит, тут теперь. Хорошо устроилась, — сказал.
— Привет. Чего приехал?
Он помедлил:
— Надо поговорить. В дом пустишь?
Вера впустила. Зря.
— Лизе жить негде. Квартира та — простаивает. Я думаю, ты должна оформить её на Лизу.
— Что?
— У тебя тут жильё. А ей — рожать скоро. Снимать — дорого. Так ведь и не чужие люди.
— Нет.
— Почему нет? Она твоя сестра!
— Нет. Она никогда ей не была. И ты — знаешь это.
Отец стукнул кулаком по столу:
— Ты всегда была эгоисткой! Все только и делали, что тебя тянули. А теперь, когда нужно помочь — руки в карманы?
— Помочь кому? Той, кто называла меня крысой и смеялась, когда твоя жена вытаскивала меня за волосы из-за стола? Или тебе, который делал вид, что не замечает?!
— Не ври. Этого не было.
— Было! Каждый день. И ты позволял. Потому что тебе было удобно. Я — мешала.
Он побледнел:
— Всё ты переврала. Надо прощать. Надо быть выше.
— Выше чего? Выше того, как вы сделали меня лишней в собственном доме? Я была там никто! А теперь вы вспомнили, что я «должна»?
— Квартира — не твоё. Бабка записала, но она не понимала всю ситуацию. Она бы хотела, чтобы ты помогла сестре. Семья — это когда делятся.
— Семья — это когда не предают. А вы предали.
Он резко встал:
— Значит так? Значит, тебе никто не нужен?
— Именно. Мне не нужен ты. Ни ты, ни твоя жена, ни Лиза. Забудьте мой адрес.
Он хлопнул дверью.
Прошло два месяца. Вера возвращалась с работы — тяжёлый день, последние экзамены. Телефон в сумке зазвонил, она еле успела ответить.
— Вера? Это Тамара, ваша соседка по лестничной клетке… — голос был взволнованным.
— Да, здравствуйте, — Вера замерла, — что-то случилось?
— Девочка моя, я не знаю, как сказать... У вас кто-то в квартире живёт. Молодая пара, муж с женой. Уже несколько недель. Я подумала, может, вы сдали?
У Веры в ушах зазвенело.
— Нет. Я не сдавала. Вы уверены?
— Конечно, уверена! Я ж с балкона видела, как они вещи таскали. Он дверной замок поменял, ещё электрик приходил.
Вера побледнела. Рука с телефоном дрожала.
— Спасибо, Тамара. Я приеду. Завтра.
Пришлось отпрашиваться на работе и просить подменить.
Вечером она стояла у знакомой двери. Ручка и замок — другие. Она включила видеозапись на телефоне. Позвонила в дверь. Открыла Лиза.
— Ты?.. — выдохнула сводная сестра.
— Я. — Вера прошла внутрь, не дожидаясь приглашения. — Что вы тут делаете?
Из кухни вышел мужчина.
— Это кто?
— Это… дочка моего отчима… — пробормотала Лиза.
Вера посмотрела на вещи.
— Вы вскрыли замок. И живёте тут. Кто дал вам право?
Лиза сжала губы:
— Мы думали… Мы говорили с отцом… Он сказал, ты отказалась… А квартира всё равно семейная. Ты ж не жила тут. А мы с Олегом решили, раз простаивает — значит, можно.
— Вы что, с ума сошли? Это не дача, не сарай. Это МОЯ квартира. Я не разрешала никому сюда вселяться!
— Ну не орите, — сказал Олег. — Что вы так сразу — в штыки? Всё решим.
— Вы тут ничего не решите, — сказала Вера холодно. — У вас сутки, чтобы всё собрать и уйти. Потом я иду в полицию.
— Я беременна! — выкрикнула Лиза. — И никуда не уйду! С отцом своим разбирайся. Он сказал, что можем жить.
— Я всё сказала. Весь разговор записан на видео.
Она ушла не слушая.
На следующий день подала заявление. Приложила свидетельство о праве собственности, видео разговора. Следователь был молодой, внимательный и активный. Уже через день ей позвонили:
— Есть повод для возбуждения уголовного дела. Незаконное проникновение, самоуправство. Хотим вызвать вас на очную ставку с остальными фигурантами.
Сначала Вера колебалась. Потом решила — до конца.
На допрос пришёл и отец. Сидел хмуро, не смотрел в глаза.
— Ты реально хочешь, чтобы меня посадили? — спросил он, когда они столкнулись в коридоре.
— Я не хочу. Но вы совершили преступление. И должны понести наказание.
— Мы просто хотели как лучше. Лизе сейчас тяжело. Мы думали, ты одумаешься.
— Вы думали, что я снова промолчу. Как тогда, в пятнадцать. Но теперь — нет.
Следствие тянулось. Веру вызывали дважды, просили уточнить детали, подтвердить показания соседки, принести старые счета.
Через две недели Лиза позвонила сама:
— Вера, пожалуйста. Мы заплатим. Только не доводи до суда. Нам сказали, что это реальный срок…
Вера молчала.
— Мы уже всё вынесли. Квартира пустая. Ни крошки. Вот честно. Даже ванну отмыли. Мы понимаем, что виноваты.
— Пятьсот тысяч. И я скажу, что не имею претензий. — сказала Вера твёрдо.
— Пятьсот?! У нас нет таких…
— Тогда встречаемся в суде.
Через два дня деньги появились.
Вера попросила молодого следователя о помощи, и тот вновь пригласил фигурантов в свой кабинет.
Вера расписалась за получение, подписала отказ от претензий. Полицейский кивнул:
— Решили мирно. Это хорошо. Нечасто бывает.
Они подписали ещё несколько бумаг и не прощаясь расстались.
Когда она вошла в квартиру, там пахло хлоркой. Всё было вычищено. Почти стерильно.
На полученные деньги Вера планировала сделать небольшой ремонт в этой квартире и сдать её.
И пусть в этой квартире всё изменится. Но память и благодарность бабушке заключена не в стенах, а в душе тех, кто её помнит и любит.