Анна металась по кухне. Кастрюли шипели на плите, духовка гудела, предупреждая о готовности, а ей нужно было еще резать овощи для салата и проверять температуру шампанского. Каждая секунда промедления вызывала внутреннее бешенство. «Не успеваю!» – кричал внутренний голос, заставляя её движения быть резкими, почти хаотичными.
Сегодня Артёму исполнялось десять. Этот день должен был стать гимном её успеху как матери, хозяйки, жены. На столе, уже накрытом в гостиной, красовался торт – произведение модного кондитера, больше похожее на арт-объект, чем на сладость. Рядом громоздилась гора дорогих подарков: новейший игровой компьютер, который сын не просил, брендовая одежда, о которой он не мечтал, гаджеты, о которых он лишь смутно слышал. Стол буквально прогибался под тяжестью изысканных закусок и напитков импортного производства, купленных в спешке и на последние деньги кредитки. Анна держалась на чистой воле и литрах крепкого кофе, забывая об усталости ради одного – чтобы гости ахнули. Чтобы все увидели, как она преуспела.
— Ирина! – её голос, резкий и громкий, перекрыл шум вытяжки. – Где же салфетки с монограммой? Я же сказала, в шкафчике слева! Не там! Левый от меня!
Подруга Ирина, приглашённая помочь в надежде на приятный вечер, вздрогнула. Анна пригласила её не столько из дружбы, сколько как лишнюю пару рук, и теперь каждая её медлительность воспринималась как саботаж.
— Сейчас, нашла! – крикнула Ирина, роняя одну салфетку на пол.
Анна закатила глаза.
— Аккуратнее! Это не дешёвка из супермаркета!
Сестра Ольга, приехавшая пораньше с дочкой Соней, осторожно передвинула вазу с экзотическими цветами.
— Может, поставить её сюда? Так лучше видно…
— Не трогай! – рявкнула Анна, резко обернувшись. – Она лимитированная коллекция! Ты её пальцем не то что тронь – дышать рядом бойся! Поставь обратно, ровно по метке!
Ольга вздохнула. Она пришла помочь сестре, ожидая хоть немного тепла, семейного уюта, но снова попала под колёса её мании величия. Она отступила, ощущая привычную горечь.
Мать, Лариса Викторовна, восседала на барном стуле, наблюдая за суетой дочери. Её тонкие губы сложились в кривую улыбку.
— Салфетки… – протянула она, смакуя слово. – А узор на скатерти не совсем симметричен, доченька. И гвоздики в вазе… Разве они сочетаются с розами? Кажется, безвкусица.
Для Анны каждая материнская ремарка была уколом булавки в её раздутую самооценку. Мать всегда знала, куда ткнуть, чтобы больнее. Она критиковала всё, считая своим долгом указывать на неидеальность дочери, которую сама же и взрастила.
Дмитрий, муж Анны, тихо прокрадывался к выходу в прихожую, уже в пальто. Лицо его было маской предельной усталости. Мысль провести хоть пару часов в тишине офиса, пусть и за ненавистными отчётами, казалась раем. Он старался не конфликтовать с женой, зная её взрывной характер и бесконечную потребность в одобрении. Проще подчиниться, откупиться дорогими подарками и тихо ненавидеть свою жизнь.
— Дима! – Анна, как коршун, спикировала из кухни. – Куда?! Ты обязан быть! Весь вечер! И надень галстук, что я купила! Тот, шёлковый, с диагональной полосой! Кирилл и Алла оценят! – Её глаза сверкали требованием. Для Анны эти «друзья» были эталоном успеха, людьми, перед которыми нужно было блистать любой ценой. Дмитрий же видел в них лишь пустых и самовлюблённых снобов.
Он молча кивнул, снял пальто и поплёлся обратно в спальню за ненавистным галстуком. Лицо его оставалось непроницаемым.
📖 Также читайте — Мы тут думали, — начала золовка, обращаясь к невестке, — как лучше распорядиться твоим наследством. Правда, мама?
Гости прибыли. Анна преобразилась. Напряжение и раздражение растворились в сияющей, неестественно широкой улыбке. Её смех стал лёгким и заразительным (только для непосвящённых). Она парила по гостиной, излучая уверенность и роскошь.
— …а Мальдивы в этот раз просто божественны! – вещала она Кириллу и Алле, ловко поправляя дорогую брошь. – Отель новый, сервис – пальчики оближешь! Правда, пришлось взять кредит, но оно того стоило! – Она говорила о кредите с такой небрежностью, словно это была мелочь. Хвасталась отпуском, чтобы подчеркнуть свою финансовую состоятельность именно перед Кириллом, чьё мнение ставила выше других.
— А Дима недавно сменил машину! – Анна кивнула в сторону мужа, который молча разливал шампанское. – Премиум-класс, полный фарш. Лизинг, конечно, но за комфорт платить не жалко! – Она хотела сказать: «Смотрите, мы не хуже вас». Дмитрий лишь чуть сжал губы, вспоминая неподъёмные ежемесячные платежи за ненужный ему «статус на колёсах».
— А наш Артём! – Анна подвела сына к гостям. Мальчик стоял, напряжённый, как струна. – Гордость математической школы! Учителя пророчат ему будущее гения! – Она устроила его туда, потому что «престижно», не спрашивая, хочет ли он этого. Артём ненавидел цифры и уравнения. Он механически улыбался, показывал подарки по требованию матери – чтобы гости видели её щедрость. Его взгляд то и дело скользил к Соне, двоюродной сестре, которая тихо рисовала в углу на обычной бумажке. Он был прикован к горе подарков – живое доказательство «идеальности» его матери.
— Оля, милая! – Анна вдруг обратилась к сестре, стоявшей скромно в сторонке. – Ну как твой старенький «Жигулёнок»? Не сломался по дороге? Доехала нормально? – В её голосе звенел ядовитый сарказм. Она «подставляла» сестру, чтобы на её фоне собственный блеск казался ещё ослепительнее. Ольга покраснела, ощущая унижение, но лишь тихо ответила:
— Доехала, спасибо.
Кирилл и Алла снисходительно кивали, делали Анне комплименты буквально на всё: на торт, на интерьер, на платье. – «Потрясающе, Анна!», «Как всегда, безупречно!». Но в их глазах, прикрытых вежливой маской, читалась скука и лёгкое, едва уловимое презрение. Они играли в ту же игру статусов, но делали это тоньше, свысока наблюдая за стараниями Анны. Для неё они были венцом успешного общества, объектом зависти и подражания. Для них – просто знакомыми, которых терпели ради развлечения.
Дмитрий изредка обменивался долгими, многословными взглядами с другом Сергеем, который пришёл позже. Сергей, наблюдая фарс со стороны, лишь едва заметно покачивал головой. Дмитрий читал в его взгляде: «Зачем ты это терпишь?»
***
Спустя пару часов гости, наконец, ушли. Последняя улыбка Анны замерла и сползла с лица, как маска. Идеальный фасад рухнул в одно мгновение. Она не устала – она была разбита. Пустота в глазах сменила натянутый блеск. Руки слегка дрожали. Она опустилась на стул возле опустевшего стола.
— Ну вот… – прошептала она, глядя в пространство. – Удалось… Показала всем… Дом – полная чаша… Не стыдно… – Голос её был безжизненным. Роскошный дом, только что наполненный светом, смехом и музыкой, вдруг стал огромным, холодным склепом, где дорогие вещи молчаливо свидетельствовали о потраченных впустую силах и деньгах.
Дмитрий молча убирал бокалы. Он наблюдал за женой, за её внезапной опустошённостью. В нём копилось годами. Копилось от ипотеки, которая висела дамокловым мечом. От работы в банке, которую он ненавидел всем сердцем, но вынужден был держаться за неё из-за огромной зарплаты, уходящей на оплату этой показухи. От постоянного напряжения сына. От лжи, ставшей нормой. Его терпение, как перетянутая струна, лопнуло.
Он поставил бокал и повернулся к Анне. Голос его был тихим, но в нём клокотала горечь, накопленная за годы молчания:
— Аня… Зачем? Зачем ты это делаешь? Каждый раз. – Он сделал паузу, глядя ей прямо в глаза. – «Лучший дом»? Ипотека до пенсии. «Лучший сын»? – Дмитрий вспомнил, как Анна насильно заставляла Артёма демонстрировать гостям свои оценки по математике. – Он боится тебя разочаровать. До истерики боится. «Лучшие кружки»? Которые он ненавидит! «Лучшая машина»? Которая мне не нужна! За которую я плачу половину зарплаты в лизинг! А вторая половина уходит на кредиты за твои Мальдивы, этот дурацкий торт и лимитированные вазы! Она мне не в радость, она – обуза!
Он широким жестом обвёл опустошённую кухню, заваленную дорогой посудой и остатками еды.
— «Лучшая работа»? Которую я ненавижу, но должен держаться, чтобы оплачивать… это. Чтоб ты могла хвастаться перед Кириллом, Аллой и своими подругами! «Лучшие друзья»? – Дмитрий горько усмехнулся. – Они над нами смеются, Аня! Видишь их взгляды? Снисходительные, пустые! Ты купила билет в цирк, где мы – главные клоуны! Наша жизнь – это фасад, за которым… – Он развёл руками. – Ничего. Пустота. И долги. Горы долгов. Ради чего? Ради их пятиминутного «вау»?
Лариса Викторовна, до этого молча наблюдавшая, резко встала, встав на защиту дочери и её «идеального» мира, который был и её отражением.
— Дмитрий! Как ты смеешь! Анна старается для семьи! Для вашего престижа! Чтобы вас уважали! Ты должен быть благодарен!
Лариса Викторовна стояла выпрямившись, её тонкая фигура казалась жестким стержнем, на котором держался весь этот показной мир. Глаза сузились до щелочек, устремленные на Дмитрия с ледяным осуждением.
— Благодарен? – Голос Дмитрия, прежде тихий и сдавленный, внезапно обрёл хриплую силу. Он медленно повернулся к теще, и в его взгляде, наконец, вспыхнуло то, что годами копилось под спудом молчания. – Благодарен за что, Лариса Викторовна? За то, что меня держат в золотой клетке из кредитов? За то, что мой сын боится собственной матери? За то, что каждый мой день – это ненавистная работа ради оплаты её иллюзий? – Он ткнул пальцем в сторону Анны, которая сидела, словно парализованная, уставившись в пустоту опустевшего стола. – Вы… – он перевел взгляд обратно на Ларису Викторовну, – вы это взрастили. Ваши вечные придирки, ваши вечные «недостаточно идеально». Вы научили её, что любовь и уважение покупаются! Что главное – это картинка для чужих глаз! А что внутри – плевать!
📖 Также читайте — А с какого перепугу вы делите моё наследство? — Удивилась Марина у мужа и его матери
Лариса Викторовна побледнела, её кривая улыбка исчезла без следа.
— Не смей обвинять меня! Я учила её стремиться к лучшему! Быть достойной! Не то что… – её презрительный взгляд скользнул по скромной одежде Ольги, замершей у двери с Соней.
— Лучшее? – Дмитрий горько рассмеялся, коротко и резко. – Вы учили её ненавидеть себя за малейшую неидеальность! И выливать эту ненависть на всех вокруг! Смотреть свысока на тех, кто живет по средствам! Как на Олю! – Он указал на сестру Анны. – Которая пришла помочь! Которая хотела поддержать! А получила лишь унижение за свою «неидеальную» машину и жизнь! Это и есть ваше «лучшее»?
Анна вздрогнула. Глаза её, до этого пустые, медленно наполнились мутной злобой. Она встала, опираясь о стол, её пальцы впились в скатерть.
— Замолчи! – её голос сорвался на визгливый крик. – Ты… ты ничего не понимаешь! Никогда не понимал! Ты просто слабак! Неспособный оценить мои усилия! Мои жертвы! Я разрываюсь, чтобы у нас было всё самое-самое! Чтобы мы не были… не были как они! – Она яростно махнула рукой в сторону Ольги. – Чтобы нас уважали! Чтобы нам завидовали! Кирилл и Алла…
— Завидовали? – Дмитрий перебил её, его голос снова стал тихим, но каждое слово било, как молот. – Им скучно, Анна. Они пришли, как в зоопарк, посмотреть на сумасшедшую белку в золотом колесе. На семью, которая залезла в долги по уши ради их пятиминутной скуки. «Потрясающе, Анна!» – передразнил он ледяным тоном голос Кирилла. – Они смеются над тобой. За твоей спиной. Так же, как смеются над этим дурацким тортом, который никто не ел, потому что боялся испортить «арт-объект»! Над твоими «лимитированными» вазами, которые нельзя тронуть! Над моей ненужной машиной! Над Артёмом, которого ты выставила, как куклу, с его ненавистными оценками! Это не уважение, Аня. Это жалость и презрение. И ты платишь за это нашей жизнью. Жизнью сына.
Он замолчал, переводя дух. В кухне повисла не тишина, а гулкое, давящее молчание, нарушаемое лишь прерывистым дыханием Анны и тихим всхлипом из дверного проема.
Все обернулись. В дверях стоял Артём. Лицо мальчика было мокрым от слёз, глаза – огромными, полными ужаса и непонятной боли. Он смотрел не на отца, не на бабушку, а на мать. В его руке был один из подарков – новенький, блестящий гаджет, о котором он «лишь смутно слышал».
— Мам… – прошептал он, голосок дрожал. – Я… я не хочу быть гением… Я ненавижу математику… Мне страшно… Когда ты так кричишь… – Он всхлипнул снова. – И… и этот комп… Я не просил… Я хотел… хотел новый велосипед… Как у Сони… чтобы вместе кататься…
Соня, прижавшись к ноге матери, смотрела на двоюродного брата широкими испуганными глазами. Ольга обняла дочь, её лицо выражало только жалость и бессилие.
Анна замерла. Услышать эту правду из уст сына, увидеть этот немой укор в его глазах… Это было иное. Сильнее всех слов Дмитрия. Сильнее яда матери. Её рот приоткрылся, но звука не последовало. Ярость в глазах сменилась растерянностью, потом – паническим замешательством. Она огляделась – разгром на кухне, дорогие салфетки, валяющиеся на полу, где их бросила Ирина, раздражённое лицо матери, усталое и безнадёжное – мужа, испуганные глаза сестры и племянницы… и плачущий сын, сжимающий ненужный, дорогой подарок.
«Неидеально…» – пронеслось в голове. Громче материнских уколов. Это было не просто неидеально. Это был крах. Её идеального фасада. Её гимна успеха. Вместо восхищенных «ах» гостей – слёзы сына. Вместо зависти – жалость и осуждение самых близких. Вместо «полной чаши» – пустота и горы долгов, о которых так яростно кричал Дмитрий.
Она попыталась что-то сказать, отмахнуться, обвинить… но слова застряли комом в горле. Всё, что она строила годами, рухнуло в одночасье под тяжестью правды, высказанной мужем и выплаканной сыном. Сияющая маска «успешной хозяйки и матери» сползла окончательно, обнажив изможденное, потерянное лицо женщины, которая вдруг осознала, что заплатила за свой фасад всем, что у неё было по-настоящему дорого. Дрожь в руках усилилась. Она сделала шаг назад, наткнулась на стул и тяжело опустилась на него, уставившись перед собой невидящим взглядом. Сияющий дом окончательно превратился в огромную, холодную ловушку.
***
Через несколько дней новость ударила Анну, как обухом по стеклянному фасаду. Заголовки светских хроник кричали о сенсации: Кирилл, ее кумир, эталон успеха, арестован. Вскрылось грандиозное мошенничество. Фальшивые отчёты, обманутые инвесторы, долги, исчисляемые миллионами. Его империя оказалась карточным домиком, построенным на вранье и чужих деньгах. Роскошная жизнь – виллы, машины, безумные вечеринки – куплена на ворованное. Его «успех» был не просто фасадом. Это была пирамида лжи, рухнувшая с грохотом.
— Представляешь?! – Ирина, звонящая явно не затем, чтобы поддержать, захлёбывалась от сплетнического восторга. – Кирилл! Всё ворованное! Машины, квартиры, даже его дурацкий пиджак в полосочку, наверное! Позор! Абсолютный позор!
Анна сидела в гостиной своего всё ещё роскошного дома. Но роскошь эта теперь казалась тяжёлой, давящей. Дом был тихим. Пугающе тихим. Дмитрий после той ссоры молча ушёл – неизвестно куда. Артём заперся в своей комнате, будто боялся выйти на звук её шагов. Лариса Викторовна, оглушённая разоблачением своего «кумира», заперлась у себя, видимо, переваривая удар по собственной картине мира. Анна молча слушала Ирину, глядя в пустоту. В её голосе не было ни злорадства, ни даже удовлетворения. Только ледяное, щемящее осознание.
— Позор? – Анна произнесла монотонно. – Да. Наверное.
Она не стала слушать продолжения Ирины, положила трубку. Через час зазвонил телефон Аллы. Голос жены Кирилла был истеричным, срывающимся.
— Анна! Ты слышала? Это кошмар! Всё арестовано! Нас выселяют! Люди плюют в спину! Кирилл… он… он всех обманул! И меня тоже! – Алла зарыдала. – Что теперь делать?!
— Не знаю, – ответила Анна с той же странной, отстранённой пустотой. – Не знаю.
Она положила трубку, не дослушав. Сочувствия не было. Было лишь жуткое ощущение дежавю в чудовищном масштабе. Её собственный маленький фасад трещал по швам. Фасад Кирилла рухнул, обнажив гниль и пустоту. Она завидовала его показному блеску, его мнимой лёгкости, с которой он купался в роскоши. Теперь она видела: его «успех» был такой же изнурительной гонкой за иллюзией, такой же ловушкой из долгов и страха разоблачения, только в тысячу раз больше. Он строил свою пирамиду на песке обмана. Она – на песке чужих кредитов, ненавистной работы мужа и страха сына.
Дмитрий вернулся поздно. Он прошёл молча, не глядя на Анну, усевшуюся в темноте у панорамного окна. Его молчание было тяжёлым, как камень. Он не боялся скандала. Он просто исчерпал все слова. Артём, услышав шаги отца, осторожно выглянул из комнаты, но, встретив взгляд матери, испуганно дёрнулся и скрылся. Он боялся её реакции – новой вспышки ярости, нового упрёка, нового требования соответствовать её рухнувшему идеалу. Бабушка за стеной тоже была не защитой, а частью той же системы давления.
📖 Также читайте — А куда делась квартира моей мамы? — спросила Виктория у мачехи. — Она же должна была достаться мне.
Анна сидела перед экраном ноутбука. Новости о крахе Кирилла мелькали в ленте. Фотографии конфискованного особняка, роскошных авто под охраной. Лицо Аллы, искажённое горем и стыдом. Анна смотрела на это без злорадства. Только с ледяной, горькой ясностью.
«Получил по заслугам. От закона. От общества. Его показуха стоила другим реальных денег, реальных жизней. А моя?» Мысли текли медленно, как холодная лава. «Моя показуха… стоила спокойствия сына. Любви мужа. Мира в доме. Расплата не от суда. Расплата – вот она. Эта тишина. Этот страх в глазах Артёма. Эта пустота во взгляде Дмитрия. Весь этот дом, полный дорогих вещей, которые теперь кричат о потраченных впустую годах, силах, деньгах… Чужих силах. Его труде. Его ненавистной работе в банке, куда он ходил как на каторгу, чтобы оплачивать мои Мальдивы, мой «престиж», мою жажду чужого «вау»».
Она встала, подошла к двери комнаты Артёма. Стукнула тихо.
— Артём? Можно?
Мальчик открыл. Стоял, опустив голову, избегая её взгляда. В руке сжимал старый плюшевого мишку, не блестящий гаджет.
— Мам? – голос был едва слышен.
— Артём… насчёт математики… и велосипеда… – Анна попыталась начать, но слова повисли в воздухе. Она увидела только страх в его глазах. Страх не оправдать, страх разочаровать, страх её самой. Диалог не состоялся. Он упёрся в стену её же выстроенного образа. Она не смогла найти ключ. Не смогла или не знала как. — Ничего… – прошептала она, отступая. – Спокойной ночи.
Дмитрий сидел на кухне, пил воду. Анна подошла.
— Кирилл… – начала она, глядя куда-то мимо него.
— Да, – коротко бросил Дмитрий, не поднимая головы. Его голос был плоским, без интонаций. – Видел. Цирк закончился. Главный клоун – за решёткой.
Холод диалога был страшнее крика. Между ними лежала пропасть из долгов, разочарований и невысказанной боли. Её тюрьма была иной. Не за решёткой. Она была здесь, в этих стенах её «идеального» дома, построенного на песке чужого, изнурительного труда и её собственных иллюзий о том, что счастье и уважение можно купить, выстроить из дорогих вещей и одобрения таких же, как Кирилл, фальшивок.
На следующее утро Дмитрий выкатил чемодан. Анна замерла в дверях спальни.
— Куда? – спросила она, голос сорвался.
— Поживу отдельно. Какое-то время, – ответил он, укладывая вещи. Без злобы, без упрёков. С безнадёжной усталостью. – Мне нужно… время. Подумать.
— Артём? – вырвалось у Анны, сердце сжалось от нового удара. Крах идеальной семьи был здесь, сейчас, в этом чемодане.
— Поживёт у моей мамы. Пока, – Дмитрий не стал смотреть на неё. – Ему там… спокойнее. Чем здесь. Или у твоей. – Последнее прозвучало как приговор. Бабушка Артёма по отцу была тихой, доброй женщиной, далёкой от маний величия Ларисы Викторовны. Это был выбор в пользу покоя для сына, а не удобства для родителей.
Он закрыл чемодан. Прошёл мимо, не касаясь её. Дверь прихожей закрылась с тихим щелчком, гулким в тишине огромного дома.
***
Анна осталась одна. Совершенно одна. В доме, которым так гордилась. С кухней, забитой дорогой посудой и лимитированными сервизами. С гостиной, где пылился недоеденный «арт-объект» торта и гора ненужных Артёму подарков: новейший игровой компьютер, брендовая одежда, гаджеты. С экзотическими цветами в лимитированной вазе, к которой боялись дышать. С импортными закусками и напитками, купленными в кредит. С шёлковым галстуком с диагональной полосой, валявшимся на полу в спальне. С дорогим платьем, в котором она «парила» перед гостями. С панорамными окнами, за которыми теперь была лишь пустота и тень её собственного отражения. С машиной премиум-класса на лизинге, съедавшей половину зарплаты Дмитрия. С ипотекой, висевшей дамокловым мечом до пенсии. С репутацией «успешной», которая теперь казалась ядовитой насмешкой. С сыном, боящимся её. С мужем, ушедшим. С матерью, раздавленной крахом её же кумира. С подругами вроде Ирины, готовыми лишь посплетничать о чужом падении.
Она подошла к окну. Огромный, безупречный, холодный дом молчал вокруг. Ловушка захлопнулась. Камера медленно отъезжала от её замершей, одинокой фигуры на фоне показной роскоши, ставшей памятником её иллюзиям. Сможет ли она что-то изменить? Разбить стены этой золотой клетки, построенной на песке? Или так и останется её вечной пленницей, наблюдая, как рушатся чужие, но такие знакомые миражи успеха? Ответ висел в тяжёлой тишине опустевшего дома.
Автор: Владимир Шорохов © Книги автора на ЛитРес
📖 Также читайте — А почему ты сегодня деньги не принесла? — удивленно спросил Игорь у жены
📖 Также читайте — Не бойся, Макс. Мама все уладит. Папа одумается. Эти люди… Мы заплатим, а если нет, то юристы поработают и все забудется.
📖 Также читайте — Тебе сто́ит переписать квартиру на меня? — заявил муж жене. — Ну, знаешь, на всякий случай... Чтобы, когда ты умрёшь, не было проблем...