Мы сидели за столом, пили чай с печеньем. Обычный вечер. А муж вдруг говорит фразу:
— Маме нужен уход и питание по графику, а из нашей родни – ты, Вера, самая ответственная!
Я даже не сразу поняла. Печенье застряло в горле. Чай показался горьким.
— Что значит «самая ответственная»? — спросила я.
Юра пожал плечами. Как будто это очевидно.
— Ну, ты же работаешь на полставки... И времени у тебя больше.
Времени больше! Я работаю в школе. Веду английский в пяти классах. Проверяю тетради по вечерам. Готовлю завтрак, обед, ужин. Стираю, убираю, хожу в магазин...
И у меня времени больше?
— Юра — говорю, — а твоя сестра Наташа? Она же вообще не работает.
— У неё маленький ребёнок.
— Ребёнку уже восемь лет!
— Всё равно маленький.
Вот так. Логика железная. Не поспоришь.
Свекровь Галина Петровна... Как бы это сказать помягче? Она особенная. В смысле, очень особенная. После инсульта стала забывчивой. И капризной. И требовательной.
— Вера! — кричит она из своей комнаты. — Где мои таблетки?
— На тумбочке, мама.
— Не вижу!
Иду. Таблетки лежат прямо перед носом. Рядом стакан воды. Рядом расписание приёма лекарств, которое я составила.
— Вот они, мама.
— А! Не заметила. А что на обед?
— Суп и котлеты с макаронами.
— Я не люблю котлеты.
— Вчера ты просила котлеты.
— Не просила. Никогда не просила.
И так каждый день. Каждый... божий... день.
Знаете, что самое страшное? Не усталость. Не бессонные ночи. Не то, что приходится менять памперсы взрослому человеку...
Самое страшное — это когда понимаешь: ты исчезаешь.
Раньше я была Вера. Учительница английского. Любила читать детективы. Ходила в театр. Встречалась с подругами по субботам.
А теперь я — сиделка. Придаток к больному человеку. Функция.
— Вера! — кричит свекровь. — Включи телевизор!
— Пульт у тебя в руках, мама.
— Не работает!
Иду. Пульт работает. Просто она держит его не той стороной.
— Вера! Мне холодно!
— Вера! Мне жарко!
— Вера! Где мои очки?
— На голове, мама.
— Что?
— Очки на голове.
— Не вижу.
Снимаю очки с её головы. Показываю.
— А! Не заметила.
Иногда мне кажется, что она издевается. Специально. Но врач говорит — это болезнь. Нужно терпеть.
Терпеть...
А Юра? Юра приходит с работы. Целует маму в щёку. Интересуется здоровьем.
Говорит:
— Как дела, мам? Как самочувствие?
— Нормально, сынок. Вера хорошо за мной ухаживает.
— Вот и славно. Мы же договорились — Вера самая ответственная в нашей семье.
И довольный идёт ужинать. А я стою и думаю: когда это мы договорились? И главное — с кем?
Со мной никто не договаривался. Меня просто поставили перед фактом.
Наташа, сестра мужа, приезжает раз в неделю. На час. Привозит фрукты и говорит:
— Ой, как хорошо, что есть Вера! Я бы не смогла. У меня нервы слабые.
А у меня, значит, крепкие?
— Наташ — говорю я однажды, — может, поменяемся? Я посижу с твоим сыном, а ты с мамой?
— Что ты! — пугается она. — Я же не умею! А ты профессионал. Учительница. У тебя терпение есть.
Профессионал... Интересно, а где я училась быть сиделкой? Какие курсы проходила?
Терпение... Знаете, терпение — это не резиновое. Оно может закончиться.
И вот в один прекрасный день...
Точнее, в один ужасный день...
— Вера! — кричит свекровь. — Где мой завтрак?
— Съела уже, мама. Полчаса назад.
— Не ела! Ничего не ела!
— Ела кашу и пила чай.
— Лжёшь! Морить меня голодом решила?
Что-то во мне щёлкнуло. Как выключатель.
— Хорошо — говорю спокойно. — Не ела. Сейчас принесу завтрак.
Иду на кухню. Открываю холодильник. Достаю яйца. Делаю омлет. Приношу.
— Вот завтрак, мама.
— А что это?
— Омлет.
— Я не люблю омлет.
— Есть только омлет.
— Не буду!
Голос у меня стал другой. Жёсткий. Она это почувствовала.
— Вера... — неуверенно говорит она. — Может, лучше кашу?
— Кашу ты уже ела. А теперь омлет.
И знаете что? Она съела. Без капризов. Первый раз за три месяца.
Вечером приходит Юра. Видит, что мама какая-то притихшая.
— Что случилось? — спрашивает он.
— Вера на меня кричала — жалуется свекровь.
— Как кричала? — поворачивается ко мне муж.
— Обычно. Голос повысила.
— Зачем?
— Потому что иначе она не понимает.
— Но она же больная!
— Больная, но не дура.
— Вера! Как ты можешь так говорить?
— А как мне ещё? Три месяца я играю в сиделку. Исполняю каждый каприз. Результат?
— Какой результат?
— Никакого! Она не выздоравливает. Только наглеет.
— Наглеет?! — возмущается Юра. — Это моя мать!
— И что с того? Мать не значит святая.
— Как ты можешь...
— Легко! — перебиваю я его. — Очень легко!
И тут я понимаю: всё. Хватит. Больше не могу.
— Знаешь, Юра? Завтра ты сидишь с мамой. Я иду к подруге.
— Куда?
— К подруге! Помнишь, раньше у меня были подруги? И жизнь была?
— Но я же работаю завтра...
— А я что, не работаю? Или моя работа не считается?
— Считается, конечно, но...
— Никаких «но»! Завтра твоя очередь.
— Но я же не умею...
— Научишься. Я тоже не умела. Училась на ходу.
— Вера, будь разумной...
— Три месяца я была разумной. Результат знаешь какой?
— Какой?
— Меня больше нет. Есть только функция. Сиделка Вера.
— Что за глупости...
— Не глупости! Когда я последний раз читала? Когда ходила в театр? Когда мы с тобой разговаривали не о таблетках и памперсах?
Юра молчит. Думает.
— Ну... недавно же...
— Когда «недавно»?
— Не помню, но было...
— Не было, Юра. Не было.
И тут я чувствую: слёзы. Наконец-то. Три месяца не плакала. Держалась.
— Понимаешь — говорю сквозь слёзы, — я не против помочь маме. Но почему только я? Почему «самая ответственная» значит «единственная ответственная»?
Юра подходит. Обнимает неловко.
— Прости — говорит. — Я не думал...
— Вот именно. Не думал.
— Что теперь делать?
— Думать. Наконец-то думать.
На следующий день
Юра впервые остался с мамой. А я пошла к подруге Лене.
— Вера! — кричит она, открывая дверь. — Боже мой, как ты выглядишь!
— Плохо?
— Как... как будто тебя три месяца мучили.
— Примерно так и было.
Мы сидим на кухне. Пьём чай. Настоящий чай — не тот, который на бегу между уколами и таблетками.
— Рассказывай — говорит Лена.
И я рассказываю. Всё. Про "самую ответственную". Про памперсы. Про то, как исчезла.
— Знаешь — говорит Лена, — а может, это и хорошо?
— Что хорошо?
— Что ты взорвалась. Наконец-то.
— Не понимаю.
— Вера, ты же святая была. Всегда все проблемы на себя. Всем помогала, себя забывала.
— И что в этом плохого?
— То, что святых распинают.
Мы молчим. Пьём чай.
— А что сейчас дома? — спрашивает Лена.
— Не знаю. Телефон выключила.
— Совсем?
— Совсем. Пусть разбираются.
В этот момент звонок в дверь. Лена идёт открывать.
— Юра! — слышу я её голос. — Что случилось?
Заходит муж. Взъерошенный. Уставший.
— Вера, пойдём домой, — говорит он.
— Нет.
— Как нет?
— Обычно. Н-е-т.
— Но мама...
— Что мама?
— Она плачет. Говорит, что ты её бросила.
— Не бросила. Просто ушла отдохнуть.
— На три часа?!
— А сколько надо? Пять минут?
Юра садится напротив. Лена тактично исчезает.
— Вера, я не знаю, что делать.
— Вот и хорошо. Теперь ты знаешь, что я чувствую каждый день.
— Она не слушается. Капризничает.
— Добро пожаловать в мой мир.
— Как ты это терпишь?
— Никак. Поэтому и сорвалась.
Юра молчит. Думает.
— Мне помочь некому — говорит наконец.
— Мне тоже.
— Но ты же...
— Что — я?
— Ты лучше умеешь.
— Юра, я не лучше умею. Я просто делаю. Потому что некому больше.
— Значит, что? Мы теперь вдвоём?
— Мы теперь втроём. Вместе с Наташей.
— Наташа не согласится.
— Согласится. Если поставить перед фактом.
— Как тебя поставили?
— Именно.
Мы возвращаемся домой. Свекровь действительно плачет.
— Вера! — кричит она. — Где ты была? Я думала, ты меня бросила!
— Не бросила, мама. Просто немного решила отдохнуть.
— А кто будет за мной ухаживать?
— Мы все. По очереди.
— Все?
— Юра, я и Наташа.
— Наташа не умеет.
— Научится. Как я училась.
— Но у неё ребёнок...
— Ребёнку восемь лет. Он не грудной.
Свекровь молчит. Понимает: что-то изменилось.
— Мама — говорит Юра, — завтра я остаюсь с тобой. Вера идёт на работу.
— А если мне плохо будет?
— Вызовем врача.
— А если я упаду?
— Подниму.
— А если...
— Мам — перебиваю я, — а если ничего не случится?
Она смотрит на меня. Долго. Внимательно.
— Ты изменилась, Вера.
— Да, мама. Изменилась.
— Стала злой.
— Не злая. Живая.
Мы составили график. Юра — два дня в неделю. Наташа — один день. Я — остальные дни, но с условием: по субботам я свободна.
Наташа сопротивлялась. Но мы с Юрой были непреклонны.
— Либо помогаешь, либо нанимаем сиделку за твой счёт — сказал ей брат.
Помогать оказалось дешевле.
Знаете, что самое интересное? Свекровь успокоилась. Перестала капризничать. Поняла: теперь с ней не церемонятся.
А я? Я снова стала Верой. Читаю детективы. Хожу в театр. Встречаюсь с подругами.
И да — я по-прежнему ухаживаю за свекровью. Но теперь это не весь смысл моей жизни.
Теперь это просто часть жизни. Важная, но не единственная.
— Вера — говорит мне Юра вечером, — ты знаешь, что ты действительно самая ответственная?
— Знаю.
— И что это значит?
— Что я в первую очередь отвечаю за себя.
— А за остальных?
— За остальных — во вторую очередь.
— Правильно?
— Правильно, Юра. Очень правильно.
И мы пьём чай. Не торопясь. Просто так. Потому что можем.
Потому что я снова есть.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍