Я тебя так ненавижу, что, наверное, влюблюсь
Хотя изначально к Машиным проблемам Николаев не имел никакого отношения. Даже наоборот. Если бы не он, проблем было бы намного больше.
Началось все с того, что семье сестры надоело ее содержать. Нет, конечно, с голоду бы умереть ей не дали. Но, когда Маше перевалило за тридцатник, она стала с подозрением замечать, что родственники во главе с мамой готовят против нее заговор.
Сначала ее так и эдак подбивали выйти замуж. На каждое общесемейное сборище внезапно заявлялась дальняя родственница друзей семьи, у которой совершенно случайно был припасен отличный жених из Ирландии (Швеции, Швейцарии, на худой конец — из России, но тоже перспективный).
В шутку эту историю Маше перевести не удалось. Даже сестра переметнулась в лагерь бунтарей и перестала иронизировать над очередным кандидатом. А после того, как она предложила Маше перестать выкаблучиваться и получше присмотреться к очередному ирландцу, Маша поняла, что в ее жизни грядут перемены.
Перемены ворвались в лице зятя, который внезапно предложил Маше работу в своей галерее. Вообще-то галерея принадлежала его матери, но он уже почти десять лет управлял ею наравне с другим многочисленным бизнесом, которым владела их семья.
Маша обалдела.
— Ты хочешь, чтобы я тебя разорила? — спросила она с привычной ноткой кокетства.
— Ты и так это делаешь, — брякнул зять, но заметив, что Маша надула губы, сразу добавил. — Шучу, кончено. Но тебе определенно пора задуматься о будущем. Не можешь ты всю жизнь по цветкам мотылять?
А почему, собственно, нет? Сказать, что Машу не устраивала ее жизнь, трудно. У нее куча свободного времени, чтобы заниматься своим здоровьем, внешностью, тусить с друзьями. И, к счастью, нет семьи и детей, как у сестры, чтобы отвечать хоть за что-то на этом белом свете.
— Я не справлюсь, — уверенно заявила она, присаживаясь на стол, где ее уже ждал охлажденный бокальчик шампанского.
— Справишься, — не менее уверенно отозвался зять. — Я сделаю тебя начальником выставочного направления. Работа творческая. Тебе понравится.
Маша скривилась. Энтузиазма она не разделяла. В галереи и на выставки любила ходить только в день открытия, чтобы в очередной раз услышать от подруг «как, черт возьми, тебе удается, так классно выглядеть?»
— Кроме того, у тебя будет Николаев, — добавил зять. Он — что идиот свою любимую галерею под откос пустить, доверив ее безалаберной сестре жены?
В тот день Маша впервые услышала о Николаеве. Она сразу представила себе скучного старикана в советском сером костюме, с дебильной бородкой, бабочкой на шее и неиссякаемым энтузиазмом касаемо всего, что хоть как-то связано с искусством.
— Кто это? — скорее, чтобы поддержать разговор, спросила Маша. Она до последнего всерьез не верила, что сестра способна ее так подставить.
— Нормальный мужик. В галерейном деле разбирается лучше меня. Решит даже те вопросы, которые нельзя решить. Ценнейший специалист.
Когда спустя неделю Маша, к своему неприятному удивлению, все-таки заняла кабинет начальника, первым, кого ей представили, был Николаев. Никакой не старик. Бороды и бабочки тоже не наблюдалось. Высокий, статный, темноволосый, с идиотской старомодной прической и небольшими баками. Он действительно носил костюмы, но не советские деревянные, а элегантные тройки, всегда безупречно сидящие на нем. Иногда позволял себе вместо рубашки под пиджак надеть футболку.
С Машей Николаев с первого дня держался вежливо, но холодно. Ее слабые попытки пофлиртовать, не замечал.
Завидовал, небось, что Маша, а не он стала начальником.
Впрочем, Маша не особенно расстраивалась. Николаев оказался ее спасательным жилетом. За все два года работы в галерее, Маша даже не попыталась вникнуть в организацию самой захудалой выставки. Все делал Николаев. Встречался с художниками, дизайнерами, занимался таможней и монтажом. А Маша привычно блистала на вернисажах.
Так было до этого понедельника. Николаев позвонил и напросился на аудиенцию. Да-да, он так и сказал — аудиенцию. Умора же, да? Не подозревая подставы, Маша приехала в галерею и огребла лопатой по голове.
Николаев оказывается получил заманчивое предложение от одной весьма уважаемой галереи в Амстердаме, поэтому в срочном порядке берет отпуск за свой счет, на входные уезжает на встречу с будущими работодателями, а сюда, с вероятностью 99 % не вернется.
От такой наглости Маша чуть мимо кресла не села.
— А как же Дали? — домашние ей все уши прожужжали про выставку графики Сальвадора Дали, которая должна стать самым серьезным проектом их галереи за последние годы. Маша, естественно, всю информацию пропустила мимо ушей.
— Материалы по проекту я вам выслал. Проверьте почту. Проблем быть не должно. Всю подготовитьельную работу я сделал.
Маша притормозила у шлагбаума, дождалась, пока охрана, поздоровавшись, откроет дорогу, и заехала в поселок. Николаев по-прежнему мирно спал на переднем сиденье. А в воздухе все еще витал неприятный вопрос Егора.
Действительно — хватится кто-нибудь на свете блестящего специалиста по галерейной работе Николаева, или он никому на фиг не нужен?
— Родителей у него точно нет, — размышляя, заговорила вслух Маша. Егор встрепенулся. Он уже давно потерял нить разговора и не без удовольствия строил планы на вечер. — В Амстердаме просто решат, что он передумал принимать их предложение. Девушка.., — Маша задумалась. — Егор, как думаешь — есть у Николаева девушка?
Егор вспомнил, что несмотря на все усилия, так ничего и не узнал о личной жизни Николаева, и поморщился. Его это подбешивало. Ну не бывает таких людей, чтобы возникали в девять утра на работе, точно ниоткуда, а в шесть исчезали, растворяясь в переулках Москвы. Николаева даже обсуждать перестали. Иногда Егору казалось, что Николаев — человек-невидимка. Он как-то попытался выяснить его прошлое, но Кравцов его осадил: «Не надо. Спугнешь еще. Меня все устраивает. Не лезь в это дело». Егор и не полез.
— Понятия не имею, — ответил егор Маше. — Но, если девушка имеется, думаю, она тебе скандал почище этого закатит.
Ха-ха. Скандала от предполагаемой девушки Маша не боялась. Главное, чтобы Николаев закончил проект с Дали. А потом пусть катится, хоть к девушке, хоть на Майорку.
— Не понимаю — оно тебе надо? Еще под суд за похищение пойдешь, — покачал головой Егор. Он никогда не был на Машиной даче, но, когда она остановилась возле высокого дощатого забора, когда-то имевшего насыщенно-зеленый цвет, догадался, что они прибыли.
— Егор, не смеши меня, — Маша посмотрела на себя в зеркало, обнаружила, наконец, черные разводы на веке, послюнявила палец и начала сосредоточенно их оттирать. — Не мне тебе рассказывать, какие связи у Толи. Он никогда не позволит, чтобы сестра жены была замешана в какой-то темной истории. А если Николаев будет ерепениться, я скажу, что он все эти годы ко мне приставал, а уходит — потому что обесчестил.
Егор бросил на Машу быстрый взгляд и понял, что она не шутит. Сделает, как сказала. Даже на секунду не задумается о последствиях. Жаль мужика, конечно. Хотя нет, плевать.
Наскоро приведя себя в порядок, Маша перегнулась через Николаева, открыла бардачок и, недолго покопавшись в обычном женском хламе, достала связку ключей.
— Откроешь ворота?
Под ногами хрустел рыжий гравий. Чистая для городского жителя тишина прерывалась редкими вскриками птиц и шелестом степительно желтеющих листьев под натиском теплого октябрьского ветра. Не без удовольствия вдыхая пахнущий дымком загородный воздух, Егор дошел до ворот, вставил самый большой ключ в замок, поднажал и толкнул дверь. Ворота оказались тяжелые. Пока он открывал створки, чтобы машина могла свободно заехать внутрь, даже вспотел. Давненько физической работой заниматься не приходилось. Позади взревел мотор.
Егор посторонился, с интересом осматривая двор. Посреди высокой травы росли яблони и груши. На земле валялись гнилые яблоки вперемежку с еще съедобными, поздними сортами. Возле высокого и даже на вид скрипучего крыльца, покрытого, как и забор, выгоревшей и потрескавшейся зеленой краской, росла очевидно еще в детстве сестер посаженная ель. Теперь она вымахала выше двухэтажного дома, раскидывая вокруг уютную мохнатую тень.
Послышались негромкие шаги. Маша, оставив Николаева в машине, подошла к Егору, с любопытством оглядела сад и дом.
— А ведь когда-то я думала, что это самое прекрасное место на свете. Вон там, — она махнула рукой в противоположную сторону участка, — росли две березы. На них отец в начале лета вешал гамак. Да... уж... это тебе не особняк Кравцовых.
Егор пожал плечами, как бы говоря, что это не его дело, хотя место ему определенно нравилось. Впрочем, он тут ненадолго.
— Что теперь? Я еще нужен? — спросил он Машу, выразительно посмотрев на часы.
— Естественно! Как я его, по-твоему, сама в дом втащу?
Хотелось ответить что-то резкое, но Егор сдержался. Еще максимум минут десять, и он укатит отсюда. Пусть сама со своим приключением разбирается.
— Ты забрал у него заявление? — вдруг вспомнив, спросила Маша.
Вместо ответа Егор вернулся к машине, взял с заднего сидения все, что нашел у Николаева во время дорожного обыска. Сложенное вчетверо заявление, мобильный телефон, портмоне, носовой платок с вышитыми вручную инициалами А.Н., гребень, сделанный под старину и... и, собственно, все.
— Вот жлоб! — негромко рассмеялась Маша, увидев платок. — Нет, ты когда-нибудь видел, чтобы взрослый мужик вышитые платочки с собой таскал? Да он просто чокнутый.
Не желая вступать в обсуждение личности Николаева, Егор хотел, было, передать Маше вещи похищенного, но та энергично замотала головой.
— Нет, нет, нет. Будет надежнее, если ты все это с собой увезешь. Когда вернешься за нами послезавтра, вернешь ему, — она задумалась. Насколько была способна. — Нет, мобильник мне оставь — вдруг его все же кто-то будет искать. Хочу быть в курсе.
Не говоря ни слова, Егор передал Маше мобильник, вернулся к машине и забросил вещи Николаева обратно.
— Куда его? — спросил он в нетерпении. На вечер у Егора были планы, отказываться от которых по Машиной прихоти не хотелось.
— Дай подумать, — Маша наморщила лоб. — Давай на первый этаж — там при кухне маленькая комната есть с кроватью. Чтобы тебе не далеко тащить было, — она мило улыбнулась, но эта улыбка вызвала у Егора отвращение, смешанное с презрением.
— Открывай дом. Я пошел за ним.
Видимо, Маша почувствовала его настроение, потому что, не споря, легко поднялась по ступенькам, которые действительно поскрипывали, на крыльцо и открыла дверь.
Тяжелый сырой воздух с облегчением вырвался из заточения. Маша зажала нос пальцами и вошла.
Сколько она не была здесь — два года, пять? Прикинула в уме и пришла к выводу, что почти семь. На кухонном столе стояла неубранная во время последнего визита чашка. Рядом открытый графин, вода из которого давно испарилась. Резиновые сапоги разных размеров валяются при входе. Маша чуть не запнулась о них, когда устремилась проверить, есть ли замок в той комнате, куда она предложила временно послелить Николаева.
Крошечная комнатушка — чуть побольше кладовки. Кроме кровати только стопка детских книг и журналов в углу на полу, покрытая, как салфеткой, слоем серой пыли и трупиками ос. Малюсенькое окошко под потолком даже на половину не освещает комнату. В общем то, что надо.
Услышав позади шум, Маша обернулась. Егор, закинув одну руку Николаева себе на шею, втащил его в дом, неуклюже ударив спящее тело о косяк. Ноги Николаева безвольно волочились по грязному полу.
Маша проявилась заботу, стряхнув ладошкой грязь с покрывала, и с досадой посмотрела на почерневшую враз руку.
— Клади сюда его.
Сжав зубы, Егор сделал последний рывок и почти бросил Николаева на кровать. Все пространство вокруг окутал ядовитый туман взлетевшей вверх пыли.
— Слушай, он у тебя если от снотворного не окочуриться, точно здесь задохнется, — предупредил Егор, когда Маша, надежно заперев Николаева, вышла его проводить.
— Так ему и надо, — отмахнулась Маша. — Значит на связи? Послезавтра я тебя жду. Если произойдет что-то непредвиденное — позвоню. Эй, — окликнула она Егора, вспомнив что-то в последний момент. Возьми мою толстовку с капюшоном — чтобы у охраны меньше вопросов было.
Последние слова Егор, усевшись на Машино место за рулем, слушал в пол уха. Кофту взял автоматически.
Он прикидывал, за сколько доберется до города, если будет ехать, по крайней мере, в два раза быстрее, чем тащилась Маша.
Уезжая, он ни разу не посмотрел в зеркало заднего вида.
Однако все сложилось совсем не так, как планировала Маша.