— Нин, там маме надо таблетки завезти. Заедешь после работы?
Голос у Андрея был ровный, будничный. Он даже не оторвался от телефона, бросив эту фразу через плечо, пока она, Нина, стояла у плиты и помешивала в сковороде лук. Запахло жареным. И тревожным.
Нина не обернулась. Она продолжала водить лопаткой по сковороде, слушая, как шипит масло. Это был ее любимый звук. Звук дома. Но сегодня он ее раздражал.
— Андрюш, я не могу сегодня, — сказала она так спокойно, как только смогла. — У меня йога в семь. Я и так опаздываю.
— Какая йога? — он наконец поднял на нее глаза. Во взгляде — легкое, почти дружелюбное недоумение. Словно она сказала, что собирается полететь на Луну. — Нин, ну ты чего. Перенесешь свою йогу. Дело-то срочное. У мамы давление скачет.
Он снова уткнулся в телефон. Вопрос был закрыт.
Нина выключила плиту. Медленно повернулась и прислонилась спиной к прохладному кафелю. Она посмотрела на мужа. Сорок пять лет. Солидный, чуть располневший, в хорошем свитере. Успешный. Надежный. Мужчина, за которым она была «как за каменной стеной» уже двадцать лет. Вот только стена эта, казалось, все чаще вырастала между ними.
— Андрюш, я не перенесу йогу, — повторила она, и в ее голосе прорезался металл. — Я хожу туда раз в неделю. Это мой единственный вечер для себя. Твоя мама живет в десяти минутах от твоей работы. Тебе заехать проще. Даже крюк не надо делать.
Он вздохнул. Тяжело, мученически. Так вздыхают, когда объясняют ребенку очевидные вещи.
— Нина, у меня встреча в шесть тридцать. Важная. А потом я устану. Ты же знаешь, какой у меня день. Я не могу после этого еще по пробкам мотаться. А ты на своей машине, свободна.
Свободна. Она усмехнулась про себя. Она работала бухгалтером в небольшой фирме. Вставала в шесть, чтобы приготовить ему и сыну-студенту завтрак. Возвращалась в шесть, чтобы приготовить ужин. Между этим были магазины, квитанции, звонки из школы, когда сын еще был школьником, и бесконечная, невидимая работа по поддержанию этого дома в состоянии уютного семейного гнездышка, а не просто помещения с мебелью. А муж по-прежнему считал, что она «свободна».
— Я тоже устану, — сказала она.
— Ну, это несравнимо, — легко отмахнулся он. — Я руковожу коллективом, у меня ответственность. А ты... сидишь, бумажки перекладываешь.
Это не было сказано со зла. Он действительно так думал. Его работа — это Работа. Настоящая. С большой буквы. А ее — так, баловство, чтобы не скучно было. Он не видел, как она по ночам сводит балансы, как трясется перед каждой налоговой проверкой. Он видел только ужин на столе и чистые рубашки в шкафу.
Нина молчала, и Андрей, видимо, принял это за согласие.
— Вот и договорились, — кивнул он. — Таблетки на комоде в прихожей. В синей коробочке. И скажи ей, чтобы пустырник пила. А то она опять забудет.
И в этот момент что-то внутри Нины, какая-то пружина, которую она скручивала годами, лопнула. С сухим, едва слышным щелчком.
Она вспомнила все. Как возила его документы в другой конец города, потому что «ты же все равно не занята, а мне некогда». Как она стояла в очереди в МФЦ, чтобы оплатить его штрафы, потому что «Нин, ну разберись, я в этих бумажках ничего не понимаю». Как она отвозила его маме рассаду на дачу, потому что «у тебя багажник больше, а я устал».
Она вспомнила, что за все эти годы он ни разу не спросил, устала ли она. Он просто приходил домой и садился за стол. А она подавала ужин.
— Я не поеду, — сказала она. Громко. Отчетливо.
Андрей опешил. Он оторвался от телефона и посмотрел на нее так, будто она заговорила на китайском.
— Ты чего сегодня, Нин? Не с той ноги встала? Я же по-человечески прошу. Мать больная.
— У тебя тоже есть машина. И две ноги, — она скрестила руки на груди. — Ты прекрасный сын. Вот и съезди к своей больной матери.
— Да что с тобой такое?! — он начал заводиться. — Я что, многого прошу? Все жены мужьям помогают, а ты...
— Я жена, Андрей, — перебила она его, и ее голос зазвенел от сдерживаемых лет слез и обид. — Я жена, а не девочка для поручений! Не твой личный курьер, не секретарь, не водитель! Я двадцать лет бегаю по твоим делам, по делам твоей мамы, забывая про себя. Я думала, это называется «семья». А выясняется, что это просто работа. Бесплатная. Круглосуточная. И без выходных.
Нина выдохнула. И стало так легко. Словно она только что вынырнула на поверхность после долгого пребывания под водой.
Муж молчал, оглушенный. Он смотрел на нее, и в его глазах было не понимание. Было возмущение. Обида. Как будто его удобная, привычная вещь вдруг взбунтовалась и отказалась работать.
— Ты... — он подбирал слова. — Ты эгоистка. Вот ты кто. Я для семьи все, а ты из-за какой-то ерунды... Уж и попросить ни о чем нельзя!
— Это не ерунда, Андрей, — она взяла с вешалки свою сумку. — Это моя жизнь. Та маленькая часть, которую я пыталась оставить для себя. Но ты и ее решил забрать.
Она подошла к комоду, взяла синюю коробочку с таблетками. Но не для того, чтобы их отвезти. Она подошла к мужу и положила их на стол, прямо рядом с его телефоном.
— Вот. Не забудь. Отвези маме. И про пустырник напомни ей.
Нина повернулась и пошла к двери.
— Ты куда? — крикнул муж ей в спину.
— На йогу, — ответила она, не оборачиваясь. — Я сегодня очень устала. Мне нужно время для себя! Надоело подо всех подстраиваться и быть удобной!
Нина вышла из квартиры и закрыла за собой дверь. Она не знала, что будет по возвращении. Может быть, муж сам поедет к маме. А может, закажет себе пиццу и будет дуться весь вечер. А может, он что-то поймет. Хотя в последнее она верила меньше всего.
Но сейчас, спускаясь по лестнице и вдыхая прохладный вечерний воздух, она чувствовала только одно. Свободу. Странную, горькую, но пьянящую. И впервые за много лет она не думала о том, что нужно будет приготовить на завтрак. Она думала только о себе. И это пугало. И радовало.
🎀Подписывайтесь на канал. Ставьте лайки😊. Делитесь своим мнением в комментариях💕