Осень сорок первого стояла сырая, как будто сама природа горевала вместе с людьми. Солдаты стояли плотной шеренгой, промокшие, измученные, безразличные ко всему. Кто-то кашлял глухо, приглушённо, будто боялся разбудить тех, кто уже уснул вечным сном.
Другие молчали, и только глаза, погружённые в воспоминания, оставались живыми и полными горьких вопросов без ответов.
Немецкий офицер проходил вдоль шеренги, внимательно рассматривая пленных, словно выбирая товар на рынке. За ним торопливо двигался переводчик — невысокий, молодой парень, нервный и беспокойный, непрерывно жестикулирующий и пытающийся угодить немцу.
Он показывал на солдат, что-то быстро говорил, и его палец безжалостно тыкал в лица, отбирая кого-то для работы, кого-то для допроса, а кого-то сразу отправляя на смерть.
Василий стоял, опустив голову. Он не боялся — страх давно покинул его, растворился в болотах и лесах, в потерянных боях, в глазах погибших друзей. Он просто ждал, что сейчас пальцем укажут и на него.
Но думал он не о себе, а о сыне, маленьком Алёшке, которого в последний раз видел, когда уходил на фронт. И о жене, Анне, глаза которой, полные слёз и тревоги, так ясно вставали перед ним сейчас.
Переводчик резко остановился напротив Василия и что-то громко и раздражённо произнёс по-немецки. Немец холодно взглянул на солдата и, сделав шаг ближе, внимательно всмотрелся в его лицо. Василий поднял голову, встретив этот взгляд открыто, не пряча своей ненависти и презрения. Немец едва заметно усмехнулся и сухо бросил что-то переводчику.
Тот вздрогнул и поспешно затараторил на русском:
— Ты коммунист?
Василий медленно покачал головой, не сводя глаз с врага.
— Нет. Я солдат. Советский человек.
Переводчик вздрогнул от этого взгляда, словно его самого пронзило чем-то острым и ледяным. Он растерянно замолчал, но немец снова что-то резко спросил. Парень вздрогнул и выпалил почти истерично:
— Если не коммунист, то почему так смотришь? Боишься?
Василий усмехнулся, горько и коротко.
— Не боюсь. Бояться надо живым. А я уже всё..., как и все мы здесь. Вы убить меня можете, но не победить.
Немец, не дожидаясь перевода, похоже, понял смысл сказанного, коротко кивнул и пошёл дальше вдоль шеренги. Переводчик бросил на Василия последний, полный ужаса взгляд и поспешил за офицером.
А солдаты стояли дальше, не шевелясь. Их глаза постепенно снова возвращались в пустоту ожидания. Василий закрыл глаза, и на миг перед ним снова возник дом, тепло очага, руки Анны, тихо касающиеся его плеч.
Он мысленно сказал ей: «Прости…», зная, что больше никогда не сможет произнести это вслух.
СПАСИБО ЗА ПРОЧТЕНИЕ, ТОВАРИЩ!
Прошу оценить публикацию лайком, комментарием и репостом.
Если Вы считаете важным то, что я делаю, то поддержите канал с помощью донатов. Ваш вклад позволяет продолжать съёмки интервью с ветеранами, а также даёт возможность рассказывать о тех, кого нельзя забывать.
Присоединяйтесь к моему личному телеграм-каналу, где ещё больше интересных историй и живого общения 👇