Как совместить в сознании то, что великий гений, написавший "Аппассионату" и "Героическую симфонию", живёт в жалкой захламлённой мансарде с протекающей крышей? Для Россини это было не столько необъяснимым парадоксом, сколько фактом вопиющей, ужасной несправедливости.
Это продолжение статьи 👇
Я этого не вынесу!
Между тем в Вене никто уже этому не удивлялся. Бетховен имел здесь сложившуюся репутацию гения со странностями, имеющего к тому же привычку создавать вокруг себя бытовой хаос.
В венском обществе, где приличный костюм и хорошие манеры были обязательной нормой повседневной жизни, Бетховен выделялся своим едва ли не демонстративным нежеланием всему этому соответствовать. Он, что называется, заставил себя уважать и без хороших манер. И вообще, его раздражала, а иногда и приводила в отчаяние необходимость тратить время и деньги на эти бесполезные приличия.
Вот характерное для него высказывание по поводу распорядка в доме князя Лихновского, где он жил некоторое время и должен был ежедневно являться к обеду в соответствующее время (ровно в четыре) и в соответствующем виде:
"...И вот я должен быть дома в половине четвёртого. Переодеваться, бриться... Я этого не вынесу!"
И если к князю Лихновскому Бетховен все же вынужден был являться в надлежащем облике, то, к примеру, на урок к юной Бабетте фон Кеглевич, жившей в доме напротив, он запросто приходил "в халате, домашних туфлях и ночном колпаке с кисточкой".
Даже для прекрасных посетительниц Бетховен не делал исключения. 25-летняя очаровательная немецкая писательница Беттина Брентано, посетившая знаменитого композитора в 1810 году, писала, что гений встретил её в "потрёпанной" одежде с дырками на сорочке.
Робинзон Крузо
Примерно так же Бетховен относился и к бытовому комфорту. Он просто не придавал этому значения, и хаос неизбежно накапливался вокруг него. К тому же постоянные конфликты с прислугой часто приводили к тому, что в его жилище просто некому было навести порядок.
Карл Черни, ученик Бетховена, вспоминал, что
«в квартиру Бетховена надо было подниматься как на башню - на шестой или седьмой этаж. Комната выглядела совершенно заброшенной, всюду разбросаны бумаги, одежда, вдоль голых стен несколько сундуков, стульев почти нет, за исключением единственного - колченогого - у рояля "Вальтера".
Сам Бетховен в чем-то мохнатом, тёмном, наподобие Робинзона Крузо; косматые, черные, как деготь, волосы».
Ещё подробнее описал жилище Бетховена один французский офицер, поклонник гения, который каким-то чудом, как и Россини - не с первого раза - сумел добиться приёма (это было в 1809 году).
«Представьте себе самое грязное, самое захламлённое место, какое только можно вообразить: пятна сырости на потолке; старенький рояль, на котором пыль спорила за место с гравюрами в рамках и нотными рукописями; под роялем (я не преувеличиваю!) неопорожненный pot de nuit [ночной горшок].
Рядом небольшой ореховый столик, привыкший к частому опрокидыванию на него стоящего рядом секретера; множество разбросанных перьев, испачканных чернилами, и снова ноты.
Стулья, в основном с плетеными сиденьями, завалены тарелками с остатками вчерашнего ужина, одеждой..."
Примерно такую же картину застал и Россини, только в совсем другой квартире и спустя 13 лет.
Конечно, время от времени Бетховен налаживал свой быт, заказывал себе новые сюртуки и сорочки (если для этого были серьёзные основания или настроение) и находил себе более комфортное жильё, когда появлялись финансовые возможности. Прилично и даже щегольски одетый Бетховен иногда встречается в воспоминаниях знавших его людей. Но не очень часто.
Необузданная личность
Сложный характер Бетховена тоже был притчей во языцах. Он обладал прямой натурой, легко воспламенялся как восторгом, так и гневом, и говорил, что думает, не заботясь о последствиях. Другими словами, амплитуда и температура его эмоций иногда намного превосходила крайние значения.
К примеру, своё восхищение талантом Гёте он выражал в таких словах:
"Я бы умер за него десять раз!"
А на князя Лихновского (своего друга и благодетеля) во время ссоры однажды замахнулся стулом.
Он мог в раздражении бросить ноты на пол, если у ученицы никак не получался пассаж (об этом вспоминала его "муза" Джульетта Гвиччарди, та самая, которой он посвятил Лунную сонату), или с грохотом захлопнуть крышку рояля, заметив, что слушатели позволяют себе разговаривать во время его игры.
Говорят, он даже позволял себе чувствительно бить по пальцам своего ученика - юного эрцгерцога Рудольфа (между прочим, родного брата императора Священной Римской империи Франца I), если тот брал неверные ноты.
Эрцгерцог относился к этому с пониманием и снисхождением - он был горячим поклонником Бетховена и покровительствовал ему на протяжении всей его жизни.
Но другие награждали Бетховена довольно резкими эпитетами. Тот же Гёте назвал его "совершенно необузданной личностью", Керубини - "неотёсанным медведем". Гайдн наделил его шутливым прозвищем "Великий Могол".
В каком-то смысле для общества Бетховен был одновременно и признанным всеми гением, и любопытной, но малосимпатичной фигурой за стеклом, разделяющим нормальное и аномальное. На него смотрели с позиции "мы" и "он".
О вы, люди!
Только после смерти Бетховена было обнародовано его неотправленное письмо к братьям, написанное в возрасте 32-х лет, в котором он запечатлел эту глубокую трещину, отделившую его от мира. Вот несколько строк из этой впечатляющей исповеди, которую называют "гейлигенштадтским завещанием" (в переводе Ларисы Кириллиной):
"О вы, люди, считающие или называющие меня злонравным, упрямым или мизантропичным - как вы несправедливы ко мне!...
...Мое несчастье [глухота] причиняет мне двойную боль, поскольку из-за него обо мне судят ложно. Для меня не должно существовать отдохновения в человеческом обществе, умных бесед, взаимных излияний; я обречен почти на полное одиночество, появляясь на людях лишь в случае крайней необходимости; я вынужден жить как изгой.
...Божество! Ты глядишь с высоты в мое сердце, ты знаешь его, тебе ведомо, что оно преисполнено человеколюбия и стремления к добродетели. О люди, если вы когда-нибудь это прочтете, то поймите, что вы были ко мне несправедливы!"
Россини, конечно, не читал этого письма. Но он был очень умным и сердечным человеком. В мансарде с дырявой крышей он увидел не гения с причудами, и не гордеца, презирающего людей, а великого человека с "невыразимой печалью, разлитой по всем его чертам" в ситуации непреодолимого одиночества.
Возможно, он был единственным посетителем Бетховена, который настолько сильно - до слёз - принял к сердцу участь гения.
Итак, вот продолжение его рассказа.
Подайте на Бетховена!
«В тот же вечер я присутствовал на торжественном ужине у князя Меттерниха.
Всё ещё весьма расстроенный визитом к Бетховену, этим его скорбным "ах, я несчастный!", до сих пор звучавшим у меня в ушах, я не мог избавиться от мучительного чувства неловкости из-за того, с каким пиететом относились к моей особе в этом блестящем венском обществе.
Это заставило меня прямо и во всеуслышание высказать все, что я думал о поведении венского двора и аристократии по отношению к величайшему гению нашего времени, о котором мы так мало заботимся, и который остаётся в настолько бедственном положении.
Мне ответили примерно теми же словами, что я услышал от Карпани.
Тогда я спросил: но неужели же глухота Бетховена не заслуживает нашего величайшего сострадания? И разве это милосердно - указывать на его человеческие слабости, чтобы оправдать ими отказ прийти ему на помощь?
Я добавил, что можно было бы легко решить проблему с помощью подписки на небольшие суммы. Если бы к ней присоединились все состоятельные семейства Вены, это обеспечило бы Бетховену ренту, достаточно большую, чтобы защитить его от всякой нужды до конца его дней.
Но моё предложение ни у кого не нашло поддержки.
После ужина начался концерт, исполнялось одно из последних сочинений Бетховена - трио. Новый шедевр был со вниманием выслушан и имел оглушительный успех.
Слушая музыку Бетховена в обстановке великосветской роскоши, я с глубокой тоской думал о том, что в этот самый момент великий творец в уединении своей маленькой комнаты, возможно, завершает очередное творение своего гениального вдохновения, которому суждено посвятить в возвышающую красоту искусства всю эту блестящую и жаждущую удовольствий аристократию, совершенно равнодушную к несчастьям отвергнутого ими гения - того, кто доставляет им такое наслаждение!»
Многие на месте Россини по принципу "я сделал всё, что мог" постарались бы забыть тягостные впечатления визита к Бетховену и продолжали бы праздновать свои личные триумфы.
Однако Россини предпринял ещё одну попытку помочь великому человеку.
Об этом в 👉 продолжении.
Начало здесь 👇
Всё о Бетховене в этой подборке 👇
Всё о Россини - здесь 👇
Моя книга 👇
"50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки" (издательство АСТ).