Часть 3
Дима слышал, как где-то в глубине дома скрипнул стул. Эти секунды показались Дмитрию немыслимо длинными, его сковала робость.
Маша открыла дверь. Теперь она была мало похожа на ту уверенную в себе строгую девчонку, какая так нравилась ему. Дима думал, что Маша от неожиданности немного смутится, увидев его на пороге своего дома, но ни тени удивления не промелькнуло на ее лице, как будто ждала именно его.
Она приложила палец к губам и махнула ему рукой, чтоб заходил.
– Мама спит, со смены она. И Катька уснула, – шепнула.
Дима пальцами спросил, не уйти ли ему? Но она уже жестами велела раздеваться и идти за ней. Они закрыли дверь на кухню, и Маша, уже чуть громче спросила:
– Рыбный суп будешь? Я есть как раз собиралась.
– Давай, – пожал плечами Дима, есть ему хотелось, – Я мимо шел, дай, думаю, забегу.
Его "мимо" было ложью. Сегодня выдался у него выходной, и он собирался полдня. Он намывался, менял рубашки, нервничал, считая, что надеть ему совершенно нечего.
И теперь радовался простоте момента: на маленькой кухне с Машей, одетой по-домашнему – во фланелевый халат он ел суп с черным хлебом.
– Дим, а если я скажу, что мне твоя безвозмездная помощь нужна.
– Чего? А... Это запросто. Могу дров наколоть и сена накосить.
– Дурачок! – улыбалась Маша, – Где ж ты интересно сена-то накосишь под Новый год. Нет, мне в деле одном помощь нужна. В московском, – сказала уже серьезно, глядя ему в глаза.
– В московском? Интересно.
– Не очень. Просто подумала, есть же у вас в милиции возможности. Мне б об одном человеке узнать.
– Ну, не знаю. Я ж не следователь, простой сотрудник, сержант. Но у меня начальник – очень хороший следователь. Кстати, не намного меня старше. Только заявление нужно написать, – он поднялся, направился к раковине, начал мыть свою тарелку.
– Какое заявление?
– Официальное. Ну, чтоб узнать, как ты говоришь, о человеке. Он ведь тебе зачем-то нужен? – Дима сказал эту фразу бодро и вдруг осенила догадка, он потускнел, помолчал, обернулся, – Маш, это отец твоей дочки да?
Маша ответила не сразу, встала, взяла у него чистую тарелку, поставила в шкаф.
– И да, и нет. Всё очень сложно, Дим.
– Сложно? – он вытер руки полотенцем и очень серьезно произнес, – Маш, давай начистоту. Ты доверяешь мне?
– Я? – она подняла на него глаза, – Наверное. Тебе можно доверять, мне кажется.
– Можно. Тогда ты расскажешь мне всю правду, а я уж решу – смогу ли тебе помочь. Но в любом случае клянусь: всё, что расскажешь ты, останется между нами. Ну, а если понадобится помощь милиции, подключим Владимира, следователя. Доверяешь?
– Да. Только... Только давай лучше вечером пройдемся. Не хочу, чтоб мама услышала. Вот отдохнёт она, выспится, и я смогу ...
– Конечно. Не вопрос. Я сегодня выходной.
– Тогда часов в семь жду тебя. И Люда придет.
– Какая Люда? – замер Дима, он так надеялся, что будут они вдвоем.
– Потом расскажу, Дим. Вечером ...
***
Леонид и сам не понимал, что с ним происходит. Сейчас он вдруг понял, какую ошибку совершил. Когда платил деньги, мечтал о ребенке, не понимал, а теперь понял: в свой дом он самолично притащил живое доказательство своей измены.
И он вдруг испугался. Особенно пугало его то обстоятельство, которое рассказал ему Игорь – в больнице с Машей случилась истерика, она поняла, что ребенка ей подменили.
Леонид знал: Мария не глупа. А что, если найдёт она его? Что, если явится в их дом с претензиями.
Ясно, что есть у него доводы, всё у него схвачено, и положение его гораздо лучше, чем положение некому неизвестной провинциальной девчонки, но ... её можно заткнуть юридически, победить в борьбе, подключив связи, но есть ведь ещё правдолюбка Ирэна.
А Ирэну, да и всю ее семью, обмануть трудно. Она заподозрит, начнет выяснять. И неизвестно еще кому поверит: ему или Марии... Да, неизвестно. Разве что материнская любовь, с какой сейчас она пестает девочку, поможет.
Не отдаст она ребенка никому. Точно не отдаст.
И зачем он вообще придумал этот обман!? Зачем? Какая разница? Пусть бы росла чужая девочка. Ему-то что от этого, если вокруг ее крутятся мамки и няньки.
Да-а, не так он представлял наличие в семье ребенка. Совсем не так.
Ему почему-то было тяжело находиться рядом с новоявленной дочкой. Постоянно казалось, что все домашние смотрят на него подозрительно долго, как-то изучающе. Сравнивают?
Все время хотелось ускользнуть из дома. Он оставался в Москве, засиживался на работе пока не начинало рябить в глазах и ломить спину. Тем более, что сейчас рассматривали его на должность солидную – в Бюро совета министров машиностроения. Надо было соответствовать.
Девочка очень... очень была похожа на Машу. Ее синие глаза обвиняли и гипнотизировали.
Ирэна таскала дочку на руках ночи напролет – не дай Бог пискнет. В конце концов наняли ей медсестру-помощницу, женщину средних лет, опытную няню. Но Ирэне казалось, что управляется та слишком равнодушно, беспокойное сердце ее все равно не отдыхало.
– Мам, ну, она грубовата. Тебе не кажется?
– Ирэна, доча, но ты погубишь себя и ребенка! Нельзя же не спать ночи напролет, да и Анечка привыкла уже к рукам, оттого и беспокоится.
– А я вот думаю, мам, вдруг она чувствует, что я ей не родная. Есть же связь материнская...
– О, Господи! О чем ты говоришь! Думаешь, ты не плакала? Или Виктор? А у меня помощников не было, между прочим. Какая связь!
Ещё Ирэну беспокоил муж. После удочерения он как-то отстранился, поглядывал на дочку искоса, полностью доверив ее жене и теще.
Чувствует, что чужая?
Даже дед, казалось, относился к внучке теплее.
Ирэна при каждом удобном случае совала нарядного ребенка мужу в руки, тараторила о дочке, о ее проблемах, о том, что сказал врач... Но теперь Ирэне казалось, что Леонид стал меньше бывать в родительском загородном доме именно потому, что не хочет видеть дочку.
Понятно – ребенок чужой, сердце не может ещё принять. Иногда муж как-то особенно пристально вглядывался в дочь. Однажды застала она его над кроваткой. Анечка плакала, а он ничего не предпринимал, просто стоял рядом и смотрел на нее сощурившись.
– Лёня! Ты чего? Она же плачет, – подхватила ее на руки Ирэна, – Она на ручки к тебе так просится, а ты...
– Да? Я не знал, – сказал отстраненно и вышел из комнаты.
В квартиру перебираться она долго не решалась: здесь, на подмосковной родительской даче, были помощники, здесь была оборудованная детская, рядом – прекрасный парк. Здесь всё было родное. Беспечные детство и юность ее прошли здесь.
Но в последнее время решила Ирэна, что после празднования нового года, в московскую квартиру всё же переедет: надо, чтоб Леня видел дочку чаще.
Женщиной Ирэна была умной, всё понимала. Она уже всем сердцем прикипела к Анечке, теперь нужно было сделать всё, чтоб прикипел к девочке и муж. Да и как можно к ней не прикипеть: синеглазая, розовощекая, веселая и нежная малышка со смешным пушком на макушке. Просто ангел – их с Леонидом дочка!
Но, видимо, для Леонида она остаётся чужой. Почему он так присматривается к ней? Чего боится? Ведь врачи констатировали: Аня абсолютно здорова.
Вся родня сходила с ума от умиления, каждый мечтал понянчиться. Дед готов был каждый вечер катать коляску по закрытой веранде, периодично присаживаясь на вольтеровское вытертое бархатное бордовое кресло, прислушивался к звукам рояля "Бехштейн" – Ирэна решила вспомнить музыкальные моменты. Далеко ходить не позволяло ему больное сердце.
А Ирэна настояла на том, что пора гулять с Анечкой в парке. Тем более, что шикарный парк был через дорогу от их дома – ухоженный, расчищенный и великолепно освещенный. Что-то таинственное и притягательное было в этом парке. Ходила туда Ирэна с коляской вместе с няней.
***
– Леонид Саидович?
Возле кулинарии ресторана "Прага" на Старом Арбате, куда он зашёл за тортом для именинника начальника, его окликнул молодой человек в мохнатой большой шапке и короткой куртке.
– Я. Мы знакомы? – Леонид не собирался разговаривать, решил, что это один из его бывших подопечных.
Он уже открывал дверцу своей машины.
– Нет, не знакомы. Но нужно поговорить.
– Извините, молодой человек, спешу очень, – он поставил торт на сиденье, сел в машину, включил зажигание.
Молодой человек понял, что он вот-вот захлопнет дверцу, придержал ее, наклонился.
– Я по поводу подмены детей в родильном доме города Сокол.
Повисла пауза.
– Что? При чем тут..., – Леонид не ожидал, растерялся. Тут, на зимней улице Москвы, казалось, случайный прохожий заговорил о его самой большой тайне, – Я не понимаю, о чем Вы говорите.
Но уезжать теперь Леонид не спешил. Ладони его вмиг стали влажными, да и на лбу появилась испарина, несмотря не морозец.
– Нам надо поговорить, – парень смотрел на него спокойно.
– Вы кто? Вы кто такой? – стукнул по рулю Леонид.
– Это не важно. Хотя..., – парень достал корочки, показал, Леонид выдохнул: простой сержантишко, – Но я тут неофициально. Пока...
– Садитесь, – кивнул Леонид на соседнее сиденье, – Вы не против, если я поеду, я, правда, опаздываю.
– Не против. Мне спешить некуда.
– Так о каком Вы там ребенке? – Леонид смотрел назад, объезжая снежные бордюры, старался говорить лёгко и непринужденно.
– О ребенке Маши Левашовой и Вашем. Девочка, всего скорей, у вас. Да, она Ваша дочь, но похищена у матери.
– О, Господи! Прям страсти говорите! Похищена... И кто ж кого похитил? Извините...
Это "всего скорей" Леонида даже рассмешило. В общем, никаких доказательств у них нет. Просто этот странный угловатый парень, наверняка, хочет денег.
Но парень начал говорить обстоятельно, дотошно описывая доказательства, какие имел. Правда, о медсестре не сказал ни слова, называл ее – свидетельница.
Конечно, это был Дима. С другом следователем Володей, они уже знали о Гарине практически всё.
– Молодой человек, я сейчас вышвырну Вас из машины. Всё это ложь. Видимо, какая-то специально проведенная утка, чтоб подставить меня перед..., – он хотел сказать "перед вступлением в новую должность", но замолчал. Ещё не хватало, чтоб этот молодчик испортил ему карьеру, – ... Перед начальством и женой.
– То, что ребенок у Левашовой ей не родной очень легко доказать. И мы это сделаем. И большие неприятности я Вам гарантирую, Леонид Саидович.
– У какой Левашовой? Вы меня с кем-то путаете. Не знаю я никакой Левашовой. А ребенка мы с женой удочерили законно. Отказницу. Хотите, проверяйте, а сейчас..., – он притормозил на остановке, посмотрел на собеседника, – А сейчас до свидания, молодой человек. Дальше нам не по пути, – сказал жёстко, как умел, – И смотрите: на любые методы, есть антиметоды. Как бы вам там самим не поплатиться за содеянное. Я это так не оставлю!
Дима сказал в дверь:
– И мы не оставим. Вы вернёте ребенка! – дверь захлопнулась.
Руки Леонида дрожали, его жигуль чуть не въехал в носатый автобус, он ударил по тормозам, на минуту перекрыв движение, упал головой на руль. Что ж творится с ним? Всё же хорошо шло. Даже отлично... Где он опростоволосился? Может надо было предложить этому гаду денег?
Он завёз торт по адресу, но не остался, полетел домой. В квартире он набрал номер Игоря Горенко, долго разговаривал с ним. Говорили несколько завуалированно, но вполне понятно. Игорь утверждал, что ничего доказать невозможно, что все "винтики завинчены крепко". Но почувствовал Леонид нутром, что Горенко испугался тоже.
Они обсудили планы и ходы в случае неблагоприятно развивающихся для них обстоятельств, и в конце концов Леонид немного успокоился. Кто он! И кто они: никому неизвестная Маша, дохленький сержантик милиции и какая-то там непонятная свидетельница.
Да и что у них есть против него? Своей по крови родной дочерью Леонид Анну никогда не признает. А вот по закону она уже – его дочь. А та девочка, что сейчас у Марии, вообще отказница. И ее родительница, а точнее родители родительницы и слышать не захотят ни о какой экспертизе. А если ещё посулить им деньжат.
В общем, все слабые места нужно было подмазать рублем. И в Красногорском, и в Соколе. Вот только к Маше и к этому длинному молодчику с деньгами лучше пока не соваться – могут схватить за руку. Похоже, такие у нее дружбаны. И Леонид опять суетился, ездил, тратил деньги, перестраховывался.
Ведь деньги могут решить абсолютно все проблемы.
***
