Найти в Дзене
Валюхины рассказы

Моя девушка зашла в купе попрощаться, как через 5 минут мы уже ругались с толстой проводницей

Оглавление

Я уже сидел в купе, смотрел в окно, рюкзак под сиденьем, бутылка воды на столике.
Поезд стоял на платформе, оставалось 20 минут до отправления.

Рядом — никого. Все места в купе были свободны, и я внутренне радовался, что, может, поеду в одиночестве.

И тут зашла Алина.

Моя девушка.
Она живёт в этом городе, а я уезжаю на неделю в командировку. Решила проводить, пока не тронемся.

— Ну что, готов к поездке? — она села рядом, взяла мою руку.
— Ага. Купе пустое пока. Буду королём до Екатеринбурга.

Мы говорили ерунду. Просто сидели рядом. Она принесла булочку, положила на стол, вытерла платочком край окна.

— Слушай, может, ты вообще не поедешь, — шепчет. — Ну серьёзно. Останься.

Я смеюсь, хотел ей что-то ответить и тут дверь распахивается.

Входит проводница.
Невысокая, плотная, с красным лицом и такой походкой, как будто она тут главная. И чуть не президент.

Она осмотрела нас с порога.
Взгляд злой. В голосе — укор:

— Остаются только пассажиры. Остальным — на выход. Сейчас отправление.

— У нас ещё восемь минут, — спокойно сказал я.
— На выход. Сейчас! — повторила она. — Здесь вам не гостиница. Поезда — не для поцелуев.

Алина медленно встала.
— Мы просто сидим, разговариваем. Разве это запрещено?

— Запрещено мне перечить, девушка. Вы что, надеетесь до станции доехать зайцем?

— Простите?! — Алина вскинула брови. — Я что, похожа на безбилетницу?

— Похожи. Особенно когда на чужих местах сидите и глаза мне закатывать не надо.

Из формальности в фарс

Я поднялся с полки, встал между ними — не агрессивно, но так, чтобы разговор шёл через меня.
— Девушка просто зашла на пять минут попрощаться. Мы не шумим, не мешаем. Поезд же ещё не отправился.

Проводница скрестила руки на груди, глядя на меня сверху вниз, хотя была ниже ростом.
— Вы меня учить будете, молодой человек?

— Нет, я просто хочу понять, почему вы наезжаете на девушку. Мы что-то нарушили?

— Нарушили. Устав. Правила. И моё терпение. Здесь не кабак.
— Это купе, — ответил я. — Я за него заплатил. Мы сидим тихо, никому не мешаем. В чём проблема?

Она покраснела ещё больше.
— Проблема в том, что такие, как вы, думают, что если за билет заплатили — значит всё можно. Девиц водить, жрать, валяться.

— Простите, вы меня сейчас оскорбили? — Алина шагнула вперёд. — "Девиц водить"?
— А как это ещё назвать? Пришла, уселась — теперь, глядишь, и спать останется.

— Вот именно, — бросила Алина. — Вы с пассажирами так разговариваете всегда, или только когда у них нет брюк 60-го размера?

Тишина.

Проводница выдохнула шумно — как бы сдерживаясь — и сделала шаг ближе.
— Я на рабочем месте, и вы сейчас оскорбляете меня.
— А вы — унижаете нас, — ответил я. — Просто, потому что можете или потому, что не любите, когда у кого-то есть счастье?

Она схватилась за рацию.

— Хорошо. Сейчас подниму начальника поезда. Пусть решит, кому тут быть, а кому — на перрон. А может, и в транспортной полиции окажитесь— за хамство.

— Давайте, — спокойно кивнул я. — Очень интересно будет послушать, как вы объясняете, что "поцелуй на полке" — это угроза.

Служебное рвение против здравого смысла

Через пару минут дверь снова распахнулась — теперь с лязгом, как будто кто-то решил, что эффект важнее смысла.

В купе вошёл начальник поезда — мужчина в очках, с портфелем через плечо и выражением "у меня был тяжёлый день до вас, и, похоже, он продолжается".

— В чём конфликт? — спросил он ровно, глядя сначала на нас, потом на проводницу.
— Пассажирка без билета, — тут же заговорила она. — Сидела на месте, отказывалась покинуть вагон, оскорбляла меня. Её молодой человек подстрекал, угрожал.

— Угрожал?! — я чуть не рассмеялся. — Мы сидели. Разговаривали. Она пришла попрощаться. Я её парень, купе моё.
— Она… она сказала, что у меня размер 60-й! — выдала вдруг проводница, показывая на Алину.
— Это неправда! — вспыхнула Алина. — Это вы меня унижали! Сказали "девиц водят" и "тут вам не кабак"! Где это вообще прописано?

Начальник вздохнул, потер переносицу.
— Документы у девушки есть?
Алина достала паспорт.
Он проверил.

— Поезд ещё не отправился. До момента закрытия дверей находиться в купе можно, если пассажиры не против. Нарушений нет.

Проводница вскрикнула:
— Но она хамит! И он хамит!
— Вы тоже, — ответил начальник. — Всем успокоиться. Поезд отходит через три минуты. Девушка — на выход. Без скандалов.
— Сами мы бы ушли — без шоу, без позора. Но не любим, когда нас обливают грязью, — тихо сказала Алина.

Она встала, взглянула на меня:

— Удачной поездки. Видимо, она будет долгой и запоминающейся.

Повернулась и вышла.

Проводница ещё пару секунд стояла в дверях. Потом бросила через плечо:

— А вы подумайте, как разговаривать. А то в следующий раз не попрощаться будете, а на полпути выходить.

Двери ещё открыты

Я остался сидеть в купе, но внутри всё кипело.
Не от того, что поругался с проводницей.
Не от того, что поездка испорчена.

А потому что она ушла — униженная, оскорблённая, просто за то, что зашла попрощаться.
Пять минут. Пять простых минут.

И вместо добрых слов на дорогу — ей достался всплеск злобы и яда.
За что?
За то, что влюблённая?
Красивая?
Моложе?
Не молчит?

Я посмотрел на дверь.
На рюкзак.
На часы.

Две минуты до отправления.

Я поднялся.

Схватил сумку, открыл дверь. В коридоре — проводница стояла с блокнотом, что-то помечая. Увидела меня — прищурилась.

— А вы куда?
— Домой, — ответил я. — С теми, кто мне важен. А не с теми, кто думает, что форма — это право унижать.

Она открыла рот, но я уже прошёл мимо.

Платформа была почти пуста. Люди заходили, торопились, а я — бежал в обратную сторону.
У выхода — увидел её. Алина стояла, уже отворачиваясь, думала, я не пойду.

— Эй! — крикнул я. — Подожди. Я поеду позже. Или не поеду. Но точно не останусь с этой некомпетентной проводницей, которая позволила себе обидеть мою девушку.

Она повернулась. Глаза — удивлённые. И, кажется, немного блестят.

— Ты серьёзно?

— А ты думала — я поеду и забуду?
— Нет, — сказала она. — Я просто не надеялась.

Мы стояли в обнимку, когда поезд дал гудок и закрыли двери.

Билет можно вернуть. Самоуважение — нет

Поезд тронулся. Мимо нас проплывали вагоны, лица людей в окнах. Купе с моим номером тоже промелькнуло — уже без меня.
Внутри не было ни сожаления, ни тревоги.
Только чёткое ощущение, что я сделал правильно.

— Ты сошёл с поезда из-за меня? — шепнула Алина, когда мы уже вышли со станции и шли по ночному городу.
— Я вышел из-за себя.
— Как это?
— Потому что, если позволить унизить тебя и остаться, я перестану уважать себя.

Она молчала. Потом обняла за плечи.
Мы пошли дальше, не оглядываясь.