В 1987 году, когда Советский Союз стоял на пороге тектонических перемен, режиссер Леонид Квинихидзе, подаривший зрителю легкие и светлые мюзиклы «Мэри Поппинс, до свидания» и «Соломенная шляпка», выпустил фильм, ставший шоковой терапией.
«Друг» — это безжалостная, пронзительная и тяжелая драма-притча, основанная на пьесе Эдуарда Акопова «Пёс». В этой картине фантастический элемент — говорящая собака — служит лишь скальпелем для вскрытия глубочайших социальных язв. Это незаслуженно подзабытое кино до сих пор остается одним из самых мощных и честных высказываний о человеческом падении, предательстве и призрачной надежде на спасение.
Сюжет как диагноз: «Не всё ли равно, про кого говорить?»
Фильм открывается эпиграфом из рассказа Ивана Бунина: «Не всё ли равно, про кого говорить? Заслуживает того каждый из живущих на земле». Эти слова — камертон всей истории. Мы знакомимся с Колей Никитиным (Колюном), бывшим артистом «Москонцерта», а ныне опустившимся до самого дна запойным пьяницей. Его среда обитания — «птичий рынок», где он выпрашивает деньги, и грязная химчистка. В один из таких дней загадочный интеллигентный мужчина (Анатолий Ромашин) совершает странный поступок: отдает ему своего пса, огромного черного ньюфаундленда, и даже приплачивает сверху 150 рублей.
Позже Колюн, к своему ужасу и изумлению, обнаруживает, что пес, назвавшийся Другом, умеет говорить. И говорит он голосом совести, разума и последней надежды (гениальная озвучка Василия Ливанова). Миссия Друга — спасти Колюна, вытащить его из алкогольного омута, вернуть к жизни, к дочери, к самому себе. Но спасти того, кто отчаянно не хочет спасения, оказывается почти невыполнимой задачей.
Вершина падения: гениальный Сергей Шакуров
Главный герой в исполнении Сергея Шакурова не вызывает ни грамма жалости или сочувствия. И в этом заключается гениальность его игры. Шакуров не сыграл, а буквально прожил на экране всю физиологию и психологию распада личности. Его Колюн — не трагическая жертва, а активный, изобретательный и совершенно аморальный эгоист, чья жизнь подчинена одной цели — поиску выпивки. Интересно, что на эту сложнейшую роль пробовались такие мэтры, как Лев Дуров и Лев Борисов, но выбор пал именно на Шакурова, который смог придать образу пугающую достоверность.
Актер филигранно показывает все стадии падения: от комичных препирательств с говорящим псом («-Ты еще здесь? -Здесь я, здесь, не беспокойтесь!») до страшного, надрывного финала. Сцена его белой горячки, бесчувственное тело, которое уносят санитары, и последующее возвращение из ЛТП — это вершина актерского мастерства. Мы видим уже не человека, а ходячую куклу с пустой душой, потухшими глазами и заторможенными движениями. За эту работу Сергей Шакуров абсолютно заслуженно получил приз за лучшую мужскую роль на Всесоюзном кинофестивале.
Голос совести: магия Друга и Василия Ливанова
Самого Друга сыграл благородный ньюфаундленд по кличке Ютгай. Но его душой и голосом стал великий Василий Ливанов. Его уникальный хрипловатый тембр, знакомый по Шерлоку Холмсу и Карлсону, здесь звучит совершенно иначе. Это усталый, мудрый, бесконечно терпеливый, но не теряющий надежды голос наставника. Четкие, афористичные реплики Друга заставляют зрителя моментально принять правила игры и поверить в происходящее. Фантастический элемент становится реальностью благодаря этому голосу. Именно из-за этого невероятно живого и трагичного персонажа многие зрители признаются, что не могут пересматривать фильм — слишком больно и невыносимо жалко.
Мелодия надрыва: песни Александра Розенбаума
Еще одним полноценным героем фильма стала музыка. Песни Александра Розенбаума — это не просто фон, а смысловой и эмоциональный стержень картины. Они звучат как исповеди, как маленькие истории, полные боли и тоски. «Вальс-бостон», «Нарисуйте мне дом», а особенно «О холодах» становятся саундтреком к распаду души Колюна:
"Холодно, холодно...
Не замерзнуть бы - отворите...
Молодость -
Мне верните - не губите..."
Малоизвестный факт: режиссер Леонид Квинихидзе специально попросил Розенбаума исполнить и записать песни для фильма в иной, более надрывной и камерной манере, отличной от его концертных версий. Благодаря этому они приобрели особую, пронзительную искренность, идеально слившись с мрачной атмосферой фильма.
Финал, от которого стынет кровь: надежда или иллюзия?
Концовка фильма — одна из самых сильных и обсуждаемых в советском кинематографе. После «лечения» в ЛТП (показанного в гнетущей черно-белой гамме) Колюн возвращается в свою пустую квартиру. Он сломлен, заторможен, он — живой мертвец. В его руках лишь резиновый мячик — единственное, что осталось от Друга, которого он сам же и предал, отдав собутыльнику Митьке и живодёрам. И в этот момент абсолютного отчаяния, когда Колюн беззвучно плачет, дверь открывается, и на пороге появляется Друг… Камера застывает на цветном стоп-кадре, оставляя финал открытым.
Было ли это реальным возвращением верного пса, чудом простившего предательство? Или это лишь предсмертное видение, последняя галлюцинация сломленного человека перед окончательным угасанием? Режиссер не дает ответа, оставляя зрителя наедине с этой пронзительной сценой, которая может быть истолкована и как символ божественного прощения, и как последняя иллюзия погибающей души.
«Друг» — это честное, беспощадное и тяжелое кино. Это фильм-диагноз, который говорит не только о трагедии одного алкоголика, но и о состоянии целого общества, теряющего ориентиры. Это тяжелый, но невероятно талантливый и необходимый фильм, который доказывает, что иногда собаки действительно бывают человечнее людей.