Марина услышала звонок в дверь, когда мыла посуду после ужина. Руки в мыльной пене замерли над тарелкой. Она знала — это он. Кто еще мог прийти в восемь вечера в четверг, когда весь дом уже готовился ко сну?
— Мама, откроешь? — крикнула дочка из комнаты.
— Сама открою, — Марина вытерла руки полотенцем и подошла к двери.
За стеклянной вставкой маячила знакомая фигура. Высокий, чуть сутулый, с букетом в руках. Сердце екнуло и тут же сжалось от обиды.
— Марин, открой, пожалуйста, — тихо сказал он через дверь. — Я знаю, что ты дома.
Она прислонилась лбом к прохладному дереву двери. Три недели. Три недели молчания после того скандала. Три недели она ждала хотя бы смсы. А он явился с цветами, словно ничего не произошло.
— Уходи, Дима.
— Не уйду. Буду стоять, пока не выслушаешь.
— Я тебя не звала.
— А я пришел сам. С повинной.
Марина медленно повернула ключ. Дверь открылась, и между ними повисла тишина. Дмитрий стоял на площадке с огромным букетом полевых ромашек — простых, белых, как те, что он дарил ей в самом начале их знакомства. Волосы растрепаны, глаза виноватые, на лице трехдневная щетина.
— Привет, — сказал он негромко.
— Зачем пришел?
— Извиниться. И поговорить. Если ты, конечно, готова меня выслушать.
Марина посмотрела на ромашки. Он помнил, что розы она не любит. Помнил, что полевые цветы для нее дороже любых оранжерейных красавиц. Только вот помнить нужно было не только цветы, но и обещания.
— Проходи, — она отступила в сторону. — Только тихо. Лиза делает уроки.
Дмитрий разулся в прихожей, повесил куртку на крючок — так же привычно, как делал это полгода, пока они встречались. Марина взяла ромашки и пошла на кухню искать вазу. Он молча следовал за ней.
— Кофе будешь? — спросила она, доставая из шкафа старую хрустальную вазу, подарок от бабушки.
— Буду. Спасибо.
Они двигались по кухне осторожно, словно вокруг мин. Марина ставила воду, он сидел за столом и молчал. Только когда кофе был готов и она села напротив, Дмитрий заговорил:
— Я идиот.
— Это ты мне уже говорил. Месяц назад, когда я узнала про твою бывшую жену.
— Марин, дай объяснить...
— Что объяснять, Дим? — она обхватила чашку ладонями. — Ты полгода встречался со мной и забыл упомянуть, что твой развод еще не оформлен. Забыл сказать, что Алена до сих пор живет в твоей квартире. Забыл предупредить, что она может объявиться в любой момент.
— Мы не живем вместе! Она просто...
— Она открыла дверь твоим ключом, когда мы с тобой ужинали. Твоим ключом, Дима! И сказала: "Дорогой, я соскучилась". А ты стоял как столб и мялся.
Дмитрий провел рукой по волосам:
— Я растерялся. Не ожидал, что она вернется. Мы же договорились, что она заберет вещи и съедет.
— Когда договорились?
— Ну... в прошлом году.
— Год назад? — Марина поставила чашку на блюдце. — И за год она так и не съехала?
— Съехала. А потом вернулась. Сказала, что ей негде жить, что я не могу выгнать ее на улицу. Мы же двенадцать лет вместе прожили.
— А я что, случайная знакомая?
— Ты? — он посмотрел на нее так, словно она спросила что-то совершенно невероятное. — Марин, ты самое важное, что у меня есть.
— Да? Тогда почему я узнала о существовании твоей жены от нее самой, а не от тебя?
Дмитрий замолчал. За окном шумели машины, где-то лаяла собака, в соседней квартире играла музыка. Обычные вечерние звуки, а Марине казалось, что мир остановился.
— Я боялся, — наконец сказал он.
— Чего?
— Что ты уйдешь. Что не захочешь связываться с разводящимся мужиком. Что решишь: слишком много проблем.
— И поэтому солгал?
— Не солгал. Просто... не рассказал.
— Дим, это одно и то же.
Он отпил кофе, поморщился — видимо, слишком горький. Марина всегда заваривала крепче, чем нужно, когда нервничала.
— Я думал, что к тому времени, когда мы станем серьезно встречаться, все уже разрулится. Что Алена найдет себе жилье, мы оформим развод, и никто не пострадает.
— А что получилось?
— Получилось, что я запутался. Она то уходила, то возвращалась. То говорила, что согласна на развод, то устраивала истерики. А я... я не знал, что делать.
— Знал. Просто не хотел делать выбор.
Дмитрий поднял на нее глаза:
— Я выбрал. Выбрал тебя. Поэтому и пришел.
— Поздно, Дим.
— Почему поздно? Мне сорок два, тебе тридцать восемь. Мы не пенсионеры.
— Дело не в возрасте. Дело в доверии.
Из комнаты послышались шаги, и на кухню заглянула Лиза — худенькая девочка с длинными косами, копия Марины в детстве.
— Мам, а это дядя Дима? — она смотрела на гостя с любопытством.
— Да, солнышко. Он пришел поговорить с мамой.
— Привет, дядя Дима! А где твоя машина? Обычно ты приезжал на машине.
— Привет, Лизонька, — Дмитрий улыбнулся первый раз за вечер. — Я пешком пришел. Прогуляться решил.
— А можно я посмотрю твои фотографии с рыбалки? Ты же обещал показать, как поймал щуку.
— Лиз, у дяди Димы сейчас нет времени, — вмешалась Марина. — Иди доделывай математику.
— Ой, мам, я уже все сделала! Можно я еще немножко посижу?
Марина посмотрела на дочку, потом на Дмитрия. Лиза привязалась к нему с первых дней их знакомства. Спрашивала, когда он приедет, радовалась его приходу, рассказывала о школьных делах. А он возился с ней, помогал с уроками, учил кататься на велосипеде. Девочка успела привыкнуть к нему как к отцу — своего она никогда не знала.
— Десять минут, — сказала Марина. — Потом спать.
Лиза плюхнулась на стул рядом с Дмитрием и принялась листать фотографии в его телефоне. Он рассказывал про рыбалку, показывал снимки, а Марина смотрела на них и чувствовала, как сердце сжимается от боли. Они могли бы стать семьей. Могли бы, если бы он был честным с самого начала.
— Ого, какая большая! — восхищалась Лиза, разглядывая фотографию щуки. — А она живая была?
— Конечно живая. Я ее поймал, сфотографировал и отпустил.
— Зачем отпустил? Можно же было суп сварить.
— А зачем убивать, если можно просто полюбоваться и отпустить?
Марина встала и начала убирать со стола. Символично получается — поймал, полюбовался, отпустил. Только она не рыба, чтобы снова клюнуть на крючок.
— Лиз, иди спать, — сказала она мягко, но твердо.
— Мам, ну еще чуть-чуть...
— Лизонька, мама права, — поддержал Дмитрий. — Завтра в школу вставать рано.
Девочка поцеловала мать, помахала Дмитрию и убежала в свою комнату. Марина проводила ее взглядом и снова села за стол. Теперь им предстоял самый сложный разговор.
— Она по тебе скучала, — сказала Марина тихо.
— А ты?
— А я пыталась забыть.
— Получилось?
— Нет.
Дмитрий протянул руку через стол, но Марина отодвинулась.
— Марин, я все решил. Подал документы на развод через суд. Алена съехала — окончательно и бесповоротно. Снимает квартиру в другом районе.
— Когда?
— Неделю назад.
— И почему ты мне не позвонил сразу?
— Боялся, что не поверишь. Хотел все окончательно уладить, а потом прийти с чистыми руками.
Марина смотрела в его глаза и пыталась понять — правду он говорит или снова пытается выкрутиться. Дмитрий был обаятельным мужчиной, умел красиво говорить, но она уже один раз поверила на слово.
— У тебя есть документы? Справки? Что-то, что подтверждает твои слова?
— Есть, — он достал из кармана сложенные листы. — Вот заявление о расторжении брака, вот расписка Алены о том, что она отказывается от претензий на квартиру. А это — договор аренды на ее новое жилье.
Марина взяла документы, пробежала глазами. Все выглядело официально и серьезно. Дата подачи заявления — десять дней назад. Расписка подписана неделю назад.
— Зачем ты это делаешь? — спросила она, откладывая бумаги.
— Что — это?
— Ну все это. Развод, документы, приход с ромашками. Зачем?
Дмитрий помолчал, потом медленно сказал:
— Потому что понял: без тебя я не живу, а существую. Потому что за эти три недели пересмотрел всю свою жизнь и понял — все, что я делал раньше, было неправильно. Потому что хочу просыпаться рядом с тобой и знать, что у меня есть семья. Настоящая семья.
— У тебя была семья. Двенадцать лет.
— Была видимость семьи. Мы с Аленой давно жили как соседи. Спали в разных комнатах, почти не разговаривали, встречались только за завтраком. А с тобой я снова почувствовал себя живым.
— Тогда почему не сказал правду сразу?
— Потому что дурак. Потому что привык все усложнять. Потому что боялся потерять то, что только начал обретать.
Марина встала и подошла к окну. На улице стемнело, в окнах соседних домов зажигались огни. Где-то там люди ужинали, смотрели телевизор, укладывали детей спать. Обычная жизнь, простая и понятная. А у нее — вечные сомнения, переживания, попытки угадать, что правда, а что — красивые слова.
— Марин, — он подошел сзади, но не прикоснулся. — Я понимаю, что доверие нужно заслужить заново. Понимаю, что ты можешь сказать мне идти домой и больше не появляться. Но я прошу тебя — дай мне шанс все исправить.
— Как?
— Не знаю. Скажи, что я должен сделать, и я сделаю.
Марина обернулась. Он стоял в метре от нее, и в его глазах была такая надежда, что сердце заныло от жалости. К нему или к себе — она не знала.
— Дим, понимаешь, в чем дело? Я же не девочка. Мне тридцать восемь лет, у меня ребенок. Я не могу позволить себе играть в отношения. Мне нужна стабильность, честность, уверенность в завтрашнем дне.
— Я это понял. Наконец понял.
— А если через месяц появится еще одна бывшая? Или выяснится, что у тебя есть дети от первого брака? Или еще какая-нибудь тайна всплывет?
— Больше никаких тайн нет. Клянусь.
— Клятвы ты уже давал.
Дмитрий сел на подоконник рядом с ней:
— Марин, а что если мы начнем все сначала? Совсем сначала. Я познакомлюсь с тобой заново, расскажу всю правду о себе — без утайки. Мы будем встречаться, как положено, — я буду приходить, звонить, ухаживать. А ты решишь, стоит ли мне доверять.
— Зачем такие сложности?
— Потому что хочу доказать, что я изменился. Что понял свои ошибки и больше их не повторю.
Марина смотрела на ромашки в вазе. Простые полевые цветы, но пахли летом, детством, простым счастьем. Может быть, стоит попробовать? Может быть, люди действительно могут меняться?
— А если не получится? — спросила она. — Если окажется, что мы слишком разные или что доверие не восстановить?
— Тогда я отступлю. Честно отступлю и не буду тебя больше беспокоить.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Они помолчали. Где-то капал кран, тикали часы на стене, за окном проехала машина. Самые обычные звуки, но почему-то казались очень важными — как саундтрек к моменту, который может изменить все.
— Хорошо, — сказала наконец Марина. — Попробуем. Но с условиями.
— Какими?
— Никакой лжи. Даже мелкой, даже из лучших побуждений. Никаких недомолвок и утайки. Если я спрошу — отвечаешь честно, даже если правда неприятная.
— Согласен.
— Не торопи события. Мне нужно время, чтобы снова тебе поверить.
— Понимаю.
— И еще. Если решишь, что это слишком сложно или долго — скажи прямо. Не исчезай просто так, не переставай отвечать на звонки. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
— Скажу. Обязательно скажу.
Марина кивнула и протянула ему руку:
— Тогда давайте знакомиться. Меня зовут Марина, мне тридцать восемь лет, я бухгалтер, воспитываю дочку одна и очень люблю полевые цветы.
Дмитрий пожал ее руку и улыбнулся — первый раз искренне улыбнулся за весь вечер:
— Дмитрий, сорок два года, программист, недавно развелся после двенадцатилетнего брака, живу один и готов на все, чтобы завоевать сердце прекрасной женщины по имени Марина.
— Посмотрим, — она улыбнулась в ответ. — Посмотрим, на что ты готов.
Он ушел поздно, когда Лиза уже спала. Марина проводила его до двери, и он не попытался поцеловать ее на прощание — только пожал руку, как при знакомстве.
— Можно я позвоню завтра? — спросил он, надевая куртку.
— Можно. Но не рано. После девяти.
— После девяти. Записал.
Марина закрыла за ним дверь и прислонилась к ней спиной. В груди что-то трепетало — то ли надежда, то ли страх. А может быть, и то, и другое одновременно. Она подошла к ромашкам, вдохнула их аромат и подумала: а вдруг получится? Вдруг люди действительно способны меняться, а любовь — давать второй шанс?
Время покажет. У них теперь есть время — не торопиться, не спешить, а просто узнавать друг друга заново. Как будто они встретились впервые, как будто прошлых ошибок не было. Чистый лист, новая история.
И пусть она начинается с простых полевых ромашек и искренних извинений. Иногда самые важные вещи начинаются именно так — просто и без пафоса, с желания исправить то, что когда-то пошло не так.